Победа века - Коллектив авторов - Страница 10

К тому времени советские войска перешли государственную границу. И вот на польской земле, в маленьком городке, произошла эта долгожданная встреча…

После плена Иван Таранец с оружием в руках сражался против врага до самой победы.

Иван Степанович Таранец, демобилизовавшись через год после окончания войны, приехал на Урал и поступил работать в Уфалейский леспромхоз.

Долгое время Таранец ничего не знал о судьбе остальных участников обороны Брестской крепости. Лишь когда писатель Сергей Смирнов выступил по радио со своими очерками, героический подвиг бессмертного гарнизона раскрылся до конца. Взволнованный Иван Степанович послал Смирнову письмо, в котором рассказал о своем участии в обороне крепости, просил передать привет оставшимся в живых боевым товарищам.

Ответ пришел из Бреста. Оказалось, там организуется музей обороны Брестской крепости, и сотрудники его, которым писатель переслал письмо, просили Ивана Степановича заполнить анкету и выслать вместе с фотографией.

А вскоре И. С. Таранца вызвали в военкомат и вручили ему правительственную награду — орден Отечественной войны II степени.

Такова судьба одного из немногих оставшихся в живых участников героической обороны Бреста.

В. Черепанов

Тыловики в боевом строю. И. Сафронов

— Пути подвоза перерезаны, тылы прижаты к боевым порядкам, все запасы материальных средств на исходе — так я вынужден был доложить командующему армией 14 августа 1941 года.

— Значит, коммуникации стали короче, а подвозить по ним нечего, — выслушав меня, невесело усмехнулся генерал-лейтенант Смирнов.

Он был, как всегда, выдержан и хладнокровен, хотя причин для серьезной тревоги было предостаточно. Я уже знал, что гитлеровцы, продолжая наступление в южном направлении вдоль реки Ингулец, достигли станции Грейгово, а на одном участке даже вышли к восточному пригороду Николаева. Наш штаб находился в 25 километрах севернее этого города.

Ко всему тому, что мне было известно, Смирнов прибавил:

— Враг вышел в тыл 55-го стрелкового корпуса. В тяжелом положении и соседи — 9-я армия. Ей, как и нам, грозит окружение. Будем принимать меры.

Поразмыслив с минуту, он приказал все оставшиеся на армейских складах запасы выдать дивизиям и сообщил о том, что получено распоряжение: ударом на восток уничтожить прорвавшегося к Николаеву противника и выйти на левый берег реки Ингулец.

— Разрешите выполнять? — спросил я, но ответить Смирнов не успел. На пороге появился адъютант и доложил о том, что прибыл связной от командующего 9-й армией генерал-полковника Я. Т. Черевиченко…

Черевиченко направил своего представителя для решения вопросов взаимодействия. Смирнов, пригласив капитана к карте, выслушал предложения соседа, высказал некоторые свои соображения.

— Передайте, что из-за недостатка сил будем действовать ночью, — сказал он. — Так легче обмануть противника…

Когда капитан вышел, командующий снова обратился ко мне:

— На узком участке прорыва создадим группировку, в которую, наряду с боевыми подразделениями, войдут ваши тыловики… Одним словом, тыловые подразделения — в общий строй! — заключил он.

Я поспешил в управление тыла, чтобы отдать предварительные распоряжения.

Уже потом начальник штаба генерал Колпакчи рассказал мне, что в тот день для дезинформации противника относительно силы удара в эфир были переданы открытым текстом боевые распоряжения стрелковым корпусам, дивизиям и средствам усиления, количество и состав которых преднамеренно завышались.

Августовские ночи темны, хоть глаз выколи. По моему указанию точно в назначенный час были собраны в лесной балке тыловые части и подразделения. Я доложил об этом командующему.

— Автомобили развернуть в линию на поле, — распорядился он, — по сигналу атаки всем включить фары… Кое-где между машинами поставим танки, они откроют огонь. Пусть противник думает, что танков у нас много…

Он указал направление движения, разъяснил, как надо действовать при прорыве через боевые порядки врага.

