Маг и его кошка - Лис Алина - Страница 24

Пульс был редким и слабым, но все же был. Я оттянул Рэндольфу веко, полюбовался на мерцающий янтарь радужки и понял, что совершенно не представляю, как ему помочь. Любой фэйри — уникален. Есть похожие, нет одинаковых. В том числе в плане физиологии. А я даже не врач. Умею обработать и зашить рану и немного разбираюсь в человеческих болячках, но и только.

И вот что теперь с ним делать?

Я мрачно уставился на безжизненное тело. Представил, как ухожу, оставляя его здесь, как окончательно догорает и гаснет факел. Сейчас, когда звезда Хаоса потухла, на гробницу резко навалилась темнота. Пламени едва хватало, чтобы справиться с ней на крохотном пятачке в паре футов вокруг нас. Стены терялись во мраке.

Разумнее всего оставить фэйри, а самому уносить ноги, пока князь Церы не решил, что Рэндольф слишком задержался, и не отправил ему на помощь отряд.

Встреча с Марцием Севрусом — плохая, очень плохая идея.

Правитель Церы — упертый, жестокий и безжалостный догматик. Не садист, нет. Разве что глубоко в душе. Но страсть князя к установлению диктата Закона и Порядка имеет отчетливо нездоровый привкус. Эта двуглавая конструкция — его божество и опора, на которой зиждется мир. Я подозревал, что князь Церы чувствует себя по-настоящему счастливым, только искореняя и обрубая все выходящее за рамки, которые он отмерил окружающей реальности.

Короче, неприятный тип. И с самой мерзкой способностью из всех, что я встречал у фэйри.

Сейчас, по моим прикидкам, он должен пребывать в настоящей ярости. Любой сиятельный правитель фэйри был бы недоволен подобным безобразием на своей территории, но для Марция Севруса проделки культистов — просто плевок в лицо всему, на что он молился.

Ничего удивительного, что мне не хотелось с ним встречаться.

В напрасной надежде я снова пощупал пульс у Рэндольфа. Без изменений.

Его все равно найдут. Правитель Церы ни за что не оставит это дело без внимания. Максимум — через пару часов Рэндольфом займутся лейб-медики, но…

— Чувствую, я об этом еще пожалею, — сообщил я непонятно кому, взваливая тело на плечо.

Глава 7. Клятва

Франческа

Настоящий Риккардо сегодня плохо выглядит. У него распухло ухо и под глазом синяк. Темно-фиолетовый, почти черный. Я приманиваю брата яблоком, чтобы рассмотреть синие следы от пальцев на его шее. Уговорами и лаской заставляю снять рубище, в котором его тут держат, разглядываю старые и свежие кровоподтеки, украшающие худое, почти безволосое тело.

Их вид приводит меня в совершеннейшую ярость.

Кто мог сделать с ним такое? Кто посмел поднять на него руку?

Безумец безобидней щенка. Не будь я в первую нашу встречу так испугана, поняла бы еще тогда. Риккардо робок, беспомощен и всего пугается. Даже когда пытается драться, делает это настолько неумело, что побороть его нет никакой сложности.

— Я заставлю их прекратить это, — жарко клянусь я брату и, полная решимости, бегу наверх, к отцу.

Ему придется меня выслушать!

У входа в его кабинет останавливаюсь. Гнев немного утих, и мне боязно отвлекать родителя. Поднимаю руку, чтобы постучать, но слышу из-за двери сердитый голос:

— Я сказал — нет, и не приставай ко мне больше со всяким бредом!

— Но вы даже не обращаете внимания на очевидные преимущества… — лже-Риккардо, как всегда, говорит невыразительно, но что-то заставляет заподозрить, что он тоже зол.

— Преимущества для кого? Пусть Мерчанти и Риччи подавятся! Я не буду снижать пошлины, обкрадывая себя и своих людей. А ты хапуга или идиот, если приходишь ко мне с подобными предложениями.

Я трусливо опускаю руку, так и не постучав. Сейчас не лучшее время, чтобы докучать отцу.

Надо уйти, но я медлю, вслушиваясь в разгорающийся за дверью спор из-за пошлин на чужеземные товары. Вспоминаю, что в последний год отец и лже-Риккардо все чаще не сходятся во мнениях. Они умело скрывают разногласия, но луну надолго не спрячешь.

