Арийцы. Основатели европейской цивилизации - Чайлд Вир Гордон - Страница 22

Глава 4

ДУХОВНАЯ И МАТЕРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА ВРЕМЕН ИНДОЕВРОПЕЙСКОЙ ОБЩНОСТИ ПО ДАННЫМ ЛИНГВИСТИКИ

В последних двух главах мы рассматривали индоевропейские народы, появляющиеся из темноты предыстории. Мы полагали, что на Среднем Востоке нам удалось уловить первые слабые отзвуки индоевропейской речи на плоскогорьях Ирана, которые прозвучали там в начале 2-го тысячелетия до н.э. К 1500 году до н.э. становится ясно, что уже произошло разделение индоевропейских языков на группы сатем и кентум и что индоиранский диалект не очень сильно отличается от того санскрита, на котором звучали Веды. В Греции, по нашему мнению, мы смогли выделить культуру эллинов, возникшую еще до конца III тысячелетия до н.э. Что касается западной части Малой Азии, то мы выяснили, что вторжение туда фригийцев вряд ли произошло намного позже. Наконец, мы признали, что италики как отдельный народ выделились в Верхней Италии к 1500 году до н.э. Следовательно, мы можем сделать вывод, что расселение индоевропейских народов началось около 2500 года до н.э.

Но те индоевропейские народы, которых мы выявили, уже на заре истории оказались разбросанными на громадные расстояния друг от друга, а их предки все еще скрываются во мраке неизвестности. На Среднем Востоке мы не смогли выделить связанную с ними археологическую культуру, хотя обратили внимание на тот факт, что распространение лошади шло параллельно с распространением индоевропейских языков. В Европе, хотя и удалось связать определенные культуры с эллинами и италиками, корни их различны. Попытка проследить индуктивным методом происхождение индоевропейцев от тех мест, где они раньше всего появляются на арене истории, приводит нас к настоящему лабиринту, состоящему из сложных и смешанных между собой культур, каждая из которых имеет свою собственную продолжительную и запутанную историю. Не существует такой нити, которая смогла бы вывести нас из этого лабиринта, мы держим в руках множество переплетенных и перепутанных между собой нитей, ведущих нас по расходящимся в разные стороны дорожкам. Чтобы распутать этот клубок, мы должны прибегнуть к помощи дедуктивного метода, то есть мы должны искать в более древних и в более простых стадиях доисторической цивилизации ту культурную группу, которая поможет нам соединить и собрать вместе свободные концы мотка пряжи.

В этих поисках нашим проводником станет палеолингвистика. Эта наука утверждает, что может восстановить ту природную среду, в которой жила все еще неразделенная индоевропейская общность, а также реконструировать духовную и материальную культуру ее носителей. Слова и названия, которые встречаются во множестве отдельных индоевропейских языков, должным образом преобразовываются в соответствии с законами фонетики, и на их основе составляется словарь самых ранних индоевропейцев. Получается, что предметы и понятия, обозначенные этими словами, были знакомы предкам индоевропейских народов. Сумма таких терминов отображает культуру первобытного народа.

Конечно, необходимо сделать несколько оговорок. Во-первых, сумма сохранившихся понятий может дать только фрагментарную картину, своего рода контуры той полной ярких красок жизни, которой жили праиндоевропейцы. Вследствие миграций, смешивания с другими народами, торговых контактов с другими цивилизациями, изолированного развития в определенной местности, специализации искусств и культов многие слова были утеряны и заменены другими. Нужно также сделать скидку и на то, что значения многих слов со временем менялись. Наконец, даже строгое соблюдение соответствующих фонетических законов не гарантирует нас от ошибок. Никогда нельзя исключать вероятности того, что рассматриваемое слово вошло в несколько языков путем заимствований уже после того, как их носители отделились от единого древа, но при этом настолько рано, что звуковые изменения его не коснулись. Это вполне могло бы произойти в случае с языками тех индоевропейцев, которые жили на территории Европы. С ранних времен они занимают смежные территории и, возможно, в некоторых случаях были общими наследниками неиндоевропейской культуры. По этой причине многие филологи со времен Фика признают принадлежащими родительской речи только те слова, которые встречаются как в индоиранских, так и в европейских языках. Шредер призывает довольствоваться только теми словами, которые встречаются в языках групп сатем и кентум. И конечно, возможность такого заимствования особенно влияет на культурные термины, которые вызывают у нас особый интерес.

