Дневник. Начало (СИ) - "shellina" - Страница 25

— Но так написано во всех учебниках по истории, — я недоуменно хмурился, — и вообще, как это только на Хельгу можно было положиться? На эту милую, добродушную женщину, эдакую всеобщую мамочку? – почему–то Хельга Пуффендуй у меня ассоциировалась с мадам Спраут.

— История, — протянул Салазар задумчиво, — вот значит как. А я то думал, что же еще не дал тебе.. Вроде в магии ты сейчас со мной на равных, а в ментальной так вообще. Ну, значит будем учить историю.

— Ты сейчас о чем говорил?

— Да ни о чем, так, мысли в слух, — улыбка на его лице казалась вымученной. – Значит, история. И начнем мы пожалуй с... Нет, вот все–таки скажи мне, откуда ты взял, что Хельга этакая хрупкая ромашка была? Дочь викинга, она могла Годрика в бою на мечах по стенке размазать. Да и в магическом плане даже я ее побаивался, если что. А в лесу у нее все по струнке ходили, начиная с кентавров. Да и ученики у нее были такие же. Первыми никогда не лезли, занимались своими делами, но если прижмет — могли показать всем, что не надо приставать к занятому человеку.

Ой, что–то мне вдруг сильно захотелось с пуффендуйцами дружить. Или, по крайней мере, под горячую руку им не попадаться. Вот так и начинается пересмотр ценностей. Интересно, а кроме меня кто–нибудь знает, что самый спокойный факультет одновременно является самым опасным? А я еще удивлялся, когда хроники турниров Трех Волшебников просматривал, чего это вдруг все чемпионы от Хогвартса были как раз с Пуффендуя. Теперь понятно.

— Знаешь что, давай займемся уроками чуть позже. У меня пока эмоции не улеглись от твоих признаний. Я могу такого наговорить, — голос Салазара выдернул меня из размышлений, — вот скажи мне, эта байка насчет чудовища, это что, правда? Нет, не отвечай, сейчас дух переведу, а ты пока вот такую мысль подумай. Даже если бы я действительно оставил василиска в моих покоях, не потому, что умер от старости, а змей меня пережил, а вот для того самого, что из баек, как, по-твоему, он находил магглорожденных? Как бы он сортировал студентов? Родовое дерево просил бы быстренько изобразить? Совсем ума нет у людей, если они такие слухи распускают и верят в них. Это – змея! Пусть волшебное, но животное. Все, иди отсюда, завтра будем разговаривать.

Потом мы учили историю. Правда, только до момента смерти Слизерина, но... Вот интересно, а как я СОВ буду сдавать? Как преподает профессор Бинс? Или правдивую версию давать? Ладно, до этих экзаменов дожить сначала надо. Мы дошли к концу года только до Мерлина, все остальное будем в новом учебном году изучать.

Мое пятнадцатилетие, а соответственно – совершеннолетие, отмечали скромно, в узком семейном кругу. Только мать, отец и крестный. Вот только одно меня стало напрягать — день рождения прошел, а обряд обретения контроля над силой Альбус что-то проводить не спешил. Мямлил, говорил, что время терпит, подождем, мол, до следующего года. Я только хмурился, сдерживаться становилось с каждым днем все труднее. В конце концов, решил довериться мнению крестного, он ведь сам через обряд проходил, должен знать о чем говорит.

Кстати, мотоцикл он мне все–таки подарил.

А вообще, о подарках. Ту брошь, в виде лилии, я подарил-таки Эванс на Рождество.

Эванс. Лили. Та еще головная боль. То буквально зажимает меня в пустых классах и что-то начинает требовать, причем понять, что именно ей от меня нужно, я даже не пытался. То в лицах начинает рассказывать, как к ней Поттер пристает, то орет, что я почти все время с Мальсибером и Макнейром провожу, ах да, еще с Эйвери. Как-будто у меня есть выбор. Зачем она все это делает? Хочет заставить меня ревновать? Только вот все ее действия ничего, кроме какого-то глухого раздражения, у меня не вызывают. А вообще, похоже, что многие считают нас парой. Тот же Поттер, например, на стены лезет, когда нас вместе видит. Вот он ревнует, да еще как. А вот мне почему-то плевать. Я воспринимаю Лили, как друга, и никак иначе. Вообще, это буйство гормонов, которое начинается с нашего курса и дальше, до самого выпускного, заставляет меня только плечами пожимать. Я даже мучился от осознания собственной неполноценности, пока Учитель не заставил меня признаться в предмете моих мучений. Потом очень деликатно (в совершенно несвойственной ему манере) объяснил, что все это происходит от того, что я темный. И хотя уже совершеннолетний, но в сексуальном плане незрелый. Темные в этом плане взрослеют гораздо позже светлых. Что поделать, метаболизм у нас разный. Напоследок посоветовал подождать немного. Лет в семнадцать определенные потребности у меня проявятся, и я стану более остро на прекрасный пол реагировать. Утешил, ничего не скажешь. Что мне с Лили–то делать?

