Братья Стругацкие - Прашкевич Геннадий Мартович - Страница 84

После кончины Аркадия Натановича младший брат написал еще два романа.

В чем-то они продолжают традицию единого писателя «братья Стругацкие», а в чем-то показывают самостоятельность творческой манеры. После самого тщательного прочтения невозможно сказать: «О, теперь-то ясно, чем занимался во времена общего творчества двух братьев Аркадий Натанович, а чем — Борис Натанович!» Зато появляется возможность четко определить писательский стиль самого Бориса Натановича, выступающего под псевдонимом С. Витицкий[48].

3

Поклонники творчества братьев Стругацких ждали «сольной» книги Бориса Натановича с нетерпением. Скептики поговаривали: «Один-то он не сможет. Всё на старшем брате держалось». Стругацкий-младший впоследствии признавался, что — да, работалось ему тяжело. Однако глыбищу первого своего «суверенного» романа он все-таки одолел. Как ни парадоксально, это вторая по объему вещь во всем творчестве звездного дуэта. Больше — только «Град обреченный», да и то не намного. Борис Натанович работал над романом более двух лет: последние корректировки плана завершились в декабре 1992 года, а финальная правка в начале 1995-го[49].

Сам он впоследствии писал: «Помню… было ощущение присутствия на собственных поминках: не только писатель АБС прекратил существование свое, но и писатель БНС тоже. Это было крайне неприятное ощущение, и его следовало прекратить… Прекратить его можно было единственным способом: написать роман. Желательно — большой. Обязательно — на материалах собственной биографии (для самоутверждения). И конечно, по возможности так, чтобы он понравился моим друзьям, чтобы они сказали: да, это не хуже любого текста из первой десятки АБС… Почти все пункты этого плана реализовать мне удалось. Правда, друзья встретили „Поиск предназначения“ довольно холодно, но причитающееся каждому профессионалу количество доброжелательных отзывов от читателей я во благовремении получил, так что ощущение поминок удалось вытравить и осталось только (невытравляемое) представление о себе, как о некоей ампутированной, не совсем полноценной, но все-таки годной к употреблению литературной единице… Второй роман надо было написать обязательно потому только, что оставаться „писателем одного романа“ казалось С. Витицкому западло. „Писатель одного романа“, казалось ему, это, вроде бы, и не писатель вовсе, а так… эфемерида… случайная флюктуация… Кроме того, подвернулась соблазнительная идейка-ситуация: Учитель чародеев. Этого оказалось достаточно… А вот нужды в третьем романе так и не возникло».

Роман «Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики» посвящен ее величеству эволюции. Современное состояние человечества — тупик. Как люди ни стараются найти из него выход, как ни экспериментируют с самыми разными способами устройства общества, итог один, и он достоин сожаления. На этот счет безо всякого оптимизма высказался один из героев романа: «Ты все воображаешь, что есть где-то Рай… а где-то — Ад. Они не ГДЕ-ТО, они здесь, вокруг нас, и они всегда сосуществуют: мучители живут в Раю, а мученики — а Аду, и Страшный суд давно уже состоялся, а мы этого и не заметили за хлопотами о Будущем…» Прорыв может совершить только эволюция, идущая вне зависимости от желаний, предпочтений и этических принципов человека разумного…

У романа — говорящий эпиграф: «Эволюция не может быть справедливой» (из Ф. Хайека). Эволюция, с человеческой точки зрения, страшна, безжалостна, она давит тела и кромсает души. Братья Стругацкие не верили ни в Бога, ни в беса, им вообще несвойственна вера во что-либо сверхъестественное. Но в непреодолимый ход эволюции Борис Натанович глубоко и убежденно верит и дает ей (эволюции) своего рода оправдание: сами-то не справились… Что ж, теперь уже «…не люди спасут людей… а нелюди. Люди не способны на это, как не способны киты спасти китов или даже крысы — крыс». В этом смысле роман «Поиск предназначения» — одна из самых пессимистических вещей Стругацких. И в этом же смысле она близка идеям, высказанным в повести «Волны гасят ветер»: развитие человечества на старой психофизиологической основе невозможно. Вернее, бесперспективно. Должна совершиться трансформация, ведущая к рождению сверхчеловека, который по сути своей уже не-человек. Тезис этот вызвал немало дискуссий: кто-то горячо принял его, кто-то счел абсолютно неприемлемым. Так или иначе, а именно он лежит в основе романа «Поиск предназначения».

