Подвиги Геракла. После похорон (сборник) - Кристи Агата - Страница 60

– Как это все мило! – Кора даже не пыталась скрыть своих чувств. – Надо же, доход! И сколько же?

– Я… э-э… затрудняюсь сейчас ответить на ваш вопрос. Налоги на наследство в настоящее время очень значительны…

– Ну хоть предположить-то вы можете?

Мистер Энтвисл понял, что вдову художника необходимо чем-то успокоить.

– Вероятно, где-то между тремя и четырьмя тысячами фунтов в год.

– Боже мой! – воскликнула Кора. – Я поеду на Капри.

– Как мило и щедро со стороны Ричарда, – тихо произнесла Хелен Эбернети. – Я высоко ценю его отношение ко мне.

– Вы ему очень нравились, – заметил мистер Энтвисл. – Лео был его любимым братом, а ваши визиты сюда после смерти Лео всегда очень высоко им ценились.

– Жаль, что я не поняла, насколько тяжело был болен Ричард, – с сожалением сказала Хелен. – Я ведь приезжала к нему незадолго до его смерти, но, хотя и знала, что он болен, не думала, что все это так серьезно.

– Болезнь действительно была тяжелой, – заверил ее адвокат, – но Ричард не хотел, чтобы об этом говорили, и я не думаю, чтобы кто-нибудь из нас ожидал настолько скорого конца. Я знаю, что доктор был очень удивлен этим обстоятельством.

– «Скоропостижно, в своем поместье» – именно так написали газеты, – процитировала миссис Ланскене. – Я тогда еще сильно удивилась.

– Для всех нас это стало настоящим шоком, – сказала Мод Эбернети. – И невероятно расстроило бедняжку Тимоти. Он все повторял: «Так внезапно… Так внезапно…»

– Однако замяли вы все это очень здорово, не так ли? – спросила Кора.

Все уставились на нее, и она слегка покраснела.

– Я думаю, что вы правы. Абсолютно правы… – торопливо заговорила женщина. – То есть я хочу сказать, что публичность в этом случае ничего никому не дала бы. Ведь для всех это так неудобно… за пределы семьи это ни в коем случае не должно было выйти.

На лицах людей, обвернувшихся к ней, было написано полнейшее недоумение.

– Вы знаете, Кора, боюсь, что я вас совершенно не понимаю, – произнес, наклонившись к ней, мистер Энтвисл.

В глазах миссис Ланскене, которыми она осмотрела присутствовавших, было неприкрытое изумление. Птичьим движением наклонив голову к плечу, женщина спросила:

– Но ведь его же убили, нет?

Глава 3

I

Сидя в углу купе первого класса в поезде, направлявшемся в Лондон, мистер Энтвисл еще раз вернулся к этому невероятному заявлению Коры Ланскене. Естественно, она была очень неуравновешенной и удивительно глупой женщиной; кроме того, еще когда она была девочкой, за ней замечалась эта неудобная манера, в которой она ни с того ни с сего вдруг ляпала никому не нужную правду. Хотя как раз правду юрист не имел в виду – это было совершенно неправильное слово. Лучше сказать, неудобные заявления.

Мысленно пожилой адвокат еще раз вернулся к тому, что произошло непосредственно после этого высказывания. Взгляд множества глаз, которые смотрели на миссис Ланскене с удивлением и осуждением, заставил ее наконец понять всю чудовищность того, что она только что сказала.

– Но послушай, Кора!.. – воскликнула Мод.

– Моя дорогая тетушка… – произнес Джордж.

– Что вы имеете в виду? – послышался еще чей-то голос.

И Кора Ланскене, сконфуженная и раздавленная чудовищностью сказанного, разразилась быстрой тирадой:

– Простите меня… я совсем не хотела… Боже, как глупо с моей стороны! Но мне показалось, из того, что он сказал… Нет, я понимаю, что всё в порядке, но его смерть была такой неожиданной… прошу вас, забудьте, что я вообще что-нибудь сказала! – я знаю, что всегда говорю что-то не то.

После этого мгновенная неловкость исчезла и все занялись практическим обсуждением того, что делать с вещами недавно ушедшего Ричарда Эбернети. Мистер Энтвисл сообщил, что дом и его содержимое будут выставлены на продажу.

