Чумные (СИ) - Сиряченко Максим Николаевич - Страница 34

Каждый ел свою порцию быстро, молча. Солт, хоть и исхудал так, что стал похож на куль с костями, не реагировал на еду, поднесенную к самым его губам. Пришлось Ванессе развести кашу в кувшине воды и поить отца серо-белесой массой. Заодно она проверила его состояние, не появилось ли новых симптомов и не подействовало ли лекарство. Капитан выглядел лишь немногим лучше, чем вчера.

После того, как Солт был накормлен и осмотрен, Филипп позвал Ванессу в лабораторию. В печи уже горело пламя. Девушка поняла, что лекарь занялся ее алхимическими аппаратами больше часа назад, не спросив ее разрешения, но решила не заострять на этом внимания. Вчерашних событий хватило, чтобы между Филиппом и Ванессой установилось какое-никакое взаимное понимание, не требующее лишних слов и формальных разговоров. Настроения девушки-алхимика это не меняло: ей было странно видеть другого человека, кроме нее самой, в этой комнате, у нее появлялось чувство незащищенности.

Мысли о собственной беззащитности и уязвимости, а также насильно поделенной с другим человеком сакральной тайны в какой-то степени улетучились, как только начался процесс ее обучения. А начался он сразу же.

По внешнему виду Филиппа трудно было что-то сказать, и непонятно было, сказался ли на нем как-то суточный недосып. Он снова был в маске и перчатках, не было видно ни его лица, ни какого-либо другого открытого участка его тела. И все-таки Филипп совершенно не казался усталым. Его "выдавал" голос. Он был таким же уверенным и наполненным энергией, как и тогда, при их первой встрече. Лекарь излагал теорию, детально разбирая каждый сомнительный момент, и только потом переходил к следующему пункту. Теория мгновенно подкреплялась практикой - Филипп ничего не делал сам, только давал теоретические знания, а потом говорил, что и как Ванессе надо делать. Иногда ненавязчиво и как бы невзначай подталкивал ее к определенному действию, причем делал это так искусно, что девушка не чувствовала ни крохи ущемленной гордости. Большую часть практической составляющей она знала и раньше, однако пару раз Филиппу пришлось ей помочь. Тогда в его движениях не было ни капли заторможенности или усталости, вызванной суточным недосыпом. Глядя на него, Ванесса старалась, запоминала и делала больше, чем могла, прямо-таки в лепешку разбивалась, пытаясь доказать свою способность себе и ему. Ведь если больной малокровием человек, не спавший сутки, может ее так учить, то она должна учиться еще лучше. И Филипп остался доволен ее работой - Ванесса делала все точно, даже профессионально, у нее не возникало никаких сложностей. В фазе "nigredo" не повалил зловонный бурый дым от перегрева смеси, фаза "albedo" с выходом конечного препарата прошла почти идеально. Между делом Филипп пытался вспомнить, как долго нарабатывал подобное умение. Дольше, гораздо дольше, чем Ванесса. У него было для этого много времени.

Час спустя наступил момент, когда единственным действующим лицом на алхимической сцене стал перегонный куб. Тогда Филипп положил ей руку на плечо (Ванесса вспомнила, как тогда, в каюте, рука лекаря показалась ей холодной и мертвой) и сказал, что ему пора идти. Его ждали дела, а завершить очистку препарата от примесей она сможет сама. Все-таки, не первый год занимается алхимией. После этих слов он покинул ее дом. Ванессе было несколько неприятно оставаться дома одной с больным отцом, за которым нужно было присматривать, и готовящимся препаратом, за которым тоже нужно было следить. Слишком силен был страх ошибки или какого-нибудь неожиданного, страшного происшествия, однако этот страх быстро исчез, когда Ванесса продолжила работу. От нее требовалась высокая концентрация внимания, и страху ошибки просто не оставалось места. Было и кое-что другое. Когда Филипп ушел, Ванесса почувствовала щемящую пустоту, слабую, но хорошо ощутимую. Без присутствия Филиппа у нее создалась иллюзия того, что дальше она пойдет сама. Эта мысль была пугающей, неприятной, девушка поспешила от нее избавиться. Филипп ушел по делу, и это дело обязательно касается ее отца. И как бы ей не было неприятно остаться один на один со всеми этими мыслями и делами, все-таки она была польщена доверием лекаря, его верей в то, что она сделает все безукоризненно. Так и случилось.

