Кабинет диковин - Чайлд Линкольн - Страница 33

– Сью, помогите мне ее перевернуть, – сказал Даусон и возвратил блокнот на место.

Они перевернули тело, обнажив спину. Сестра судорожно вздохнула и поспешно отошла в сторону.

– Создается впечатление, что она скончалась на операционном столе, – изумленно произнес патологоанатом. – Во время удаления злокачественной опухоли на позвоночнике.

Опять они там внизу что-то начудили. Только на прошлой неделе ему дважды присылали трупы, перепутав при этом сопровождающие бумаги. Но, взглянув еще раз, Даусон понял, что травмы нанесены не в больнице. Об этом говорили земля и листья, прилипшие к краям огромной раны, захватывающей поясничный и крестцовый отделы позвоночника.

Здесь было что-то странное и пугающее. Очень странное и очень пугающее.

Доктор склонился над трупом и принялся диктовать описание раны, стараясь при этом ничем не выдать своего изумления:

– Даже при поверхностном наблюдении характер ранений совершенно не походит на случайные удары ножом или разрезы, о которых говорится в полицейском протоколе. Рана имеет вид... вид рассечения. Надрез – если это считать надрезом – начинается примерно в десяти дюймах ниже лопатки, или в семи дюймах выше линии талии. Создается впечатление, что иссечена вся нижняя часть позвоночника, начиная от первого позвонка и вплоть до крестца.

Услышав эти слова, специальный агент ФБР поднял глаза на патологоанатома.

– Иссечение включает в себя и самую нижнюю часть ствола спинного мозга. – Даусон склонился еще ниже и бросил: – Сестра, очистите рану, пожалуйста.

Девушка протерла края разреза губкой. После этого в прозекторской наступила тишина, которую нарушал лишь стрекот видеокамеры да шорох листьев и мелких веток, перемещающихся по дренажной системе прозекторского стола.

– Спинной мозг, или, точнее, вся его нижняя часть, включая нервный узел «конский хвост», отсутствует. Она была изъята. На периферии рассечения имеются расширения и присутствуют поперечные надрезы. Сестра, проведите спринцевание раны между первым и пятым позвонками.

Сестра послушно промыла требуемый участок.

– При иссечении вокруг раны была частично снята кожа, а подкожная ткань и прилегающие к позвоночнику мышцы раздвинуты. Для этой цели прозектор, видимо, использовал самофиксирующиеся зажимы. В нескольких местах заметны их следы. – Доктор показал на некоторые участки раны, чтобы видеокамера могла их лучше зафиксировать. – Остистые отростки иссечены. Что касается твердой мозговой оболочки, то она сохранилась. Однако в ней от первого позвонка до крестца имеется продольный надрез, который позволил изъять спинной мозг. Создается впечатление, что резекция была произведена... весьма профессионально. Сестра, бинокуляр, пожалуйста.

Сестра подкатила к прозекторскому столу микроскоп, и Даусон быстро исследовал остистые отростки.

– Похоже на то, что для извлечения ствола мозга из твердой мозговой оболочки применялись специальные щипцы.

Доктор выпрямился и провел затянутой в резину ладонью по лбу. Все это совсем не походило на стандартное вскрытие, которое проводится в обычном морге. Это скорее было похоже на упражнение продвинутых студентов-нейрохирургов при изучении анатомии спинного мозга. Патологоанатом вспомнил о присутствии агента ФБР Пендергаста и поднял на него глаза, чтобы увидеть его реакцию. Ему не раз доводилось быть свидетелем шока у людей, присутствовавших при вскрытии. Но такого выражения лица, как у агента, доктор Даусон никогда не видел. Пендергаст не испытывал шока. Он был просто мрачен. Мрачен, как сама смерть.

– Доктор, вы позволите мне задать вам несколько вопросов?

Даусон в ответ молча кивнул.

– Явилась ли причиной смерти данная резекция?

Вопрос для доктора прозвучал неожиданно, поскольку он об этом не задумывался.

– Если субъект во время операции был жив, то да – операция могла стать причиной смерти. – Представив подобную возможность, патологоанатом непроизвольно содрогнулся.

– В какой момент должна была наступить смерть?

– Как только был сделан разрез твердой мозговой оболочки, произошло истечение спинномозговой жидкости. Одно это могло послужить причиной смерти.

