Маг и его кошка - Лис Алина - Страница 39

Умберто Рино можно было понять. С одной стороны, поклонение Хаосу — очень серьезное обвинение, пренебречь которым не может даже герцог. С другой, отпрыски знатных аристократических семей — совсем не то же самое, что безродный плебс. Выдать храму по первому требованию троих пленников означало нажить среди вассалов врагов, которые не преминут ударить в спину в беде. Что совсем не грело герцога в свете его планов отделения от Разенны. Вот он и вился угрем, выдумывая проволочки. Пытался угодить и нашим, и вашим.

А я не мог настаивать. История, которую я второпях сочинил, содержала в себе столько глупостей и нелогичностей, что оставалось только поражаться слепоте папаши Рино. Что лишний раз подтверждало: чем беззастенчивее ложь, тем охотнее в нее верят. Главное — сделать лицо понаглее.

Я и так не уставал радоваться светлой мысли подделать грамоты дознавателя, что посетила меня в Цере. Но более-менее серьезной проверки не выдержали бы ни бумаги, ни сама легенда.

И ведь даже не собирался их применять! Не будь в храме Франчески, я бы просто утащил всех культистов на Изнанку и там допросил, не торопясь.

В итоге так и пришлось сделать. Только это ничего не дало, кроме чувства легкой гадливости, которое почти всегда посещало меня после необходимости прибегать к пыткам.

Самое обидное, что расколоть Уго Риччи так и не получилось. Пытать людей — отдельное искусство, и я, в отличие от моего брата Фергуса, никогда не любил это занятие. Оно неприятное, грязное и довольно шумное.

Уверен, настоящий храмовый дознаватель сумел бы выбить из культиста все, что тот знал. Я же самым позорным образом проморгал начало болевого шока. Оставалось только материться.

Стоило всерьез отвлечься на поиски культистов, как крепость по имени Франческа пала почти без усилий с моей стороны. Скучно. Не раз замечал, что путь к цели доставляет гораздо больше удовольствия, чем ее достижение. Достижение влечет за собой разочарование и хандру, в то время как движение придает происходящему пусть искусственный и высосанный из пальца, но все-таки смысл.

Порадовало, что я все же оказался прав — пассивность сеньориты была обманкой. Плодом слишком хорошего воспитания и религиозных проповедей. Вулкан чувственности, что прятался под тонкой корочкой льда, обещал незабываемую ночь. Так что я собирался сполна насладиться плодами незаслуженной победы и, как только в замке погасили огни, направился в женское крыло. Удача благоволила — я незамеченным пересек коридор и достиг входа в покои. Дверь открылась бесшумно.

Немного удивила царившая в комнате темнота. Если я хоть немного разбираюсь в таких делах, девица должна была метаться по комнате в беспокойстве от предвкушения и страха. Раскрыв ладонь, я запалил на ней крохотный огонек. Светлее почти не стало.

Комната пахла лавандой. Огромная кровать в глубине белела льняными простынями. Под бесформенным одеялом угадывался женский силуэт.

— Франческа!

Девушка не повернулась.

Я подошел, опустился на край кровати. Франческа спала на боку, спиной ко мне, завернувшись в одеяло, из-под которого виднелись только волосы, уложенные в косы.

Гриски меня дернули добавить романтики моменту. Вместо того чтобы просто потрясти девицу за плечо, я наклонился и поцеловал ее. Вполне целомудренно — в щеку.

Невероятно мерзкий пронзительный визг разрезал тишину ночи. Я отшатнулся, потерял равновесие и плюхнулся на пол. А чудовище на кровати все вопило и вопило.

Визг гарпии вонзался в мозг, на секунду я даже оглох. В этот момент дверь распахнулась, в комнате стало разом светло и людно, в глазах зарябило от свечей.

Только при виде Франчески — полностью одетой, с тяжелым подсвечником в руках, во главе целого выводка сплетниц и кумушек, пришло осознание: я стал жертвой розыгрыша, затеянного девчонкой.

— Надо же, лорд Элвин, — ее голос сочился ядом. — Кто бы мог подумать, что вы страдаете от тайной страсти к вдове Скварчалупи.

Я, леденея, повернул голову. Гарпия на ложе действительно оказалась дуэньей. Сеньора куталась в одеяло и не переставала голосить на одной, особо противной ноте. Среди кружев ночной сорочки ее природное уродство казалось еще более гадким.

