Осторожно, женское фэнтези. Книга 1 (СИ) - Шевченко Ирина - Страница 56

— Значит, вы больше не считаете меня взбалмошной дурочкой? — я схватила его за руку и попыталась заглянуть в глаза.

— Дурочкой, мисс Аштон, я вас никогда не считал.

Этого хватило, чтобы стряхнуть прилипчивую паутину сна.

— Я вернусь, — пообещала я. — Сейчас вернусь.

Сжала его ладонь, но вместо живого тепла почувствовала холод колючего песка, утекающего сквозь пальцы…

Нет! Несправедливо!

Я только нашла то, ради чего стоило возвратиться!

Вскочила на ноги, метнулась в одну сторону, в другую. Голая серая пустыня до самого горизонта, где серое небо сливается с такими же серыми дюнами. Ни намека на дорогу, которая вывела бы меня отсюда.

Пошла наобум. Но, сделав десяток шагов, опустилась опять на песок, придавленная нечеловеческой усталостью. Закрыла лицо руками…

Плакать? А смысл?

Вот если бы все же прилечь…

“Не спать!” — приказала я себе. Оливер говорил, спать нельзя. Это чертова пустыня навевает на меня сон. Хочет, чтобы я осталась тут навсегда.

Но я выберусь.

Посижу немного, передохну и пойду… куда-нибудь… Туда, где кончается серый песок и начинается магия. Это же промежуточный уровень на полпути к астралу, тут должна быть магия. Зримая и осязаемая, как сказал милорд ректор. И если я найду ее, узрю и осязну… осязю — тьфу ты! — пощупаю, то смогу вернуться назад, в лежащее на кушетке у леди Пенелопы тело. Мне туда очень надо, потому что рядом сидит на стуле мужчина моей мечты. У него уже ноги затекли, спина тоже, и практика завтра у старшекурсников, а он все равно сидит, волнуется. Знаю, что волнуется. Как же за меня не волноваться, когда я такая добрая и чуткая и совсем не дура?

Только немножечко еще посижу и пойду. Обязательно пойду…

Я понимала, что нужно что-то сделать, для начала — хотя бы встать на ноги и стряхнуть с себя дрему, но чем дольше об этом думала, убеждая себя в том, что у меня обязательно получится, тем меньше оставалось желания что- либо предпринимать.

Зачем, если можно сидеть, укутавшись густой обволакивающей тишиной, и ждать, пока все разрешится само собой? Иначе ведь и быть не может. Меня обязательно найдут. Оливер… Оливер придет, обнимет за плечи. Его голос прогонит сон, и я открою засыпанные колючим песком глаза, улыбнусь ему… И он улыбнется…

Улыбка у него потрясающая. Не только потому, что делает его еще притягательнее. Потому что настоящая. Когда не только губы улыбаются, но и глаза… Глаза светятся. Черные абсолютно, но светятся. Лучики мелких морщинок разбегаются в разные стороны… Но это ерунда. Подумаешь, морщинки. Зато так тепло становится… Даже в этой пустыне можно согреться одной его улыбкой…

Вспомнив Оливера, я вспомнила, что должна идти.

С трудом разлепила глаза и поднялась.

Сделала шаг. Нога по колено провалилась в песок.

Еще шаг, и вторая увязла.

Пустыня не хотела меня отпускать, но я не собиралась сдаваться.

С силой выдергивая ноги из песчаной ловушки и снова проваливаясь, прошла за пять минут метров пять. Подумала, что до горизонта такими темпами доберусь к концу года, но не остановилась…

Меня остановили.

Сделав очередной шаг, я почувствовала, что нога проваливается глубже обычного, но отступить не успела.

“Ну и ладно”, - подумала почти без сожалений. Задержала дыхание, зажмурилась…

…и с удивлением поняла, что стою на ровном твердом полу.

Открыла глаза, но ничего не увидела.

Вместо серой пустыни вокруг меня была темнота. Такая плотная, такая… знакомая…

И луч света — только не сверху, а снизу, как будто кто-то открыл в полу люк.

Я осторожно приблизилась к источнику света.

Точно — люк!

А внизу…

Дыхание перехватило, когда наклонившись над отверстием в полу, я увидела знакомую лестницу на чердак, кусочек выложенного грязной плиткой пола, деревянные перила и уходящие вниз ступеньки.

— Опять? — сердито прошелестел голос из темноты.

Стремительный порыв ветра с грохотом захлопнул крышку люка и сбил меня с ног. Но удара о пол я не почувствовала — упала на что-то мягкое…

— Я же говорил, что вы выберетесь, — сказал сидящий рядом с кушеткой Оливер.

