Плач - Сэнсом К. Дж. - Страница 1

Кристофер Джон Сэнсом

Плач

C. J. Sansom.

Lamentation.

© 2014 by C. J. Sansom.

© Перевод на русский язык, Кононов М. В., 2014.

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Э“», 2016.

Комментарий автора

Тонкости религиозных различий в Англии XVI столетия сегодня могут показаться неважными, но в сороковых годах того века они были буквально вопросом жизни и смерти. Генрих VIII в 1532–1533 годы отверг верховенство папы римского над английской Церковью, но позже, до конца своего правления, колебался между сохранением традиционных католических порядков и переходом к протестантским. Тех, кто предпочитал традиционные устои — или даже хотел возвращения к верности Риму, — называли по-разному: консерваторами, традиционалистами и даже папистами. Те же, кто хотел перехода к лютеранским, а позже к кальвинистским порядкам, стали называться радикалами или протестантами. Термины «консерваторы» и «радикалы» тогда не имели приобретенного позже смысла, связанного с социальными реформами. Многие в 1532–1538 годы переходили с одной стороны на другую — или по искреннему убеждению, или, чаще, из оппортунизма. Некоторые, хотя и не все, религиозные радикалы считали, что государство должно делать больше для борьбы с бедностью, однако и радикалы, и консерваторы в равной мере ужасались идеям анабаптистов, очень немногочисленных, но являвшихся жупелом для политической элиты. Анабаптисты верили, что истинное христианство означает разделение всех богатств между всеми людьми.

Пробным камнем приемлемой веры в 1546 году стала приверженность традиционной католической доктрине о «пресуществлении» — вере в то, что когда священник во время мессы освящает хлеб и воду, они физически преображаются в тело и кровь Христа. Это было традиционное верование, от которого Генрих никогда не отклонялся. Его «Актом о шести статьях» 1539 года отрицание пресуществления объявлялось изменой и наказывалось сожжением у столба. Другим основным верованием английского правителя было верховенство королевской короны: в вопросах учения Бог нарек верховными судьями монархов, а не папу, на подвластных им территориях.

Политические события в Англии летом 1546 года были необычайно драматическими. Анна Эскью была действительно обвинена в ереси, ее пытали и сожгли у столба, и она оставила отчет о своих страданиях. Празднования по случаю прибытия в Лондон адмирала д’Аннебо действительно имели место, и сохранились их описания. История про Бертано также не выдумана. Существовал заговор традиционалистов, чтобы сместить Екатерину Парр, и она написала книгу «Стенание грешницы», которая была опубликована только после смерти Генриха VIII. Впрочем, насколько известно, украдена эта книга не была.

Дворец Уайтхолл, отобранный Генрихом у кардинала Уолси и значительно расширенный им, занимал примерно то место, где сейчас располагаются Скотленд-Ярд, Даунинг-стрит, Темза и современный проезд в Уайтхолл с развлекательными строениями в западной его части. Дворец сгорел до основания после двух случайных опустошительных пожаров в 90-х годах XVII века. До наших дней дожила лишь одна его постройка — Пиршественный зал, однако во времена Тюдоров ее еще не было.

Некоторые английские слова времен Тюдоров имеют сейчас другое значение. Голландцами (Dutch) называлось население современных Голландии и Бельгии. Имя Кэтрин писалось по-разному — Catherine, Katharine или Katryn. Королева Екатерина Парр, ставя подпись, использовала последний вариант.

Действующие лица и их место в политико-религиозном спектре

В романе присутствует необычно большое число персонажей, прототипы которых действительно жили в то время, однако, конечно же, изображение их личностей принадлежит мне.

Король Генрих VIII.

Королева Екатерина Парр.

Принц Эдуард, 8 лет, наследник трона.

Леди Мэри, 30 лет, горячая сторонница традиционализма.

Леди Елизавета, 12–13 лет.

Лорд Уильям Парр, ее дядя.

Сэр Уильям Парр, ее брат.

Леди Энн Герберт, ее сестра.

Сэр Уильям Герберт, ее зять.

Джон Дадли, лорд де Лайл, реформатор.

Эдвард Сеймур, граф Хартфордский, реформатор.

Томас Кранмер, архиепископ Кентерберийский, реформатор.

Томас, лорд Ризли, лорд-канцлер, не имеет твердой религиозной приверженности.

Сэр Ричард Рич, не имеет твердой религиозной приверженности.

Сэр Уильям Пэджет, государственный секретарь, не имеет твердой религиозной приверженности.

Стивен Гардинер, епископ Винчестерский, традиционалист.

Томас Говард, герцог Норфолкский, традиционалист.

Уильям Соммерс, шут короля.

Джейн, дурочка королевы Екатерины и леди Мэри.

Мэри Оделл.

Уильям Сесил, впоследствии главный министр королевы Елизаветы I.

Сэр Уильям Уолсингэм.

Джон Бойл.

Анна Эскью (Кайм).

Глава 1

Мне не хотелось присутствовать на сожжении. Я никогда не любил даже таких вещей, как травля медведя, а тут собирались сжечь у столба заживо четырех человек — и среди них женщину — за отрицание того, что тело и кровь Христовы физически присутствуют на святой мессе. Вот до чего мы дошли в Англии в 1546 году во время охоты за еретиками!

Меня вызвали из моей конторы в Линкольнс-Инн[1] к казначею, мастеру Роуленду. Несмотря на мой статус сержанта[2], самый высокий для барристеров, мастер Роуленд меня недолюбливал. Думаю, его самолюбие так и останется уязвленным с тех пор, как три года назад я — совершенно заслуженно — проявил к нему свое неуважение. Сейчас, здороваясь со снующими туда-сюда юристами в черных робах[3], я перешел мощенную красным кирпичом площадь, залитую ярким солнечным светом, и посмотрел на окна Стивена Билкнапа. Это был мой старый враг, как в суде, так и вне его. Окна были закрыты ставнями. Он болел с начала года, и уже много недель его никто не видел. Говорили, что он при смерти.

Подойдя к кабинету казначея, я постучал в дверь, и резкий голос пригласил меня войти. Роуленд сидел за столом в своем просторном помещении — все полки на стенах кабинета были уставлены тяжеленными юридическими томами, демонстрируя статус его владельца. Это был старый, за шестьдесят, человек, тощий, как щепка, но твердый, как дуб, с узким морщинистым нахмуренным лицом. Он щеголял седой бородой, длинной и раздвоенной по нынешней моде, тщательно расчесанной и доходящей до середины его шелкового камзола. Казначей очинивал гусиное перо и, когда я вошел, поднял на меня глаза. Пальцы у него, как и у меня, были в пятнах от многолетней чернильной работы.

— Дай вам Бог доброго утра, сержант Шардлейк, — проговорил он своим пронзительным голосом и положил ножик.

Я поклонился.

— И вам, мастер казначей.

Роуленд махнул рукой в сторону табурета и сурово посмотрел на меня.

— Как идут ваши дела? Много ли разбирательств внесено в список Михайловской судебной сессии?[4]