Ниндзя. Первая полная энциклопедия - Горбылев Алексей - Страница 2

Довольно полную картину организации разведки в средневековых японских армиях можно составить по дошедшим до наших дней приказам по армии. Здесь следует выделить распоряжения Като Киёмасы, главнокомандующего японского экспедиционного корпуса в Корее в конце XVI в.

Сохранились до настоящего времени и десятки наставлений по ниндзюцу, включая такие монументальные произведения, как десятитомная «энциклопедия» «Бансэнсюкай» («Десять тысяч рек собираются в море») [7] и «Сёнинки» («Книга об истинном ниндзюцу») [8].

Ценные сведения по организации, управлению и технике разведки, шпионажа и диверсий содержатся также в учебниках по военному искусству XVI–XVII вв. С ними смыкаются классические китайские трактаты по военному искусству, оказавшие серьезное влияние на формирование теории и практики ниндзюцу.

Имеются в распоряжении исследователей и несколько десятков генеалогий знаменитых семей ниндзя, служебные отчеты шпионов, составленные ими планы и карты.

Значительно хуже обстоит дело с предметами материальной культуры ниндзя. Известный знаток истории, вооружения и снаряжения средневековых японских разведчиков Нава Юмио в своей работе «Хиссё-но хэйхо ниндзюцу-но кэнкю» («Исследования по всепобеждающему военному искусству ниндзюцу») писал, что ему известны лишь три предмета, которые, предположительно (!), непосредственно применялись ниндзя эпохи Токугава (1603–1867).

Несмотря на это, в современной Японии имеется, по меньшей мере, четыре учреждения, претендующих на статус музеев ниндзя. Это «музеи» в городах Ига Уэно, Конан, Кока и на горе Тогакуси в префектуре Нагано. Однако подавляющее большинство экспонатов не являются подлинниками, о чем свидетельствует отсутствие специальных каталогов, а также информационных стендов с указанием времени и места изготовления, обстоятельств приобретения музеем, размеров, материала изготовления и т. д. В частности, в экспозиции музея ниндзя в городе Конан, по информации его директора – господина Фукуи, подлинниками являются только аркебуза и комплект доспехов рядового японского пехотинца, причем ни то, ни другое не является специфическим именно для ниндзя. Всё остальное – имитации, изготовленные по описаниям в сохранившихся текстах XVII в., где, кстати говоря, содержится немало непроверенных теоретических разработок, заимствований из столь же теоретичных китайских трактатов и просто фантазий. Часть экспонатов изготовлена специально для «осведомленной» публики. В частности, в экспозиции музея ниндзя в городе Кока выставлен «меч ниндзя» с прямым клинком. На мой вопрос о том, откуда попало это оружие в коллекцию, гид откровенно сказал, что это имитация, причем изготовленная с учетом стереотипных представлений большинства посетителей, несмотря на то, что большинство японских исследователей истории ниндзюцу полагают, что какого-то специфического «шпионского меча» синоби-гатана, характерным отличием коего был бы прямой клинок, никогда не существовало (хотя это вовсе не означает, что в Японии никогда не использовались мечи с прямыми клинками). «Мы представляем здесь то, что рассчитывает увидеть посетитель, а не то, что смогли отыскать исследователи», – нисколько не таясь, объясняет гид, хотя это сильно подмачивает авторитет «музея» как учреждения, занимающегося не только культурно-просветительской, но и – в первую очередь – научно-исследовательской деятельностью. Впрочем, такие вопросы волнуют только специалистов. Большинство же посетителей, приезжающих в Кока, Конан, Ига Уэно или Тогакуси с целью просто развлечься, на подобные детали не обращают никакого внимания.

Признаться, и я сам при первых посещениях музеев в Ига Уэно и Конан в 1997 г. принимал всё за чистую монету. И потребовалось много времени, чтобы накопить исследовательский опыт и достичь такого уровня, при котором уже ясно осознаешь всю необходимость ставить и всерьез обсуждать проблемы подлинности артефактов, представленных в музеях.

