Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Не надо печалиться, вся жизнь впереди! (сборник) - Рождественский Роберт Иванович - Страница 30


30
Изменить размер шрифта:

Память

Старая записная книжка

Где же она пропадала?
   (Поиски – труд напрасный!)
Вновь я ее листаю,
с прошлым —
   глаза в глаза.
В этой потертой книжке,
   будто в могиле братской —
мертвые
телефоны,
мертвые
адреса…
Уже ничего не поправишь.
   Уже ничего не скажешь.
И не напишешь писем.
И не дождешься звонков…
Вот на пустой странице —
   Шукшин Василий Макарыч.
А перед этим —
   рядышком —
Симонов
и Смеляков…
Как поименный список
   армии перед боем
(хватит работы санбатам,
   разведчикам
      и штабам!).
Ояр!
Куда же ты, Ояр?!
Не отвечает Ояр.
Сумрачно и таинственно
   палец подносит к губам.
Строки в потертой книжке
   все еще смотрят призывно.
Все еще дышат,
   требуют,
      вздрагивают и говорят.
Я имя читаю
и слышу
   глуховатый голос Назыма:
«Брат,
   мы давно не виделись…
Как поживаешь,
брат?…»
Трудно листать страницы.
Видеть фамилии
   тяжко…
Зимний полуденный Вильнюс.
За незастывшей рекой
улица Малонеи.
«Стаська! – кричу я.
   – Стаська!»
Он улыбается грустно.
   Машет нездешней рукой.
Старая, старая книжка.
Буквы поблекли.
Однако
имя любое —
   словно
      прикосновенье к огню.
Строчка:
«Звонить Паруйру!!»
   Два восклицательных знака.
Может, звонил.
Не помню.
Больше не позвоню.
Старая книжка свидетельствует,
   жалует
      и обвиняет,
как черный квадратик в «Вечёрке» —
   каждый ее листок…
Где ты, Кузьмич?
Откликнись!..
И комнату заполняет
неповторимо протяжный,
   скорбный луконинский вздох…
Я позабыл о времени,
   старую книжку листаю.
Вся она —
будто исповедь
   осиротевшей семьи…
Рана моя
   открывшаяся.
Память моя
   святая.
Други мои – товарищи.
Вечные судьи
мои.

Старые фотографии

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Может,
   слишком старательно
я по прожитым дням бегу…
Старые фотографии,
зачем я вас берегу?
Тоненькие,
   блестящие,
гнущиеся, как жесть…
Вот чье-то лицо пустяшное,
вот чей-то застывший жест.
Вот детство вдали маячит,
кличет в свои края.
Этот насупленный мальчик —
неужто таким
был я?!
Фотограф по старой привычке
скажет:
«А ну, гляди:
отсюда
   вылетит птичка.
Ты только смирно сиди».
Он то говорит, что должен, —
профессиональный тон.
«Не вылетела?
Ну что же…
Ты приходи
   потом».
И мальчишка на улицу выйдет
и будет думать, сопя:
«Когда ж эта птичка вылетит?
Какая она из себя?
Синяя или оранжевая?»
И мальчишка не будет спать.
К дому,
   где фотография,
он утром придет опять.
Будет взгляд у фотографа
сумрачен и тяжел.
Он мальчика встретит недобрым:
«А-а,
   это ты пришел!
Шляется тут,
   бездельник,
а ты занимайся с ним…
Не вылетит птичка без денег.
Не вылетит!
Уяснил?»
Паренек уйдет осторожно.
Но, исполнить мечту решив,
он будет копить
на мороженом
сэкономленные
гроши.
Через неделю мальчишка
вернется к дому
   тому.
И опять
не вылетит птичка,
обещанная ему.
И фотограф тогда ответит —
будет голос жесток:
«Нет этой птицы на свете,
пойми ты это, браток.
Я говорю серьезно, —
зря ты птицу искал».
И мальчишка размажет
   слезы
соленые
по щекам.
Покажется маме
на диво
смешною его беда,
что птичка из объектива
не вылетит
никогда…
Он будет плакать.
Не скоро
он забудет свою мечту.
А потом он окончит школу.
А после пойдет в институт.
Поймет он,
   как слово
      дорого.
Повзрослеет.
Выйдет в отцы.
И все же
   не будет любить
фотографов
за то, что они…
лжецы.