Не чужие люди - Мурашко Рада - Страница 4

Мысли плавно потекли в другом направлении. Юлия… Сегодня она обиделась на вполне невинную фразу. Ну, может, не совсем невинную, но ничего плохого Лера сказать не хотела. Конечно, нехорошо получилось. Просто столько всего смешалось в голове, что как-то ненароком увязались в одно целое подростковые выходки и Юлькин племянник. Вряд ли можно всерьез предполагать, что тот способен на что-то плохое. Она и не предполагает, просто… Можно же иногда сказать глупость. Хотя Юлию тоже можно понять. Единственный любимый человек, и тот даже не родной сын. Вообще трудно любить кого-то одного, сразу увеличивается количество страхов… Наверное, стоит поднять Юльке зарплату. Пусть копит своему Артему на образование. Или пусть наконец начнет ездить отдыхать в нормальные места. Хотя это же Юлия! Первое и единственное требование — чтобы все говорили по-русски, мало ли что. С такими пожеланиями далеко не уедешь. Но это уже не ее дело.

Валерия качнулась, поднимая в ванне волну. Ей тоже не мешало бы съездить отдохнуть. Куда-нибудь далеко, в маленькую южную деревушку, где счастливые жизнерадостные люди живут в небольших беленьких домиках, возле которых растут виноградники, пьют вино по вечерам, ведут неспешные беседы и каждый день плавают в океане.

Она встала, включила душ. Прохладные потоки смывали с тела остатки пены, Валерия снова блаженно зажмурилась. Это и есть счастье, ради такого стоило рисковать, работать сутками и в конце концов разбогатеть. Богатство — это не просто деньги, это свобода. Свобода потакать своим желаниям, свобода от всего. Это просторная квартира в хорошем доме, где не услышишь через стенку соседский телевизор, это горячая ванна в любое время, хороший чай, одиночество и тишина. Димочка не считается, его всегда можно куда-нибудь отправить.

Весело напевая, Валерия закуталась в ярко-желтый махровый халат и, лениво шаркая тапками по полу, вышла из ванной.

— Дима… Дим! — позвала Лера, по пути заглядывая в пустые комнаты.

— Я здесь, милая, — любовник материализовался в дверях спальни. Приглашающе махнув рукой, Валерия последовала в гостиную, упала во вместительное мягкое кресло.

— Дай чего-нибудь.

— Чего?

Она раздраженно закатила глаза. Конечно, по меньшей мере нелепо ждать, что кто-то станет угадывать твои желания, но уж запомнить привычки можно было бы.

— Налей вина, — и, чтобы не раздражаться еще сильнее, торопливо добавила, предупреждая вопрос. — Белое, сухое.

Бросив неодобрительный взгляд, Дмитрий демонстративно достал один бокал. Сам он из каких-то не понятных Лере соображений пил только в клубах, в шумных компаниях, считая все остальное проявлением алкоголизма. Причем то, что эти компании собирались иногда чуть ли не семь раз в неделю, а она пыталась привлечь его к своей релаксации даже не каждые выходные, не имело никакого значения. Впрочем, насколько Валерия знала современную молодежь, та считала своим долгом проповедовать какую-нибудь красивую глупую идею, при этом следуя ей только в удобных для себя случаях. Наверное, это хорошо, это проявление романтизма. Глупого романтизма и разумной способности идти на компромиссы, пусть даже с собственной идеей.

— Налей себе хотя бы чая, — предложила Лера. — Терпеть не могу есть или пить, когда на тебя смотрит человек с пустым ртом и желудком.

— Я ужинал, — сообщил Дима, наливая себе минералки без газа.

— Знаешь, душа моя, — задумчиво протянула Валерия. — Если ты теперь сторонник абсолютно здорового образа жизни, тебе стоило бы перейти на питьевую воду. Насколько мне известно, минералка в таких количествах не приносит пользы. Как день прошел?

— Отлично! — с энтузиазмом воскликнул он. — Экзамен сдал на восемь, представляешь?! Это Свиридову, он вообще зверь, я боялся, пересдача будет…

Валерия перестала слушать. Все эти истории о злых преподавателях и трудных экзаменах были похожи и знакомы еще с собственной студенческой поры, когда она рассказывала такие сказки маме, искренне в них веря. Теперь это уже неинтересно. Однако спросить стоило. Во-первых, Димке приятно; во-вторых, он теперь будет болтать весь вечер, а она может спокойно молчать и думать о своем, изредка кивая головой.