Как представляется мне сегодня, музеи ниндзя, бесспорно являясь хорошим подспорьем в изучении истории, теории и практики ниндзюцу как своеобразные варианты исследовательского подхода, одновременно требуют крайней осторожности в обращении и могут предоставлять в том числе и ложную информацию. Во всяком случае, к их экспозициям невозможно апеллировать как к истине в последней инстанции.

Тем не менее возможности для изучения реального исторического ниндзюцу в настоящее время гораздо шире, чем утверждается в большом числе «трудов» по ниндзюцу. Это вынуждает исследователя не только доискиваться истины в источниках, но попутно еще и анализировать, и ломать штампы, сложившиеся благодаря «усилиям» «популяризаторов», заинтересованных не в серьезном исследовании вопроса, а лишь только в саморекламе. И начинать приходится уже с самого понятия ниндзя.

Кто такие ниндзя?

Слово ниндзя записывается двумя иероглифами: нин (в другом прочтении синобу) – 1) выносить, терпеть, сносить; 2) скрываться, прятаться, делать что-либо тайком; и ся (в озвончённой форме дзя; в другом прочтении моно) – человек. Существительное синоби, образованное от глагола синобу, означает: 1) тайное проникновение; 2) соглядатай, лазутчик, шпион; 3) кража.

Слово ниндзя появилось лишь в ХХ в. Ранее его эквивалентом было иное прочтение тех же иероглифов – синоби-но моно, буквально «скрывающийся человек», «проникающий тайно человек». Так в Японии, начиная с XIV в., называли лазутчиков.

Во многих работах по истории ниндзюцу можно встретить анализ взаимоотношения составных частей иероглифа нин с целью показать некое скрытое и при этом якобы изначальное философское значение слова ниндзя. Так, этот иероглиф интерпретируют, например, как «сердце контролирует и направляет оружие» (нижняя часть иероглифа нин представляет собой иероглиф «сердце», а верхняя – «клинок»). Однако думается, что это не более чем позднейшие интерпретации и гимнастика ума. Подтверждается это тем, что задолго до того, как в Японии шпионов стали называть синоби, в японском языке уже существовали многочисленные производные от глагола синобу слова со вполне «шпионскими» значениями: синобиёру – подкрадываться; синобииру – тайно проникать куда-либо; синобиаруку – ходить крадучись; синобисугата-дэ – переодевшись, инкогнито, под чужим именем; синобиаси-дэ – на цыпочках, тихонько и т. д.

Синоби был далеко не единственный термин для обозначения представителей шпионской профессии. В источниках мы встречаем упоминания о кандзя («шпион», дословно – «человек [проникающий через] отверстие»), тёдзя («шпион»), камари («пригибающийся»), укамибито («вызнающий человек»), суппа («волны на воде», «проникающие [куда-либо] волны»), сэппа (то же), раппа («мятежные волны»), топпа («бьющие волны»), монокики («слушающие»), тоомэ («далеко видящие»), мицумоно («тройные люди», «растраивающиеся люди»), дацуко («похитители слов»), кёдан («[подслушивающие] болтовню за угощением»), яма-кугури («подлезающие под гору»), куса («[прячущиеся в] траве») и т. д.

Общую характеристику синоби-но моно, их предназначения и использования мы находим в таком авторитетном источнике, как «Букэ мёмокусё» («Термины самурайских родов») [9]: «Синоби-но моно выполняют различные шпионские задания. Их называют еще кандзя или тёдзя. Служба их заключается в том, чтобы тайно проникать в чужие провинции и изучать обстановку во вражеском стане или по временам, замешавшись среди врагов, вызнавать их слабые места. Проникнув во вражеский лагерь, они устраивают поджоги и убивают вражеских воинов. Во многих случаях используются эти синоби. Называют их также моно-кики («подслушивающие»), синоби-мэцукэ («тайные агенты, цепляющие к глазам») и т. д. Всё это одна сторона их службы. Если с самого начала служебные обязанности синоби-но моно не оговорены, то нет таких заданий, которые бы им не поручали. Служат в качестве синоби простолюдины, асигару (воины низшего ранга), досин (полицейские низшего ранга), раппа, сэппа и т. д.».