Не чужие люди - Мурашко Рада - Страница 21

А ведь хорошо было, подумал вдруг Игнат. Нет, хорошо и сейчас, и даже лучше, чем они себе представляли, и он, в отличие от многих ностальгирующих знакомых, нисколько не тоскует по слипшимся макаронам и дешевой шоколадной плитке и не считает, что вкус клубники теряет свою прелесть, когда ее можно есть круглый год, а не две недели в июне… Но, пожалуй, если бы можно было на пару лет вернуться в то тревожное, нищее и полное надежд время, он бы без раздумий согласился… Только тогда они были просто, безусловно и без оговорок счастливы. Им было на что надеяться, но нечего было терять…

Потом все стало прибыльнее, проще и скучнее. У жизни появились условия, правила игры. Больше не надо было спешить, хитрить, хватать. Они заняли свои места и теперь только должны были им соответствовать — честно работать, держать марку, поддерживать нужные знакомства, посещать важные мероприятия…

Приятели Игната постепенно переженились и о событиях пятилетней давности вспоминали со словами: «А помнишь, в молодости…», подразумевая, что теперь-то они зрелые люди, все повидавшие в жизни. Он и сам однажды чуть было не женился. Просто потому, что на многие встречи стало модным ходить с женами.

Вообще быть семейным человеком стало модным. Тогда как раз была подходящая для такой роли — то есть идеальной жены — девушка. Варя. Она работала в музее, носила туфли на невысоком каблуке, каждый день что-то варила или жарила и смотрела на Игната с восхищением. Она точно не стала бы ночью врываться на кухню, где он пьет с друзьями пиво, и бесцеремонно присаживаться за стол, фыркнув: «Раз спать не даете, достаньте и мне кружку».

Она не стала бы встречать Новый год днем второго января, плотно задернув шторы и включив по видео запись президентского поздравления, потому что в саму новогоднюю ночь срочно понадобилось забрать товар с какого-то склада, так как на следующий день заканчивалась аренда.

Не стала бы идти по центру города босиком, потому что новые босоножки беспощадно жмут…

Варя подавала ему свежевыжатый сок по утрам и не признавала полуфабрикатов. Она вообще очень серьезно относилась к жизни и своему в ней положению. Но именно от этого охватывала непреодолимая тоска. Будто все в жизни уже пройдено, сделано и достигнуто, и остается только отрастить брюшко, взять газету и с постепенно угасающим удовлетворением следить, как развивается его дело.

Возвращаться по вечерам домой и слушать бесконечные рассказы о детях, без которых, конечно же, не обойдется? Ходить по субботам в зоопарк и на аттракционы? Задерживаться и врать, что он напряженно трудится на благо семьи? Будущее исчезало, превращаясь в растянувшееся во времени унылое настоящее. Нет, семейная жизнь не для него, решительно заключил Игнат тогда.

Видимо, они с Лерой одиночки. Она вот ведь тоже одна — и счастлива…

Негромко прошуршал лифт и замер на площадке.

— Наконец-то!

Валерия удивленно остановилась.

— А почему не позвонил?

— Лера, у тебя телефон выключен. Ты где была в такую рань? Я с десяти часов жду.

— На работе была, — беззаботно отозвалась Валерия.

Игнат озадаченно нахмурился.

— Да, — кивнула она на невысказанный вопрос. — В пять утра позвонили.

— Камеры сработали?

— Сработали… Никого не узнать, потом расскажу.

— Чему ты радуешься тогда, не понимаю? — удивился Игнат, внимательно глядя на довольную приятельницу.

Лера неопределенно махнула рукой. Сейчас, услышав вопрос, она вдруг поняла, что действительно радуется. Что с той минуты, когда увидела фигуру на экране, до сих пор не отпускает невероятное, освобождающее чувство облегчения: теперь она могла быть точно уверена — это не Игнат. Тот человек определенно ниже ростом и мельче. Точно не Игнат! Но не говорить же это ему!

— Может, откроешь? — невозмутимо поинтересовался он.

— Поехали отсюда, — отчаянно, будто совершая что-то безрассудное, предложила Валерия. — Не хочу больше ни о чем думать, ни с кем разговаривать и разбираться. Все завтра. А тут начнут звонить…

— Поехали!