— Мне оскорбительно слышать от вас намеки о корыстном интересе с моей стороны, — голос лже-Риккардо звенит негодованием. — Рино — мое будущее владение. Я — ваш наследник…

— Ты — мое наказание за грехи, Джованни. Ты и Франческа, — тяжело говорит отец. — Вернись к Риккардо разум, я не стал бы терпеть тебя и минуты. Когда умру, можешь делать с герцогством что хочешь. Но пока не лезь, куда не просят. Ты собирался на охоту с Мерчанти, так иди. И передай этому торгашу, чтобы не протягивал лапы к нашим деньгам.

Еле успеваю отскочить за угол, как дверь распахивается. Джованни вылетает с перекошенным от ярости лицом и почти бегом направляется к лестнице, не замечая меня.

Я провожаю его взглядом.

Джованни Вимано?

Он тоже мой брат.

Бастард.

Унизительное слово, унизительный статус. Лоренцо был бастардом. Я знаю, как мучила его мысль об этом.

Джованни — всегда мрачный, всегда застегнутый на все пуговицы. Я всегда думала, что его сдержанность скрывает властность сродни отцовской, а может, и жестокость. Я ошибалась?

Как мало мы знаем своих близких.

Мне хочется подойти к нему, спросить почему, узнать, что он думает, что чувствует. У нас никогда не было откровенных разговоров. В семье Рино не принято распахивать душу. Каждый — узник своей Кровавой башни. Каждый должен сам справляться со своими печалями.

Джованни спускается. Мысленно клянусь поговорить с ним. Позже. Я должна попытаться! Должна узнать, какой он на самом деле.

Мой брат — Джованни Рино.

Подхожу к двери, чтобы постучать, и снова замираю, подняв руку. Отец, должно быть, зол, очень зол из-за размолвки. Последнее дело подходить к нему сейчас, сразу после спора. Быть может, вечером, если у него будет хорошее настроение. Или завтра. Если его опять никто не рассердит…

Нет, меня это не устраивает. Слишком долго. И я обещала Риккардо!

Знаю, что поступаю самонадеянно, но я не в силах отложить все до другого раза. Я тоже из рода Рино. И я не позволю этой женщине издеваться над моим братом.

Я снова спускаюсь в подвал Кровавой башни.

Ожидание затягивается почти на час. Все это время я вышагиваю по камере, накручивая себя. Словно коплю силы перед ударом. Наконец Изабелла Вимано входит, неся в руках лампу. На ней уже знакомая бархатная маска. Я помню, что скрывается под тканью, но слишком сердита, чтобы думать об этом.

Прочие слуги побаиваются сеньору Вимано, что неудивительно, учитывая ее уродливую внешность и пугающий ореол тайны вокруг этой женщины. Иные называют ее ведьмой, а иные и вовсе Черной Тарой во плоти, но я не верю в эти сказки. Я уже знаю, что раньше она действительно считалась красавицей. И одно время грела постель моего отца. Он был сильно увлечен безродной девкой, поговаривали даже, что она его приворожила.

Возможно, боги и правда покарали ее за связь с женатым мужчиной, как любит болтать челядь, но странно, что они не тронули моего отца.

Или его наказание за этот грех — безумие Риккардо?

Увидев меня, служанка останавливается в дверях:

— Сеньорита Рино? Вы снова здесь?

— Да, я здесь, Изабелла. И я хочу знать, что это значит! — Я тыкаю пальцем в сторону камеры Риккардо. — Вы избиваете его?! Избиваете моего брата?!

— Я его пальцем не тронула, — говорит она. — Он вчера беспокоился и бился головой о стену. Такое бывает. Джованни мой сын, как могла бы я обидеть своего мальчика?

Она издевается или считает меня за дуру? Я видела синяки на шее Риккардо. Такой след оставляют только человеческие пальцы.

— Не смейте лгать! Мы обе знаем, что ваш сын сейчас на соколиной охоте с Орландо Мерчанти.

Как жаль, что нет возможности увидеть уродливое лицо, которое она прячет под маской. Удалось ли мне застать ее врасплох? Напугать?

Трудно сражаться с закрытыми глазами.

— Не понимаю, о чем вы, сеньорита.

— Все вы понимаете, — мой гнев холоден и остер, как заточенный стилет. Она страшна в своем уродстве и своей загадочности, но я не боюсь ее, не испугалась бы, будь она самой Черной. — Если я еще раз увижу синяки на Риккардо или если вы снова побежите жаловаться моему отцу… тогда ваша маленькая тайна станет известна всем, поверьте. Я об этом позабочусь.