Через два часа Филипп вернулся. Следом за ними в дом вошел священник Мартин. Вслед за ним - монах, несущий кадило, ладан, угли под ладан и прочую утварь для ритуала. Лицо монаха было напряженным и слегка заинтересованным, с покорно опущенными веками, а священника - мрачным. Глубоко посаженные глаза старика глядели из-под кустистых бровей подозрительно, задерживаясь на любом предмете, которого не было в церкви и в домах крестьян.

Его лицо смягчилось далеко не сразу. Сначала Филипп о чем-то долго с ним говорил, пока монах разжигал угли. Тот только тяжело на него смотрел и кивал с таким лицом, как будто в доме чем-то очень неприятно пахло. Он то и дело поглядывал то на больного Солта, то на Ванессу, которая усердно делала вид, что занята. А когда девушка увидела, что лицо Мартина приняло обычный вид, она чуть приблизилась к Филиппу и прислушалась.

- ... Я долгое время посвятил лечению болезней, Мартин, слишком долгое, чтобы не разбираться в них. Некоторые не несут в себе ничего демонического, они - такая же неотъемлемая часть природы, как мы с вами, их существование естественно. Но эта болезнь Солта - определенно что-то дьявольское. Не было никаких условий для ее возникновения, и, тем не менее, она появилась, и заразила не обычного матроса, а капитана, на котором держится жизнь всего поселения. Бубоны, бред, черная кровь, он постоянно просит пить и совсем не ест, ему постоянно видится война и смерть. Нет сомнений в том, что болезнь от дьявола. Но в этом случае лучше им заняться мне, а не вам. Вы можете изгнать из человека беса или снять с него проклятие, вылечить его душу, в которую заронилось семя тьмы, я и не спорю, однако здесь нужно выгонять мрак из тела. Тело, дух и душа едины, а семя зла, как и любой сорняк, пускает корни далеко и глубоко. Дьявол не может забрать чистую душу, не может причинить ей вред, поэтому он изводит тело в надежде добраться до души и осквернить ее вместе с телом. Мы с вами боремся с одним и тем же, Мартин, с дьявольской силой, мы оба ищем для людей лучшей жизни, но разными способами. Я лечу тело, а вы - успокаиваете душу. Но бывают случаи, когда, исцеляя душу, невозможно исцелить тело, и наоборот. Я начал лечить его, но этой займет время. И было бы лучше, если бы вы мне помогли в моем деле по своей специализации. Окропили бы его водой, провели бы свои ритуалы. Здесь любая помощь не будет лишней...

Ванесса отошла в сторону, к отцу, и дальнейший разговор ей не был слышен. В чем-то Филипп был прав, в частности в том, что в их деле любая помощь пригодиться, и молитва в том числе. Но самое главное, что она почерпнула из разговора - это то, что Филипп пытается заручиться поддержкой Церкви. Хотя нет, поддержкой - слишком сильно сказано. Скорее, хочет показать свою лояльность к ним. И, судя по лицу Мартина, у него это получалось, а вот то, как долго продержится эта лояльность, покажет время. Болезнь Солта, подумала Ванесса, на самом деле кажется какой-то дьявольской чумой, но ведь это уже откровенный бред. В самый раз для Мартина, как и все остальное касательно души и тела. Ванесса уже давно не любила этого священника, которого Филипп так емко описал за их вчерашним разговором. И ей жутко нравилось смотреть, как Филипп пудрит ему мозги, все его почти гладкие извилины, одну за другой, перебирая каждую пальцами, точно струны арфы.

Долго ждать не пришлось. Мартин подозвал монаха, чтобы тот передал ему кадило и благовония, достал из сумы стеклянную бутыль с чудовищно толстыми стенками - святую воду. Священнику не пришлось долго готовиться к своей работе. Ритуал с молитвами тоже не занял много времени. Мартин водил и тряс кадилом прямо над постелью Солта, и девушке казалось, что один из крошечных угольков вот-вот выпадет из чаши и упадет на простыни. После него остался сильный, приятный, сладкий запах ладана, от которого Ванессу к ночи начало немного мутить. Когда священник с монахом-прислужником покидали ее дом, произошло невиданное - переступив порог, Мартин поклонился лекарю. Филипп также ответил поклоном и распрощался с ним.