Игнат методически выстраивал в камине шалаш из дров. Простые и сосредоточенные движения создавали иллюзию занятости и не мешали думать. Впрочем, сегодня и с шалашом, и с мыслями было плохо. Он в который раз прокручивал в голове слова Валерии. В машине, когда она чуть сбивчиво, иногда перескакивая с места на место и непрерывно возмущаясь, рассказывала о событиях сегодняшнего утра, вдруг показалось, что вот-вот возникнет какая-то мысль. Захотелось даже пощелкать в воздухе пальцами, чтобы поймать эту готовящуюся возникнуть даже не догадку, а ассоциацию, ощущение. Что-то, связанное с Лериными словами. Что-то она сказала такое… Не факты, а что-то эмоциональное, что должно было навести на мысль. Но она ускользала, так и не сформировавшись.

Что же такого Лера сказала? Кто-то крадет платья, следователь им вроде как не поверил… Хотя это вряд ли, скорее, устроил мини-спектакль для этой Юлии, она ведь должна входить в число подозреваемых. Вообще лично Игнат склонен считать, что она ни при чем ни в одном из случаев. Слишком уж глупо себя ведет. Мечется, высказывает какие-то нелепые обиды, потом бросается помогать… Нет, если бы Юлия чем-то рисковала всерьез, то уж как-нибудь смогла бы сдержаться. Скорее всего, злая болтовня — самая большая гадость с ее стороны. И вообще, все это гораздо больше похоже на месть, чем на попытку чего-то добиться. Конечно, с платьями отдельная история, но об этом даже думать не стоит.

Наверняка кто-то из менеджеров или консультанток решил подзаработать, такую вычислить — дело техники. Пусть старлей разбирается, будет чем себя занять.

Валерия неторопливо вышла из ванной, на ходу вытирая волосы. Мельком глянула на него и тут же фыркнула:

— Что ты делаешь? Набросай газет побольше, и все случится.

Не дожидаясь ответных действий, уселась рядом и отправила в камин стопку бумаги.

— Ты варвар, — миролюбиво отметил Игнат.

— Подумаешь! Главное, что сейчас у меня все будет гореть.

Голубоватые огненные язычки осторожно пробовали ворох газет, обнимали сухие тонкие щепки, с опаской обходили толстые березовые поленья, незаметно приближаясь и обретая радостную желто-оранжевую окраску.

Валерия довольно улыбнулась и отползла подальше от зародившегося пламени. Непонятно откуда пришла мысль, что он мог бы всю жизнь возить ее по выходным на эту дачу, весело пререкаться у камина, смотреть, как она с необъяснимым наслаждением прислушивается к завыванию ветра, будто ощущая в разыгравшейся буре родную душу. Мог — и был бы счастлив…

Игнат вдруг понял, что показалось ему таким важным. «Вся жизнь»! Лера сказала это без всякого глубокого смысла, просто удивляясь выходке помощницы. «Где мне кого теперь искать? — закатывала она глаза. — Мне уже кажется, мы с Юлькой всю жизнь проработали вместе». Да, тот, кто затеял сериал с медвежатами, должен знать Валерию очень давно, почти всю жизнь. Игрушки должны что-то означать или символизировать… Нет, не в этом дело! Просто во всем этом чувствуется что-то очень личное и совершенно безнадежное.

Нужно очень много времени, чтобы в голове сложилась такая странная идея, чтобы она показалась осуществимой и имеющей смысл…

Лера, ты случайно не брала на работу родственников?

— Каких родственников? — рассеянно вздохнула она, внимательно наблюдая, как кусок древесины медленно и необратимо распадается, превращаясь в десятки жарко дышащих угольков. — У меня, слава богу, только мамулька, и так хватает по уши…

— Кто может знать о тебе что-то важное? Например, про ребенка?

— Никто, — Валерия задумчиво покачала головой. — Кроме тебя, никто.

— Лера…

— Я не в этом смысле, — она устало усмехнулась. — Я точно знаю, что это не ты. Просто действительно больше никто ничего важного не знает.

Да, от нее никто ничего не узнал, незачем было даже спрашивать. Но ведь это не значит, что ничего не известно в принципе! Всегда находятся очевидцы. Соседи, те же знакомые, врачи в поликлинике… Бывший любовник. Тот, от которого она родила и которого через пару лет посадили. Он-то точно в курсе всех перипетий. Смысла в этом, конечно, нет, но… Других вариантов тоже нет! Никто ведь не знает, где он сейчас. Может, ему что-то надо от Валерии. Может, она чего-то не заметила или не поняла…