Он снова изучил рану. Судя по всему, операция вызвала массивное венозное кровотечение, и некоторые кровеносные сосуды были пережаты. Это говорило о прижизненном характере травмы. Но в то же время тот, кто делал операцию, не обходил вены, как поступил бы любой хирург, работая на живом пациенте, а просто их рассекал. Операция, бесспорно, проводилась с большим искусством, но в то же время крайне торопливо.

– Большое число вен рассечено, и только на самые крупные – кровотечение из которых могло помешать операции – были поставлены зажимы. Субъект мог скончаться от потери крови еще до вскрытия твердой мозговой оболочки. Это зависело от того, насколько быстро этот... эта личность работала.

– Но был ли субъект жив в начале операции?

– Полагаю, что был, – ответил Даусон, глотая слюну. – Однако позже не предпринималось никаких усилий, чтобы субъект оставался живым до конца резекции.

– Скажите, для того чтобы установить, применялись ли транквилизаторы, видимо, надо будет провести анализ крови и тканей. Не так ли?

– Это стандартная процедура, – кивнул доктор.

– Насколько профессионально, по вашему мнению, была проведена операция?

Доктор не ответил, так как пытался привести в порядок мысли. Это дело таит в себе потенциальные неприятности. В настоящее время они хотят как можно дольше не поднимать шума, чтобы избежать радаров нью-йоркской прессы. Но все, как всегда, выйдет наружу, и сразу же объявится куча типов, которые примутся ставить под сомнение все его действия. Надо кончать со спешкой. Теперь он будет делать все по инструкции – шаг за шагом. Это вовсе не спонтанное убийство, как доложила полиция. Слава Богу, что он сразу не приступил к вскрытию. Впору поблагодарить этого агента.

Повернувшись к сестре, он распорядился:

– Пригласите Джонса подняться сюда с широкоугольной камерой и с фотокамерой для бинокулярного микроскопа. Кроме того, я хочу, чтобы в работе участвовал еще один судмедэксперт. Кого мы можем вызвать?

– Доктора Лофтона.

– Он мне потребуется через полчаса. Нужна консультация одного из наших нейрохирургов. А именно доктора Фельдмана. Доставьте его сюда как можно скорее.

– Хорошо, доктор.

Затем он повернулся к Пендергасту:

– Боюсь, что я не могу вам позволить оставаться здесь без формального письменного разрешения.

К немалому его изумлению, агент протестовать не стал.

– Понимаю, доктор. Полагаю, что вскрытие в надежных руках. Лично я видел вполне достаточно.

«Я тоже», – подумал Даусон. Теперь он не сомневался в том, что резекцию проводил профессиональный хирург. И от этой мысли ему стало не по себе.

О'Шонесси стоял у автомата в комнате отдыха и размышлял, не купить ли чашечку кофе. В конце концов он эту идею отверг. Ирландец был изрядно смущен. Он, циничный и прожженный нью-йоркский коп, оказался слабаком. Еще чуть-чуть, и все съеденные им булочки оказались бы на полу прозекторской. Вид этой бедной обнаженной девочки на столе... Посиневшей и покрытой грязью. Юное, слегка опухшее лицо... Листья и ветки в волосах... Он снова содрогнулся, припомнив эту картину.

Кроме того, в нем кипела злость к тому, кто это сделал. О'Шонесси никогда не занимался расследованием убийств и никогда к этому не стремился. Он терпеть не мог вида крови. Но его невестка жила в Оклахоме. И ей примерно столько же лет, сколько этой девочке. О'Шонесси казалось, что теперь он готов выдержать все – лишь бы схватить убийцу.

Из стальных дверей словно призрак выскользнул Пендергаст. Агент ФБР едва удостоил полицейского взглядом, и О'Шонесси двинулся за ним следом. Они молча вышли из здания и так же молча влезли в машину.

Что-то явно привело Пендергаста в мрачное расположение духа. У парня часто менялось настроение, но таким угрюмым О'Шонесси его еще никогда не видел. Полицейский все еще не мог взять в толк, почему Пендергаст вдруг заинтересовался новым убийством, прервав расследование преступления девятнадцатого века. Но в данный момент спрашивать об этом не стоило.