Лица его я не видела, хоть мы и находились уже не на промежуточном уровне: навернувшиеся на глаза слезы растворили мир вокруг.

Нет, я не выбралась. Я все еще здесь.

— Теперь можно поспать? — спросила держащего меня за руку мужчину.

— Нужно. Я должен буду уйти, но потом вернусь. Леди Пенелопа останется с вами, не волнуйтесь. Если хотите…

Я ничего не хотела — только чтобы он не отпускал моей руки, пока я не усну.

Не отпустил…

Пробуждение было менее приятным.

Причем дискомфорт я почувствовала задолго до того, как открыла глаза. Внутренности скрутило в узел, как во время поездки на скоростном лифте. Закололо в груди. Горло сдавил спазм.

Я глубоко вдохнула и попыталась сесть, но слабость и головокружение снова толкнули меня на кушетку.

— Занятно, — произнес надо мной хриплый голос, и я вздрогнула, узнав его обладателя. — Какие нынче барышни чувствительные. Как вы живы-то еще, эмпатичная вы наша?

— Вашими молитвами, — пробурчала я.

Собравшись с силами, села и отодвинулась на край кушетки, подальше от разглядывающего меня с любопытством доктора Грина.

Кто его позвал? Леди Пенелопа? Или Оливер решил проконсультироваться со специалистом?

Ни ректора, ни наставницы в комнате не наблюдалось, и этот факт меня не обрадовал.

— К вашей гиперчувствительности я непричастен, так что извинений не ждите, — заявил доктор. — Если ума не хватило определить источник негатива и держаться от него подальше, сами виноваты. За грубость, так и быть, простите. Но при вашем уровне эмпатии следовало бы понимать, когда человек не расположен к общению, и не навязываться со своим дурацким кофе.

Что?! Я навязывалась?

От негодования я не могла подобрать слов, чтобы высказать хаму, куда ему пойти со своим “так и быть, простите”.

— Дышите ровнее, мисс Аштон, — посоветовал он деловито. — Можете считать про себя: раз, два — вдох, три, четыре — выдох. Это помогает. Других рекомендаций пока не дам. Случай сложный, а заниматься мне им некогда, тем паче милорд Райхон просил не вмешиваться. У него свои методы, у меня — свои, и смешивать их не стоит. Скажу только, что чувствительность у вас, скорее всего, лишь на те виды магического воздействия, которые связаны с отдачей жизненной энергии. Так что к некромантам и целителям, когда те работают, лучше не приближаться. Я предупрежу леди Райс, что ваше присутствие в лечебнице — плохая идея. Или же пусть держит вас в своем кабинете и берет с собой только в тех случаях, когда не планируется использование целительской магии выше третьего уровня.

— Милорд Райхон говорил, до четвертого можно, — осмелилась вставить я. Исключительно, чтобы не соглашаться с Грином.

— Милорду Райхону, конечно, виднее, — скривился тот. — Но если планируете постоянно проваливаться на подуровень в критические моменты и задерживаться там, как в этот раз, дольше, чем на пять минут, оформите на всякий случай завещание. Единственный человек, которого я знал, из тех, что увлекались работой в подпространстве, умер в возрасте двадцати семи лет от кровоизлияния в мозг. Это так, к сведению.

— Мне двадцать.

— И жизнь уже наскучила? — спросил доктор резко. — Что вы пререкаетесь все время?

— Я…

— Понятно, — Грин сцепил пальцы в замок и вывернул с мерзким хрустом. — Вы постоянно это чувствуете, когда я рядом?

— Нет.

— Не врать. В глаза смотрите.

Не желая этого, но и не в силах сопротивляться приказу, я подчинилась. Это было как в тот раз, в его кабинете, когда Грин сказал, что со мной что-то не так: меня буквально парализовало его волей. И страх — сейчас я понимала, что это реакция на примененные ко мне чары, но понимание не заставило меньше бояться этого человека.

— Чувствуете, — вывел он, первым отводя взгляд. — Странно, я думал, связь удалось стабилизировать до третьего… Ладно. Тогда вот вам поправка к рекомендациям: не приближайтесь к некромантам и целителям, когда они используют магию выше… пусть будет, четвертого уровня, и не приближайтесь ко мне вообще. Это не критично, но нервы себе сбережете. И мне тоже. И вот еще, — Грин взял со стола какую-то книгу и, не подходя, словно сам уже решил держаться от меня подальше, бросил ее на кушетку рядом со мной. — В качестве извинений за причиненные неудобства и… вроде как благодарность за ваш дрянной кофе.