Впрочем, думать было не о чем. Точнее, думать ни о чем не хотелось. Столько лет подряд она постоянно, днем и ночью, неотвязно о чем-то думала, что последнее время уже все чаще и чаще хотелось прекратить эту заячью беготню, выйти из заколдованного круга и зажить наконец только в удовольствие. Купить маленький домик в какой-нибудь глуши, спать до обеда, гулять, подолгу смотреть на воду — на какую-нибудь речку или озеро, пить чай, сидя в плетеном кресле-качалке, долгими зимними вечерами любоваться на огонь в камине, а летом собирать чернику… Хочется, но — страшно, страшно… Вдруг закончатся деньги, грянет кризис, который обесценит все накопления, случится пожар, потоп, ограбление… Да мало ли что?! Главное — страшно.

Страх был всегда. Ну, может, не всегда, но большую часть ее жизни. Теперь Валерия ни за что не сказала бы, когда в ней поселилась эта вечная, неизбывная тревожность. Может, когда она, маленькая и неумелая, старательно выводила в прописях непонятные кривые каракули под гневный, визгливый материнский крик. Может, когда пьяный отец в приступе необъяснимой ярости швырял по кухне табуретки, а ей казалось, что каждый следующий удар может прийтись по беззащитному мягкому маминому телу. Может, когда счастливые самоуверенные одноклассники зло смеялись над тихой неуклюжей девочкой, прятали тетради и учебники, заставляя ее краснеть и растерянно бродить по классу, заглядывая под парты, под нетерпеливым ожидающим взглядом равнодушной к детским проделкам учительницы.

Теперь это было не важно. Важно, что с тех пор она никогда не была спокойна. Ее настороженное сознание постоянно улавливало возможную опасность. С крыши могла упасть сосулька, на переходе могла сбить машина, в подъезде мог поджидать маньяк, она могла просто страшно заболеть, упасть с крутой лестницы или потерять кошелек. Как, несмотря на все это, смогла прожить сорок пять лет и даже стать не последним человеком в огромном пугающем городе, Валерия сама не понимала.

— Лер, ты не против?

Валерия вздрогнула, оторвала взгляд от черного проема окна.

— Что? Прости, я задумалась.

— Устала? — понимающе покачал головой Дима. — Хочешь, я сделаю тебе массаж?

— Угу, — довольно закивала Валерия, поспешно укладываясь на диван. — Так что ты там говорил?

— Мы завтра собираемся в клуб, сессию отмечать. Ты не против? — повторил он, бережно разминая ее плечи.

— Да нет, иди себе. Кстати, в понедельник у Липатова показ, весенняя коллекция. Ты пойдешь?

— Конечно! — восхищенно воскликнул Дмитрий.

Лера усмехнулась в мягкую обивку. Наверняка мальчик теперь до самого понедельника не будет спать спокойно. Лера знала обо всех его наивных амбициозных мечтах. Поначалу они ее здорово умиляли.

Димка хотел стать художником. И не просто художником, а таким, за чьими картинами охотятся коллекционеры, кого с восторгом зазывают на европейские выставки, кого караулят поклонницы у подъезда… Он честно шел к своей мечте, уже четвертый год обучаясь в Академии искусств. Стоит заметить, учился он самозабвенно, сессии сдавал без хвостов и в целом подавал определенные надежды. Как прямо, в свойственной ей беспощадной манере заметила Валерия, он мог чего-то добиться, если бы не считал себя гением. Например, мог бы рисовать декорации или картинки в детские журналы. Или рекламные плакаты. Да мало ли что может делать человек, который имеет определенные способности и не считает их чем-то из ряда вон выходящим, достойным только заоблачных высот.

Но Дмитрию нужны были высоты, не меньше. Поэтому он прилежно учился, размалевывал холсты сюрреалистическими пейзажами, отказывался от недостойных его подработок и без всяких угрызений совести жил и отдыхал за счет Валерии.

Впрочем, ее это не смущало. Ее жизненная позиция была на редкость проста и гуманна: «Если мне не сложно, а человеку приятно, то почему бы и нет», — повторяла она в ответ на возмущение матери и недоумение знакомых.