Потянулись томительные минуты ожидания. Кругом стояла мертвая тишина. Даже ослабленная предыдущими боями армия представляла собой значительную силу, тысячи людей собрались на сравнительно небольшом участке местности, но маскировка соблюдалась тщательно.

И вот в небо взвилась красная ракета. Ударила артиллерия, заговорили пулеметы, открыли огонь танки. Темноту ночи разрезали трассирующие пули. Наши части рванулись вперед.

Ночная атака оказалась исключительно удачной. Гитлеровцы были ошеломлены, они, видимо, решили, что против них действуют значительно превосходящие силы. Реку Ингулец удалось форсировать в 20–30 километрах северо-восточнее Николаева и захватить на ее левом берегу три плацдарма, затем, продолжая продвижение, освободить станцию Грейгово и снять угрозу окружения. Однако обстановка продолжала оставаться сложной, и штаб фронта отдал распоряжение отойти на левый берег Днепра.

Непростое это дело — выход из боя и отход. Тыл армии насчитывал свыше тридцати различных складов, мастерских, госпиталей и других учреждений. Каждому нужно было указать маршрут движения, район новой дислокации, время прибытия в него. Двигаться же приходилось под постоянным воздействием противника. Бомбардировкам и обстрелам подвергались железнодорожные станции, особенно узловые, автодороги, мосты через реки.

Обстановка изменялась быстро и резко. Используя танковые и механизированные подразделения, враг глубоко вклинился в наши боевые порядки и мог в любое время перерезать пути отхода. Особое значение приобретала тщательная разведка маршрутов движения. Нередко командирам тыловых подразделений, начальникам служб управления тыла приходилось заниматься несвойственным им делом. Конечно, я выбирал для выполнения боевых заданий наиболее решительных, храбрых и инициативных командиров. Не раз посылал в разведку капитана И. В. Загребельного. Однажды поручил ему выдвинуться вперед по маршруту движения второго эшелона и выбрать удобное место для ночного отдыха.

Марш в тот день проходил на редкость спокойно, даже авиация противника почти не тревожила нас. Уже стемнело, когда мы стали приближаться к лесному массиву, выбранному для отдыха. И вдруг где-то вдали загудели вражеские бомбардировщики.

«Ничего, теперь, в темноте, нас обнаружить трудно», — подумал я.

Но не тут-то было. Из тянувшейся вдоль дороги лесной балки в небо взвились ракеты и вспыхнули над нашей колонной.

«Диверсанты-ракетчики, — понял я. — Дают целеуказание!»

Немедленно выслал небольшой отряд для их задержания, однако он уже не понадобился. Капитан Загребельный привел задержанного им диверсанта, переодетого в форму командира Красной Армии, и доложил:

— Я сначала не обратил на него особого внимания. Вижу, в стороне от дороги он кого-то или что-то вроде ищет. А как только колонна наша с ним поравнялась, он сразу в балку сиганул. Жаль, что ракеты успел пустить.

— Ничего, меры к маскировке уже приняты, вряд ли теперь нас найдут, — успокоил я.

И действительно. Гитлеровские бомбардировщики пролетели совсем близко, снизились, ожидая, очевидно, новых сигналов, но, так и не дождавшись наведения, удалились.

Многокилометровые марши изнуряли, да и легко ли отходить по родной земле, оставляя ее ненавистному врагу! Однако паники и пораженческих настроений в наших рядах не было и следа.

А ведь в тот период перед нами встала еще одна непредвиденная проблема: многие бойцы и командиры тыла стали подавать рапорты, требуя немедленно направить их на передовую, в боевые подразделения, где они могли бы с оружием в руках защищать Родину, бить захватчиков…

Каждый боец думал, что вот еще один, самый последний отход — и мы наконец остановим врага, погоним его вспять. С такими мыслями переправлялись мы на левый берег Днепра, где к исходу 23 августа армия заняла оборону на рубеже Никополь, Горностаевка. Штаб армии разместился в районе Большой Белозерки.