— Какая жалость, что вам нравятся дамы постарше, — хихикнула Бьянка Фальцоне. Сплетница стояла по правую руку от Франчески в полнейшем восторге от разворачивающегося вокруг скандала.

— Ах, это объясняет, почему лорд Элвин так холоден с женщинами своего возраста, — с не меньшим восторгом подхватила рябая девица, которую я обижал невниманием на протяжении всего пребывания в Кастелло ди Нава.

— Но стоило бы предупредить вдову о вашем визите, сеньор.

— Не будем слишком жестоки. Он, должно быть, совсем потерял голову от влечения.

Я стиснул до хруста челюсть и прикрыл глаза в бешенстве. Насмешки и убогие шуточки. О, они наслаждались затеянным герцогской дочкой спектаклем. Казалось, в комнате собрались все обитатели замка. Приживалки, подружки, бедные родственницы. Те, кого я задел случайным колким словом, кем пренебрег или обидел, намеренно или походя. А ничтожества, с которыми мне не случилось пересечься, просто радовались, им немного надо — любое унижение знатного человека — уже счастье.

Смеялись даже слуги.

Вдова перестала вопить и начала возмущаться. Еще более противно и так же громко, как умела она одна.

— Лорд Элвин, ну скажите же что-нибудь, — с фальшивой заботой обратилась ко мне Франческа. — Зачем вы отводите взгляд, неужели вам совсем не радостно нас видеть?

Я открыл глаза. Она стояла надо мной, и лицо ее дышало злым торжеством. В тот момент мне казалось, что я никого и никогда не ненавидел сильнее.

— Зачем вы сидите на полу? В кресле будет удобнее. Хотя, надо полагать, вас куда больше привлекает кровать вдовы Скварчалупи.

Я знал, что нужно сделать. Встать, посмеяться вместе со всеми, отшутиться, включиться в игру, чтобы сохранить лицо. При должном умении даже такой полный разгром можно превратить в мелкое поражение, а то и обратить себе на пользу.

Но я не мог. Боялся, что не справлюсь с собой и убью ее.

Магия рвалась сквозь пальцы так, что руки сводило. Огонь. Испепеляющий и чистый. Казалось, я дышу им, и непонятно, как светские бездельники вокруг умудряются ничего не замечать. Камень пола заметно нагрелся, температура воздуха тоже подскочила, а когда я оперся о деревянный подлокотник кресла, на нем остался обугленный след.

Только понимание, что если я сейчас позволю себе потерять контроль, то ничего уже нельзя будет изменить и Франческа навсегда останется в моей памяти торжествующей победительницей, спасло всех.

— Что вы говорите, сеньора Скварчалупи? Он правда вас поцеловал? — новый взрыв хохота.

Я встал и пошел к выходу из комнаты. Перед глазами мелькали насмешливые лица, смех стоял в ушах. Никто не удерживал меня. Лишь в спину ударило «Куда же вы?», но освобождение уже было рядом — руку протяни.

— Не надо, Бьянка. Оставь его, — услышал я голос Франчески, выходя из комнаты.

Не помню, как дошел до конюшни. Не стал будить конюха — невыносимо было видеть любое человеческое лицо. Внутренне я все еще переживал унижение. Мне хотелось разрушать. Ведомый больше инстинктом, чем соображениями разума, я оседлал лошадь и погнал ее по ночной дороге к отрогам гор.

Только у подножия Вилесс я позволил себе спешиться и дать выход бешенству. Огненный шторм вырвался наружу. Пламя бушевало на склоне, испепеляя травы и деревья, сжигая сам камень.

Я поливал скалы огнем, но гнев не утихал. Перед мысленным взором вновь и вновь вставали лучащиеся самодовольством, хохочущие лица людишек.

Франческа, ты знала, каким орудием лучше нанести удар.

Унижение. Его так давно не было в моей жизни, что я совсем позабыл этот горький вкус. А подобного публичного позора и вовсе не получалось вспомнить, сколько ни пытался.

Особенно мучительно было сознавать, что до этого вечера я действительно испытывал к Франческе некоторое романтическое влечение, причин которого не мог понять. Должно быть, душа была прозорливее самонадеянного разума и чувствовала в девушке тайную силу духа за маской жертвенной овечки.