Сжигая мосты (СИ) - "crazy-mum" - Страница 102

Стоит ли упоминать, что в ту ночь мне никак не удавалось уснуть. Мрачные мысли безысходности путались с новыми ощущениями, которые заполняли мою телесную оболочку, напоминая тем самым, что я ещё способен чувствовать. Я никогда раньше не задумывался над тем, как человек может перестать бороться за свою любовь только потому, что желает счастья объекту своих грёз. Мне, законченному эгоисту, подобная жертвенность казалась никчёмной, никому не нужной и глупой. Когда-то я сделал всё, чтобы добиться своего, добиться Беллы, потому что любил её. Мне повезло, она отвечала мне взаимностью, но даже несмотря на это всегда нашёлся бы кто-то, кто хотел её так же, как и я. Мне никогда бы не пришла в голову мысль о том, что Белле с кем-то другим будет лучше, что с кем-то она может быть более счастливой. Я был молод, думал только о себе и собственнически относился к Белле, поэтому ни разу даже не помыслил о том, чтобы оставить попытки влюбить её в себя.

Вероятно, подобные чувства сгубили наш брак, мы играли в одни ворота, как оказалось, в мои ворота. Я всё делал неправильно, руководствуясь лишь своими собственными желаниями и действуя только по указанию своего эгоизма, но теперь всё изменилось, и я ясно осознавал, каким напыщенным индюком я был тогда.

Теперь, после всего, что мне пришлось пережить, что я сделал со своей жизнью и жизнью Беллы, я понимал, что хочу счастья своей бывшей жене. И это были не показательные желания, я не пытался строить из себя добродетельного святого, жертвуя своими желаниями на публику, нет, публики не было, и я искренне был убеждён, что Белла достойна счастья и что я хотел бы этого. Меня убивало лишь одно – я осознавал, что слишком поздно это понял и что, возможно, не понял бы совсем, если бы на моём пути не встретилась Таня.

Моё мировоззрение перевернулось настолько, что я стоически терпел всю ту боль, скопившуюся в моей душе и вырывающуюся теперь на поверхность. Быть уверенным, что ты любишь свою бывшую жену и что она никогда не будет счастлива с тобой – это ядрёная смесь неопровержимых разумом убеждений, которая заливала своей кислотой мой мозг. Самым отвратительным для меня в тот момент было то, что я не мог ничего предпринять, чтобы что-то изменить. Нет, не так. Я мог предпринять, но не имел на это право, не имел права снова диктовать Белле свои условия, не имел права подчиняться своему эгоизму, не имел право рушить её жизнь.

Я чувствовал себя жалким потому, что мои руки были связаны желанием счастья бывшей жене. Это ощущение, наверное, походило на то, когда тебя запирают в тёмной комнате и ты теряешься в пространстве, но после нескольких часов подобных пыток твоему взору представляется мизерный луч света и ты рвёшься в его сторону, но не можешь даже шевельнуться, будучи привязанным за шею к стене. Ты смиряешься со своей участью и всё, что тебе остаётся, это жалеть себя и любоваться искрой солнечного света, пока та ещё находится в поле твоего зрения. Мне оставалось лишь одно – не мешать Белле, и я старался придерживаться подобной линии поведения.

У меня оставалась моя дочь, моя любимая маленькая дочь, и я решил во что бы то ни стало вернуть её расположение ко мне. Возможно, где-то в подсознании, глубоко, проскальзывала едкая мыслишка, что увидев, как я сблизился с Ренесми, Белла сможет немного мягче ко мне относиться, ну или во всяком случае, перестанет ненавидеть. Пожалуй, всё, на что я мог надеяться и рассчитывать – это ровное отношение со стороны Беллы, без каких-либо проявлений чувств или эмоций.

Едва дождавшись восьми утра, я набрал номер своей бывшей жены, ощущая лёгкое волнение от предвкушения услышать её голос. Однако она была груба и злилась на меня, но это всё равно было лучше, чем равнодушие, во всяком случае, для меня.

Я старался говорить вежливо, ненароком вспоминая, как вёл себя в первое время после развода, и мне стало тошно от осознания того, сколько боли я причинил этой хрупкой женщине, которую люблю.