Неуместное замечание Коры было забыто. В конце концов, эта женщина всегда была если и не ненормальной, то невероятно наивной. Она никогда не задумывалась над тем, где и что следует говорить. Когда вам девятнадцать, это не имеет большого значения, и манеры enfant terrible[38] в этом возрасте уместны; но вот enfant terrible в возрасте пятидесяти лет – зрелище, без сомнения, приводящее в замешательство. Ляпать никому не нужную правду…

Неожиданно мысли мистера Энтвисла резко затормозили. Это неудобное слово приходило ему на ум уже во второй раз. Правда. А почему оно так его волновало? Потому что именно это слово всегда лежало в основе смятения, которое вызывали неожиданные высказывания Коры. Все это было из-за того, что ее наивные высказывания были или правдой, или в них содержалось нечто очень на нее похожее! Вот что так всех всегда смущало.

И хотя полная женщина сорока девяти лет мало напоминала мистеру Энтвислу неуклюжего подростка давно прошедших дней, манеры у Коры остались все те же: птичье движение головой, перед тем как произнести какую-нибудь очередную чудовищную фразу, и вид абсолютного самоудовлетворения после того, как фраза произнесена. Именно таким образом она однажды высказалась по поводу фигуры кухонной служанки:

– Молли с трудом подходит к кухонному столу, так торчит ее живот. Он стал таким за последнюю пару месяцев. Интересно, почему она так толстеет?

Коре немедленно приказали замолчать. Домашнее хозяйство Эбернети велось во вполне викторианском духе – на следующий день кухонная служанка исчезла из вида. А после короткого расследования второму садовнику было велено вернуть ей статус честной женщины, для чего ему был подарен небольшой коттедж.

Далекие воспоминания – но в них есть рациональное зерно…

Мистер Энтвисл решил более тщательно обдумать причины своего беспокойства. Что же было в странных словах Коры такого, что продолжает мучить его подсознание? Наконец он выделил две фразы: «Я подумала, из того, что он сказал» и «Его смерть была такой неожиданной…».

Сначала адвокат проанализировал последнюю фразу. Действительно, о смерти Ричарда можно было сказать, что она была внезапной. Мистер Энтвисл обсуждал состояние его здоровья и с самим Ричардом, и с его врачом. Доктор прямо сказал, что на долгую жизнь мистеру Эбернети рассчитывать не приходится. Если он будет за собой следить, то протянет еще года два или три; может быть – чуть дольше, но это маловероятно. В любом случае медик ожидал несчастья в ближайшем будущем.

Что же – доктор ошибся, но врачи сами всегда признавали, что не могут точно предсказать реакцию пациента на заболевание. Бывает, что больные, от которых все отказались, внезапно выздоравливают, а те, кто уже стоит на пути к выздоровлению, вдруг умирают. Слишком многое зависит, помимо всего прочего, от желания пациента бороться. От его внутреннего желания жить. А Ричард Эбернети, будучи сильным и здоровым мужчиной, не имел этого желания.

За шесть месяцев до его смерти его единственный оставшийся в живых сын, Мортимер, заразился полиомиелитом и сгорел за неделю. Его смерть была настоящим шоком, в значительной степени усиленным тем фактом, что молодой человек сам по себе был сильным и жизнелюбивым человеком. Любитель спорта, он и сам был настоящим атлетом, и относился к тем людям, о которых обычно говорят, что они в жизни не болели ни одного дня. Он вот-вот должен был обручиться с очаровательной девушкой, и все мысли Ричарда о будущем были связаны с этим его обожаемым и очень достойным сыном. Но вместо этого случилась трагедия…

Теперь, помимо личной потери, в будущем у Ричарда не осталось ничего, что могло бы поддержать его интерес к жизни. Один из его сыновей умер в младенчестве, а второй – не оставив потомства. У Ричарда Эбернети не было внуков – он был последним носителем имени, при этом обладал большим состоянием и имел обширные деловые интересы, которые все еще до некоторой степени контролировал. И кто же унаследует это его состояние и его деловые интересы?