Чемпионы Темных Богов (ЛП) - Френч Джон - Страница 115

Она закрыла формирующуюся мысль, вытолкнув ее из сознания и погребя глубоко внутри себя. Именно это он пытался узнать, поэтому он явился за ней, поэтому он стоял на руинах ее прошлого, надев лицо верного друга.

Ариман кивнул и поднялся.

— Это воспоминание у поверхности твоего разума. Последнее, что ты бы помнила до этого, был конклав и проверка моего брата. Ты бы думала обо мне и о том, чего я могу добиваться, но это воспоминание — первое, о чем вспомнил твой разум. Почему? — Ариман посмотрел на нее. Его взор хлестнул ее, будто физический удар. — Потому что это начало пути, который приведет тебя ко мне.

Иобель вдруг почувствовала себя так, словно ей в грудь впился осколок холодного железа. Инквизитор прокрутила в голове то, что сказал Ариман, то, что, как казалось, происходило. Все это разворачивалось в ее разуме, в ее воспоминаниях. Была причина, по которой она здесь находилось, именно в этом воспоминании. Это было не дознание, это была брешь в ее память, дыра, прорытая во внешний слой ее разума. Иобель закрыла рот, оттянула мысли обратно в разум и укрепила волю.

«Аполлония, он пришел из-за Аполлонии…»

Она загнала мысль как можно глубже, закапывая ее, погребая под слоями своей закаленной воли. По участкам сознания растеклось онемение, целые секции ее прошлого стали вдруг холодными и мертвыми. Имена и факты, которые она хранила десятилетиями, внезапно исчезли, проглоченные в ядро ее памяти.

«Этого будет недостаточно, — подумала Иобель, когда уже начали вырастать стены, а внутри разума формироваться барьеры. — Не против такого, как он. Спасение или смерть — единственные пути уберечь от него эти сведения. Я должна найти способ либо сбежать, либо умереть».

— Можешь сколько угодно прятать это от меня, инквизитор, но я все равно доберусь до желаемого.

Иобель открыла рот, чтобы заговорить, но не сумела выдавить из себя ни звука. Образ подвала начал распадаться на части и вытекать в черноту, словно влажная краска, скапывающая с картины. Лишь синие глаза продолжали взирать на нее, сверкая и пронзая ее, пылая, словно жестокие звезды.

— Этого достаточно? Он нас слышит?

Голос прозвучал откуда-то сверху. Еще был свет, возможно солнечный, падавший сквозь завесу серого тумана. Но он не был уверен, как далеко находился источник этого света. Голос казался ему смутно знакомым, хотя он не припоминал, где мог его слышать.

— Вероятность нормального восприятия и чувствительности высока, — второй голос звучал как механическое пощелкивание. — Физиология Адептус Астартес отличается неопределенным коэффициентом…

— Он слышит нас, — оборвал его первый голос. Он услышал, как говоривший облизал губы. — Верно?

Он не ответил. На самом деле он не знал, как отвечать. Мог ли он формулировать такие же слова, которые только что слышал? Вместо этого он стал слушать. Он услышал низкое шипение и гул, а также жужжащую пульсацию на самой границе слуха.

«Активная аугментика», — раздался голос у него в голове. Он понимал, что тот прав, хотя не знал, почему. Верно, активная аугментика, и… оружие… нет… да, но и еще что-то… что-то вроде урчания силовых доспехов. А затем появились запахи. Густая вонь машинного масла и контрасептиков, а еще провода, вившиеся в обжигающей близости от мертвой плоти. Дыхание, тяжелое и влажное от ароматов из грязных легких, и острая еда, и жженый кофеин, и…

— Можешь дать ему зрение? — спросил еще один голос, другой голос. Женский, чуть поодаль от остальных двух. В выдыхании тех слов он услышал старческую грудь. Важно ли было то, что он их не помнил?

