Князья тьмы. Пенталогия - Вэнс Джек Холбрук - Страница 125

«У меня нет никаких определенных планов, — пояснил Наварт. — Нужно следовать влечениям души. Не забывайте, что Фогель Фильшнер когда-то рассматривал меня как пример для подражания. Разве не целесообразно предположить, что его образ действий совпадет с нашим?»

«Вполне может быть».

«А тогда — проверим справедливость моей теории».

Пиршество закончилось черным кофе, маленькими ароматными пирожными и стопками кристаллека, после чего Герсен уплатил за ужин больше 200 СЕРСов, и они покинули отель «Принц Франц-Людвиг».

«Куда теперь?» — спросил Герсен.

Наварт размышлял: «Еще даже не стемнело. Тем не менее, в кабаре Микмака всегда устраивают что-нибудь забавное, а даже если нет, наблюдать за тем, как добропорядочные обыватели позволяют себе распускаться, в любом случае забавно».

Из кабаре Микмака они перешли в салун Парю, в трактир «Летучий голландец», а оттуда — в таверну «Голубая жемчужина». Каждое следующее заведение было несколько менее благопристойным, нежели предыдущее — по крайней мере возникало такое впечатление. Из «Голубой жемчужины» Наварт повел их в кафе «Закат» на бульваре Кастель-Виванс в Амбейле, а затем в несколько разносортных рюмочных, пивных и танцевальных залов на набережной. В заведении под наименованием «Всеобщее рандеву Задиэля» Герсен позволил себе прервать очередное разглагольствование Наварта: «Значит, здесь тоже следует ожидать появления Виоля Фалюша?»

«Где, как не здесь? — вопросил сумасшедший поэт, уже порядочно нализавшийся. — Здесь соль Земли, здесь кровь течет гуще и жарче! Густая, багровая, пахнущая суслом, как кровь крокодила, как кровь мертвого льва! Не беспокойтесь — кто ищет, тот найдет! О чем я говорил? О моей молодости, о моей пропащей молодости! Когда-то я работал на компанию «Теллур-транзит», изучая содержимое забытых чемоданов. Именно тогда, пожалуй, я глубже всего заглянул в бездну человеческой природы...»

Герсен поудобнее устроился на стуле. В сложившихся обстоятельствах оптимальной стратегией была пассивная бдительность. К своему удивлению, он обнаружил, что слегка опьянел, хотя пытался соблюдать умеренность. Разноцветные огни, музыка и дикие рассуждения Наварта, вероятно, способствовали этому не меньше, чем спиртное. Зан-Зу держалась так же отстраненно, как прежде. Весь вечер Герсен наблюдал за ней уголком глаза и спрашивал себя: «О чем думает это непроницаемое создание? Что она надеется получить от жизни? У нее вообще есть какие-нибудь мечты? Тоскует ли она по красавцу-любовнику? Или хочет путешествовать, видеть далекие миры?»

С башни древнего собора на Фламандских высотах послышались двенадцать гулких ударов басового колокола. «Уже полночь!» — крякнул Наварт. Пошатываясь, он поднялся на ноги и перевел взгляд с Герсена на Зан-Зу из города Эриду: «Пора идти».

«Куда теперь?» — поинтересовался Герсен.

Наварт указал на другую сторону улицы, где в гирляндах зеленых огней темнел длинный низкий павильон с экстравагантной крышей: «Предлагаю посетить кафе «Небесная гармония», место свидания путешественников, астронавтов, инопланетных странников и заблудившихся бродяг — таких, как мы».

Пока они шли в кафе «Небесная гармония», Наварт сокрушался по поводу ухудшения качества жизни в нынешнем Ролингсхавене: «Всюду застой, тягостное разложение! Где наша жизненная сила? Утекла, улетучилась, высосанная инопланетными колониями! Мы истощены, мы увяли! На Земле остались только болезненные, развращенные любители рассуждать выше облака ходячего, блуждающие в лучах заката по илистым отмелям, оставшимся после отлива, параноидные носители заумной заразы, жадные до чувственных наслаждений, не смеющие мечтать и копающиеся в трухлявой древности!»

«Вы когда-нибудь бывали на других планетах?» — поинтересовался Герсен.

«Никогда нога моя не ступала на неземную почву!»

«К какой из перечисленных вами категорий носителей разложения вы относите себя?»