Эволюция избирает в качестве своего орудия гениального питерского медика, которого друзья называют Виконтом. Он разрабатывает механизм практического бессмертия, то есть делает первый шаг в сторону иного, более совершенного человека. Для начала он просто учится — с помощью спецслужб — производить физические копии известных людей. Иначе говоря, создает казарму клонов, которые могут служить живыми поставщиками отказавших органов для vip-персон. На следующем этапе у него получается копировать «в пробирке» некоторые редкие свойства «протографов». Иными словами, опыты дают всё более совершенные результаты. Однако «ходячее мясо», предназначенное для трансплантации, обретает способность чувствовать, страдать…

Любопытно, что автору близка роль Виконта. В мае 2001 года ему пришлось отвечать на вопрос, заданный в рамках офлайн-интервью: «Что бы Вы сделали, оказавшись на месте Носова?» Речь шла об одном из главных действующих лиц повести «Отягощенные злом». Борис Натанович ответил: «Не знаю… Боюсь, я в принципе не мог бы оказаться на месте Носова. Это совсем не мое место. Я вовсе не считаю, что милосердие превыше всего. Я вообще человек довольно равнодушный к людям. „Я не друг человечества, я — враг его врагов“ — это про меня…»

И это — одна из реплик Виконта.

Через Виконта эволюция осуществляет прорыв.

Суть этого прорыва бесчеловечна. Старый друг Виконта, узнав его тайну, делает для себя вывод: «Есть вещи, которые — нельзя. Есть вещи, которые нужно, очень нужно, но в то же время душераздирающе нельзя. Мы не всегда умеем объяснить. Понять, сформулировать. Надо стараться. Обязательно надо стараться. Но даже если ни понять, ни сформулировать не удалось, надо почувствовать (просто грубой шкурой души): это — нельзя…» Но эволюция — не человек, ей всё человеческое чуждо. Она, с точки зрения Стругацкого-младшего, будет идти, преодолевая традиционную этику.

Для того чтобы главное живое орудие прорыва — Виконт — оставалось в целости и сохранности, эволюция подбирает «живую капельницу» и для него. Это тот самый старый друг Станислав Красногоров, человек неподкупно честный, справедливый, порядочный. Предназначение всей его жизни — вытаскивать Виконта с того света, когда слабое его здоровье в очередной раз начнет барахлить. Потчевать своей энергией, своей жизненной силой. Некий Рок, Фатум, то бишь всё та же эволюция, оказавшаяся не столь уж слепой, оберегает Красногорова и Виконта от расставания. Те люди, которые своими действиями — всё равно, доброжелательными, вредоносными ли, — способствуют их «растаскиванию» на значительное расстояние или же просто угрожают их жизни, получают «разрыв мозга». Страшную, необъяснимую смерть.

Красногоров, осознав, что он защищен в этой жизни от любых покушений, любого по-настоящему серьезного насилия, воображает, будто его предназначение — стать первым в мире честным политиком. Он выдумывает «теорию элиты», включается в президентскую гонку с хорошими шансами. Но… как гласит 27-я теорема этики Баруха Спинозы: «…вещь, которая определена Богом к какому-либо действию, не может сама себя сделать не определенной к нему». Красногоров определен к поправке здоровья своего друга. Точка. Остальное — его мнение, его упование, но не более того. Эволюция, вставшая на место Бога, моментально убивает «живую капельницу», как только она говорит твердое «нет» любой поддержке Виконта. «Живая капельница» больше не нужна, она даже вредна. Ну… вычеркиваем.