А потом как–то незаметно наступило лето. Домой я буквально летел, предвкушая отличные каникулы за границей вместе с отцом. Мы в первые дни составляли маршрут нашего путешествия. Много спорили, смеялись.

В тот вечер мы с отцом сидели в библиотеке. Он за столом, дописывая какие-то бумаги. А я забрался с ногами в кресло и читал книгу. Вдруг Тобиас резко поднялся на ноги и прижал руку к сердцу. Сделал глубокий вдох, а вот с выдохом возникли видимо проблемы. Захрипел и начал заваливаться на стол. Я закричал. Меня из кресла выбросило, как из катапульты. Успел перехватить падающее тело, но, так как весу во мне было раза в три меньше, упал на пол вместе с отцом. По его телу пробежала длинная судорога, а в углах рта появилась пена. Ворвавшаяся в библиотеку мама с помощью эльфов стащила его с меня и положила на диван. Одновременно с этим один из домовиков, кажется, Пинки, появился в комнате, крепко держа за руку вырывающегося, матерящегося и, кажется, ничего не понимающего целителя.

— Помогите, помогите нам, — мой голос звучал глухо, я так и остался лежать на полу.

Целитель, видимо, и сам сообразил, в чем дело. Решительно шагнув к дивану, он оттолкнул мать и склонился над отцом. Чтобы уже через минуту выпрямиться.

— Я ничего не могу сделать, слишком поздно.

Его голос доносился до меня, как через вату. Встать я не мог, у меня почему–то отказали ноги, поэтому я пополз по направлению к дивану. Тобиас был бледен. Черты лица уже начали заострятся, а я не понимал, почему он все еще лежит, почему ничего не говорит. Дальше все было как в тумане. Я не слышал, что говорит целитель застывшей и смотрящей в одну точку маме. Кажется, я кричал, пытаясь добиться ответа от отца, тряс его за рубашку. Потом, когда слово “смерть” отчетливо прозвучало в моей голове, я расхохотался. Я ведь темный, мать мою, волшебницу, я смогу его поднять, я смогу... Меня отрывали от его тела в шесть рук, две – целителя и четыре – домовиков. До сих пор гадаю — откуда у меня силы взялись так крепко держаться? Потом насильно влили в горло какое–то зелье, видимо, успокаивающее. Затем наступила темнота.

Мерлин, как руки дрожат. Пришлось перерыв делать, чтобы клякс не наставить. Лучше бы я еще про школу да про свои сложные отношения с Лили писал.

В день похорон было пасмурно, постоянно накрапывал дождь. Мама все время молчала, она даже не плакала, и от этого становилось страшно. Застывшее лицо, как маска. Наверное, я выглядел не лучше. Когда двери усыпальницы закрылись, меня накрыло. Злость, какая–то иррациональная обида на то, что он ушел, что тоже оставил. Нетвердым шагом я пошел к любимой теплице Тобиаса. Сейчас вспоминаю и поражаюсь сам себе: за все это время я ни разу не применил магию. Теплицу я разнес вдребезги, вырывая с корнем растения, которые он с таким трудом и заботой выращивал. А еще я смеялся, я хохотал и не мог понять, откуда внутри теплицы дождь. Он падал мне на лицо, затекал в нос. Только через час этого буйства я начал осознавать, что творю. Опустился на колени, закрыв лицо руками. Странно, но дождь проникал и сквозь ладони. Осмотревшись и с трудом сфокусировавшись, я поднял один из саженцев, безжалостно вырванный из земли. Нашел небольшую лопатку. И принялся заново высаживать растение. За этим занятием меня нашла мама.

— Как ты думаешь, приживется? – мой голос звучал на редкость глухо.