Скелеты в шкафу. Драматичная эволюция человека - Таттерсаль Иэн - Страница 14

Пилтдаунский инцидент ярко демонстрирует нам, что при рассмотрении любого научного (в том числе и антропологического) вопроса мы должны отказаться от своих предубеждений и пристрастных мнений. Но, что еще важнее, нам нужно разобраться, откуда они берутся. Если подобные убеждения сформировались в нашей жизни достаточно рано, мы можем даже не понимать, насколько они предвзяты, и считать их истиной по умолчанию. Мы уже увидели, что на заре палеоантропологии существовали разные взгляды на то, как работает эволюционный процесс и какие виды возникают под его влиянием. Первые знания, полученные нами в этой области, имеют огромное значение для толкования новых фактов. К сожалению, в палеоантропологии до сих пор существует тенденция игнорировать мудрый совет Гулда и многие практикующие ученые пытаются втиснуть новую информацию в уже существующие системы, в частности новые ископаемые останки в уже существующие виды.

Пилтдаунский человек преподает нам и еще один, практический, урок. Прочесав выбранный участок в поисках окаменелостей, команда палеоантропологов должна первым делом распределить свои находки по видам. Это не всегда так легко, как кажется на первый взгляд, а фрагментарные обломки костей (которых обычно большинство) лишь усложняют задачу. Останки мертвых животных редко остаются на одном месте достаточно долго, чтобы ветер или вода могли нанести на них толстый слой осадочный пород, который превратит кости в окаменелости на речном берегу или на дне озера. Даже если это происходит, обычно кости сохраняются в виде мелких осколков и кусочков, разломанных хищниками и падальщиками. Более того, если кость выходит наружу из горной породы из-за эрозии, на нее обрушивается сила стихий. Шансы на то, что удачливый антрополог заметит ее до того, как она полностью разрушится, довольно невелики.

Из-за влияния этих сложных процессов полные окаменелые скелеты находят крайне редко. Только в том случае, если кости одной особи обнаруживаются вместе (желательно в том положении, в котором они располагались при жизни), можно с уверенностью утверждать, что все они принадлежали этой особи, а представители ее вида имели такое же костное строение. Однако обычно останки одной особи находят в разных местах, часто на большом расстоянии друг от друга. В таком случае, а также если какие-то из костей сломаны или отсутствуют, их очень сложно соединить друг с другом. Две кости, обнаруженные рядом друг с другом, с гораздо большей вероятностью будут принадлежать разным видам, чем одной особи.

Суть в том, что, относя несколько костей, найденных в одном месте, к одному и тому же виду (не говоря уже об одной и той же особи), палеоантрополог действует наудачу. Именно так и произошло в Пилтдауне. Но, судя по всему, как ученые прошлого, так и современные палеоантропологи не стремятся усвоить этот урок. Унаследовав от Дарвина представление об эволюции как о постепенном процессе и принимая во внимание, что сегодня в мире существует лишь один вид гоминидов, они одержимы желанием воссоздать историю человечества, отследив развитие лишь данного вида. Это, в свою очередь, ограничивает их восприятие, и они спешат отнести все останки гоминидов, найденные в одном месте — или в одном часовом поясе, вне зависимости от географии, — к одному виду. От подобного подхода остается всего один шаг до вывода, что все останки гоминидов, обнаруженные в определенном регионе, должны считаться конспецифичными, если не будет доказано иное, ведь плотность их популяций была достаточно низкой и их кости редко встречаются среди других окаменелостей. В результате ни у кого не возникает сомнений в том, что окаменелые останки гоминидов, найденные в нескольких километрах друг от друга или различающиеся по возрасту на сотни тысяч лет, могут принадлежать одному и тому же виду — даже если под останками мы подразумеваем всего лишь кость пальца ноги и фрагмент челюсти.

Любой палеоантрополог вздрагивает, услышав слово «Пилтдаун». Им бы хотелось поскорее забыть об этом постыдном эпизоде из своей истории, но этого делать не следует. Пилтдаунский инцидент остается пускай и непризнанным, но очень важным моментом в истории палеоантропологии. Даже сейчас, 100 лет спустя, мы игнорируем его уроки на свой страх и риск.