В таком случае получается, что та картина индоевропейской цивилизации, которую рисуют нам филологи, в лучшем случае не совсем достоверна. Неоднократно предпринимались попытки заполнить лакуны с помощью этнографии. Путем сравнения обычаев, верований, социальных институтов и промыслов нескольких индоевропейских народов предпринимались попытки выделить некие общие черты, унаследованные от периода их совместного существования. Не отрицая значения данных, полученных с помощью сравнительного языкознания, я считаю эту попытку ошибочной. Единственные индоевропейские народы, о которых действительно сохранилась информация в ранних источниках, — индоиранцы, греки и римляне — были, как мы знаем, пришельцами в те области, где существовали более древние цивилизации, наследниками которых они в определенной степени стали и которые оказали на них сильное влияние. Сведения о кельтах, германцах, славянах и литовцах появляются у нас только после того, как они в течение многих столетий поддерживали торговые связи со Средиземноморьем и непрерывно смешивались друг с другом. Причем, по крайней мере в некоторых случаях, с доиндоевропейским населением, которое до этого жило в этих областях. В каждом конкретном случае чрезвычайно трудно сказать, что именно культура какого-нибудь индоевропейского народа заимствовала от проживавшего ранее на этой территории народа, какие ее черты являются следствием культурного заимствования, а какие она унаследовала от своих предков. Фактически некая средняя культура, выведенная этими сравнительными методами, не может претендовать на то, чтобы являться истинно индоевропейской, как нельзя, например, утверждать, что некие общие черты, наблюдаемые у всех племен банту, присущи только банту. Она столь примитивна, что могла бы принадлежать почти любому первобытному племени, проживавшему где-нибудь в Сибири или в доколумбовой Америке.

Чтобы проиллюстрировать последнее утверждение, обратимся к изучению индоевропейской культуры и религии. В этой области сравнение обычаев и верований может привести нас только к неким усредненным величинам, с помощью которых невозможно охарактеризовать определенное общество. Различные школы социологов найдут в результатах такого сравнительного анализа основания приписать индоевропейцам свои собственные представления. Например, описание мистической энергии, называемой меланезийцами mana, может различаться как воплощение божественной мощи у римлян и литовцев или же как сила maya, присущая божеству типа Варуны, ее же можно рассматривать и как чары Одина. Сторонник анимистических верований найдет подтверждения почитания ими духов предков, который выражался в культе мертвых, существование которого так убедительно доказал Шредер. Следует признать, что вера в магические силы и духов играла определенную роль в религии индоевропейцев, как, впрочем, и у других первобытных народов. Поэтому их нельзя рассматривать как присущие исключительно индоевропейским народам.

Но данные сравнительного языкознания позволяют признать, что в религии индоевропейцев, помимо магии и анимистических верований, были и более важные персонажи — реальные боги. По всей видимости, индоевропейцы более или менее персонифицировали и индивидуализировали небожителей, которых они называли daevos, «яркие существа». Среди них было по крайней мере одно божество с антропоморфным обликом, Dyeus pater, Небесный Отец. Он, вероятно, был до некоторой степени племенным или даже общеиндоевропейским божеством. Он сохраняет ведущую роль у греков и римлян; на Востоке в доведические времена его место занял Варуна, тогда как в Ригведе он уступает воинственному Индре, а в послеведическую эпоху Индра, в свою очередь, уступает место Вишне и Рудре. Культы других божеств прослеживаются менее отчетливо. Варуну можно сопоставить с ???????, и различия в функциях этого божества и Dyeus, ясно прослеживаемые в Индии и Греции, могут указывать на наличие в древности у Отца Неба соперника. Воинственные боги грозы (Marutah и Mavors) и богини Рассвета (Usas, ???з) относятся к числу наиболее гипотетических божеств. Небесные Близнецы (Аsvinau, Dioscuri), связанные как с искусством верховой езды, так и мореплавания, наделены подобными чертами в ведических гимнах, в гимнах Гомера и в архаичных литовских песнопениях, так что существование их культа в первобытный период кажется автору вполне вероятным. С другой стороны, никаких следов существования богини Земли, которая могла быть супругой и спутницей Отца Неба, по данным палеолингвистики не прослеживается.