Наварт возвел руки к небу: «Разве я не осудил их всех, до единого? А вот и «Небесная гармония»! Мы прибыли вовремя, в час пик!»

Они зашли в кафе и пробрались через плотную толпу к свободному столику; Наварт заказал двухлитровую бутыль шампанского. Гвалт громких разговоров, звон посуды и шум передвигающихся стульев соревновались с шумом, который производил оркестр из дудки, гармони, тубы и банджо. Многие танцевали, кружась, подпрыгивая, размахивая руками и выделывая кренделя ногами — кто как умел или не умел. Вдоль всего помещения, на небольшом возвышении, тянулась стойка. На фоне оранжевых и зеленых огней бара мужчины, стоявшие у стойки, казались темными силуэтами. За столами кафе сидели мужчины и женщины всевозможных возрастов, рас, социальных рангов и степеней трезвости. Большинство носило одежду европейского покроя, хотя попадались и костюмы, характерные для других регионов Земли и других планет. Всюду сновали, разнося и предлагая выпивку, отзываясь смехом и дерзкими шутками на замечания посетителей и договариваясь о встречах в условленных местах, девушки-официантки — как работавшие в кафе, так и самозваные. Через некоторое время музыканты взяли другие инструменты — баритоновую лютню, виолу, флейту и тимпан — и принялись аккомпанировать труппе акробатов. Наварт поглощал шампанское так, словно страдал неутолимой жаждой.

Зан-Зу из города Эриду оглядывалась то в одну, то в другую сторону, словно ее снедало любопытство, беспокойство или желание выйти на свежий воздух — Герсен не мог понять, чтó именно. Когда она взяла бокал, суставы ее пальцев побелели. Она повернулась и внезапно встретилась с ним глазами; ее губы подернулись едва уловимым намеком на улыбку — или это был намек на гримасу смущения? Девушка подняла бокал и пригубила шампанское.

Наварт веселился вовсю. Он подпевал музыкантам, стучал пальцами по столу и попытался обнять за талию проходившую мимо официантку, отступившую в сторону со скучающим видом.

Неожиданно, словно ему пришла в голову новая мысль, старый поэт внимательно посмотрел на Зан-Зу, после чего обратил вопросительный взгляд на Герсена, явно говоривший: «Почему ты ничего не предпринимаешь?» Герсен не удержался и снова взглянул на девушку; может быть, на него так подействовали вино, цветные огни, шум и общая атмосфера этого вечера, но беспризорная бродяжка, бросавшая камешки с причала, исчезла. Герсен изумленно уставился на Зан-Зу: поразительное преображение! Она превратилась в волшебное существо, неотразимо очаровательное.

Наварт настороженно наблюдал, в нем вдруг не осталось ни следа пьяной развязности. Герсен повернулся к нему; Наварт тут же отвел глаза в сторону. «Чем я занимаюсь? — спрашивал себя Герсен. — Чем занимается Наварт?» Герсен неохотно отверг догадки, промелькнувшие в его воображении, и снова откинулся на спинку стула.

Зан-Зу, девушка из города Эриду, угрюмо разглядывала бокал. С облегчением? Печально? Изнывая от скуки? Герсен ничего не мог понять. Но побуждения и поведение этой девушки, несомненно, имели большое значение. «Что мне навязывают, и зачем?» — снова спросил себя Герсен, почувствовав болезненный укол раздражения. Он посмотрел в упор на старого поэта; тот невозмутимо встретил его взгляд. Зан-Зу потягивала шампанское.

«На лозе жизни зреет единственный плод, — нараспев произнес Наварт. — Какого цвета его мякоть? Мы не узнаем, пока не лопнет кожура».

Герсен обозревал публику за столами кафе. Наварт снова наполнил бокалы; Герсен выпил. Наварт был прав. Для того, чтобы ощущать необузданное, восхитительное волшебство жизни, необходимо было изначально раскрепоститься, сжечь все мосты. Как насчет Виоля Фалюша? Неужели он забыл о своей основной цели? Словно отвечая на мысли Герсена, Наварт схватил его за локоть: «Он здесь!»

Хмельные размышления немедленно испарились из головы Герсена: «Где?»

«Там. У стойки бара».

Герсен рассмотрел вереницу силуэтов, тянувшуюся вдоль стойки. Силуэты были почти одинаковы — один смотрел перед собой, другой в сторону; у одних в руках были кружки, другие наливали вино из бутылок в стаканы; некоторые облокотились на стойку, опустив головы.