Туман и тусклое солнце исчезли. Мир, пришедший на смену, был бледно-голубым. Он увидел группу фигур в озере света. За тем светом все исчезало в тенях, растворяясь во тьму, что тянулась на неопределенное расстояние. Посреди озера света находился объект. Сначала он подумал, что это машина, но затем различил под массой трубок плоть. Это было прикованное к металлическому столу тело, его кожу и мясо пронзали иглы, дыхание представляло собой неспешное втягивание жидкости из стеклянных сосудов. Его голова скрывалась за безглазой металлической маской, окруженной ореолом кабелей и с черной прорезью для рта. Рядом стояли две фигуры, у первой отсутствовали ноги, но она парила в метре от пола. Из тени его мантии виднелись две пары сверкающих конечностей, а под капюшоном медленно вращались три зеленых глаза. Второй был человеком с тонким и волевым лицом в неброской черной одежде. Немного поодаль изможденного вида старуха в блестящем экзоскелете стояла возле человека с сияющими кристаллическими глазами. За спиной последнего человека стояли трое помощников в капюшонах, соединенные с его позвоночником и черепом толстыми кабелями. Все они смотрели на фигуру, вплетенную в механику в центре помещения.

Он узнал их всех, хотя не был уверен, почему. Никто из них будто не отреагировал на его неожиданное появление в противоположной стороне комнаты. Он снова посмотрел на них всех, попытался моргнуть, но безуспешно.

Парящая четырехрукая фигура обернулась и взглянула на него. Ее тройные линзы завращались быстрее, затем щелкнули и замерли.

— Теперь объект нас видит, — голос был тем же механическим пощелкиванием, что он слышал ранее. Тогда все люди повернулись и уставились на него. Тонколицый человек нахмурился и поманил его пальцем.

— Ближе.

Он направился к фигурам, пролетев над объектом, погребенным под змеиным гнездом трубок. Пролетая мимо, он успел заметить отражение на стеклянной поверхности одного из наполненных жидкостью сосудов: отполированный череп без нижней челюсти и с наполненной скоплением линз левой глазницей. Он продолжил лететь вперед, и вдруг у него закружилась голова. Сервочереп — он узнал его, и ощутил, как сквозь его суженное сознание прокатилась волна шока.

Наконец, тонкое лицо оказалось вровень с его глазами.

— Скажи, ты можешь говорить?

«Нет», — конечно, он не мог говорить. Слово с бессловесным гневом эхом разлетелось внутри него. Он не мог…

От фигуры на столе послышался булькающий звук.

— Н… нет.

— Хорошо, — произнес тонколицый человек, затем его губы сложились в узкую улыбку, которая вовсе не походила на улыбку.

Тогда-то он догадался, и понял, почему смотрел на мир посредством сервочерепа, понял, почему никто не посмотрел на него, когда он впервые увидел помещение. Он был фигурой на столе. Израненная плоть принадлежала ему. Рот, говоривший сквозь прорезь в металлической маске, был его. И у него не было глаз.

— Кто ты? — спросил он.

— Это не важно, — осторожно сказал тонколицый человек. — Но ты, тем не менее, эпицентр всего, что здесь происходит, — он бросил взгляд на парившего техножреца. — Понимаю, твое восприятие пока ограничено, но мы поможем тебе его вернуть, — человек аккуратно кивнул. — Мы поможем тебе вспомнить.

— Вспомнить?

— Да, и позволь мне начать с того, что я кое-что тебе дам. Нам потребуется от тебя больше, гораздо больше, но тебе придется привести нас туда, а для этого нам нужно, чтобы ты с чего-то начал. Твоего имени, — тонколицый человек замолчал. — Тебя зовут Астреос.

«Астреос, — имя прокатилось сквозь него, подобно отголоску крика, донесшегося сквозь густой туман. — Да… Да. Это было… Это моя имя».

— Почему я здесь? — спросил Астреос.

Тонколицый человек скрестил руки и уперся длинным пальцем в подбородок.

— Это очень хороший вопрос, — сказал он.

IX

Грозовое спокойствие

Флот ждал в тревожном бездействии. Два десятка кораблей дрейфовали во тьме с безмолвствующими двигателями. Далекий звездный свет омывал их корпуса, придавая их очертаниям серебристый оттенок. Время шло, и обитавшие на судах миллионы ждали. На мостиках военных кораблей, в тесных и душных подпалубах, в лишенных света днищах, они ждали. Большинство, сами не зная почему, чувствовали одно и то же — напряжение между каждым ударом сердца, подобно натянутой коже барабана, ждущей первого удара.