Глава 3. Неандертальцы и человекообразные обезьяны

Пока в Великобритании и на континенте шли первые споры о том, какое место в истории человеческой эволюции может занимать питекантроп, европейская палеонтологическая летопись расширяла свои географические границы. В начале 1899 года в отложениях на полу пещеры Крапина в Хорватии была обнаружена крупная, хотя и фрагментарная группа костей неандертальцев. Между 1908 и 1911 годами несколько скелетов неандертальцев разной степени сохранности были найдены во Франции. Названия мест, где проводились раскопки, сегодня кажутся чем-то волшебным — Ла-Кина, Ле-Мустье, Ла-Шапель-о-Сен и Ла-Ферраси. Кроме того, в 1908 году собиратель древностей из Германии Отто Шетенсак сообщил о находке нижней челюсти гоминида в каменоломне Мауэр неподалеку от Гейдельберга. Она была не похожа на останки неандертальцев, и Шетенсак приписал ее новому виду — Homo heidelbergensis.

Одновременно с этим геологи делали все возможное для того, чтобы прояснить более широкий хронологический контекст европейских окаменелостей. Им уже было известно, что достаточно недавно по геологическим меркам ландшафты Северной Европы претерпели изменения под влиянием огромных масс льда, возникших из-за разрастания арктического ледяного массива. В конце XIX века шотландский геолог Джеймс Гейки предположил, что «ледниковые периоды» представляли собой чередование «оледенений» и «межледниковий». В 1909 году германо-австрийские геологи Альбрехт Пенк и Эдуард Брюкнер упорядочили эту систему, выделив четыре последовательно наступавших на территории Европы оледенения — Гюнц, Миндель, Рисе и Вюрм (по названию местностей, с которым ассоциировалось каждое из них). Чуть позже в начало этой последовательности было добавлено самое старое оледенение — Донау. Межледниковые периоды, чередовавшиеся с оледенениями, означали отступление ледников. Система Пенка и Брюкнера стала первой упорядоченной хронологической структурой, в которую могли быть интегрированы окаменелости, правда, только с помощью крайне сложных геологических расчетов. Задача усложнялась еще и тем, что, когда масса льда двигалась по поверхности земли, она стирала или по крайней мере изменяла следы, оставленные предыдущими ледниками. Кроме того, как будто специально, чтобы затруднить работу археологов, ледяные шапки регулярно таяли и потоки воды вымывали из пещер и гротов накопленные отложения. Но, несмотря на практические трудности в применении, последовательность Пенка — Брюкнера стала стандартной хронологией ледниковых периодов и применялась еще полвека, пока ее не заменили более высокотехнологичные системы.

Гейки сразу понял, что некоторые обнаруженные в Британии археологические находки времен палеолита можно отнести ко времени оледенений. Отто Шетенсак полагал, что человек, которому принадлежала челюсть из Мауэра, жил вскоре после прихода ледников в Европу — между Гюнцем и Минделем. Разумеется, в те годы никто не представлял себе точных дат начала и конца этих оледенений, но одно было очевидно: челюсть из Мауэра была очень древней, куда старее останков неандертальцев, которые начали появляться в более поздние периоды. Если рассматривать все эти события в рамках еще более масштабной геологической временной шкалы, приход ледников и формирование окаменелостей пришлись на эпоху плейстоцена. Это название ввел в 1839 году Чарльз Лайель для обозначения отличия от более раннего периода, плиоцена, в котором, судя по окаменелостям, водилось куда меньше видов моллюсков, сохранившихся до наших дней. Сегодня главной характерной чертой плейстоцена принято называть наличие постоянной ледяной шапки на Северном полюсе (она возникла примерно 2,5 миллиона лет назад). А так как полярные льды существуют до сих пор, хоть и уменьшились в размерах, некоторые полагают, что эпоха плейстоцена продолжается до сих пор. Период, начавшийся с таяния огромных ледяных щитов, покрывавших Европу и Северную Америку в конце последнего оледенения, то есть примерно 11,700 лет назад, выделяют в отдельную эпоху — голоцен. Сегодня ряд ученых предлагают ввести еще одну эпоху — антропоцен, то есть эру, в течение которой ландшафты Земли изменялись под влиянием людей, но многие геологи не одобряют этой тенденции.