Ренесми встретила меня настороженно и первые полчаса не приближалась ко мне, но я очень старался, чтобы заинтересовать её и вовлечь в игру. Пока я был в Китае, я прочёл несколько книг по психологии детей и из кожи вон лез, чтобы применить все советы на практике. Какого же было моё удивление, когда я понял, что эти советы действительно работают. Дочь уже более спокойно общалась со мной, а я ощущал неимоверный подъём душевного настроения.

Под конец воскресенья я уже не чувствовал, что мы с Ренесми чужие люди. Она улыбалась мне, а я радовался её улыбке и чувствовал, как когда-то привычная теплота заливает своей мощной волной моё сердце. Я настолько погрузился в эти ощущения, что поставил себе цель – вернуть любовь своей дочери во что бы то ни стало, потому что я остро нуждался в её любви, нуждался, как никогда раньше.

Я осторожно, не спеша вновь завоёвывал когда-то потерянное к себе доверие дочери и радовался, как ребёнок, когда результаты моих стараний становились всё более заметными. Малышка с энтузиазмом отвечала на мои звонки из Сиэтла, и мы с воодушевлением обсуждали планы на следующую субботу.

Я бы соврал себе, если бы сказал, что не хотел снова увидеть Беллу. Мне приходилось постоянно напоминать себе, что нужно прекратить мечтать о ней и отпустить ситуацию ради её же блага, но я не мог отказать себе в маленькой порции внутренней радости просто увидеть Беллу и перекинуться с ней несколькими словами, ничего не значащими словами.

В назначенную субботу Ренесми встретила меня тепло и с улыбкой, а я искренне радовался такой встрече. Пробираясь в гостиную дома Свон, я как последний идиот ощущал глупое волнение от предвкушения встречи с Беллой. Это звучало глупо даже в мыслях, но я уже не мог игнорировать тот факт, что заново влюбился в женщину, которая уже когда-то принадлежала мне. Пусть кто-то скажет, что подобное невозможно, я первым плюну ему в лицо, потому что я был живым доказательством сей теории.

Я мог бы долго спрашивать себя, что заставило мои всегда живые чувства к Белле удесятериться теперь, но я вряд ли бы смог дать определённый ответ. Белла была уже не той скромной и вечно стесняющейся девчушкой с милым румянцем на щёках, влюбившей меня в себя в школьные годы, она была уверенной, сексуальной, успешной и целеустремлённой. Но ведь и я уже давно не тот школьник, романтичный и верящий, что добро непременно победит зло. Да, после пережитого мной в Китае, я избавился от цинизма и вновь поверил во что-то светлое и настоящее, и это даже было забавно осознавать, что мы с Беллой в некотором роде поменялись местами. Она играла мою роль, роль занятого человека, стремящегося к заработку и самоутверждению, я же уже понял, что никакие заработанные деньги не смогут заменить любовь родных людей, заменить то тепло, которое поддерживает жизнь, подпитывает смысл нашего существования. Белла, судя по всему, всегда это знала, но теперь пошла по проторённому мной пути, и я отлично понимал причины её поведения.

Теперь же, видя её такой, жёсткой, уверенной в том, чего именно она хочет от жизни, сосредоточенной за работой на компьютере, я всё больше чувствовал, насколько она отдалилась от меня, но в то же время я не мог не восхищаться ею, не мог не гордиться и не мог не хотеть. Эта холодность в словах, жестах, в поведении только добавляли к моему костру агонии потерянной любви сухих веток и распаляли его до небес, настолько жарко мне становилось в её присутствии.

Никто не догадался бы, сколько усилий я прикладывал, чтобы не выдать своих чувств, чтобы держаться вежливо и сдержанно, проглатывая её общение со мной сквозь зубы и зная наверняка, что я заслужил ещё худшего обращения. Контролируя свои эмоции, пряча их за бетонной стеной безразличия, я пытался сохранить самого себя и буквально бил себя по рукам, чтобы не наброситься на свою бывшую жену с просьбой выслушать меня. Я знал наверняка, что подобное поведение – удел слабаков и бесхарактерных людей, что втаптывать свою гордость в грязь не лучший способ завоевания женщины, но ведь я и не хотел её завоёвывать, мне просто нужно было знать, что она меня хоть когда-нибудь простит. Хотя начать стоило с прощения самого себя.