Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Не надо печалиться, вся жизнь впереди! (сборник)

Рождественский Роберт Иванович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Не надо печалиться, вся жизнь впереди! (сборник) - Рождественский Роберт Иванович - Страница 20

Изменить размер шрифта:

«Не стоит от себя бежать…»

Не стоит

от себя бежать,

глаза потупив…

Поступки

надо совершать!

Одни поступки!

Поступок —

в трусе разбудить

замах героя.

Поступок —

жить,

не затвердив

чужие роли.

Поступок —

быть собой

в дыму

и клятве пылкой.

Поступок —

вопреки всему

молчать под пыткой!

Поступок —

много долгих дней

гореть,

а после

порвать поэму,

если в ней

хоть капля

позы.

Прикажет время зубы сжать —

не протестуйте.

Поступки

надо совершать!

Одни поступки!

И кровь твоя

через ничто,

дымясь,

проступит…

Ведь если жизнь – поступок,

то

и смерть —

поступок.

«Мы живем в предвоенное время…»

Мы живем

в предвоенное время.

Предразлучное.

Предпоходное…

Не желаю,

чтоб подобрели

командиры наши

пехотные.

Танки,

тяжкие, как терпение,

переваливаются

на марше.

И скрипят

ремни портупейные.

И ладонь —

в оружейном масле.

Радиолы зовут напрасно.

Полдень

длится.

И полночь

длится.

И Россия

глядит

пристрастно

в похудевшие наши лица.

И отцы

звенят орденами

над мерцанием

рюмок незвонких.

Обо всем,

что случится

с нами,

вы прочтете в письмах.

И сводках…

У истории

неистошный

голос.

Крики

потонут в бездне…

Над землею

дальневосточной

ходят тучи,

как в старой песне…

Будет трудно?

А что

поделать?

Будет смертно?

А как

иначе?…

У шлагбаумов

запотелых

тормоза визжат

по-щенячьи.

Тонет сумрак

в дожде мгновенном.

Козыряют нам

часовые…

Не впервые

за послевоенным —

предвоенное.

Не впервые.

День

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

И опять он рождается

в зябком окне.

Барабанит в стекло,

будто просит помочь.

В нем —

коротком,

еще не потерянном дне —

непрерывная боль,

сумасшедшая мощь!..

«Суета!» – говоришь?

«Принесет – унесет?»

Говоришь, что поэту

гораздо важней

о бессмертии думать

и с этих высот

обращаться к векам

через головы дней?…

Я не ведаю,

чем тебя встретят

века…

Для спешащего дня

я кричу и шепчу.

И останется после

хотя бы строка —

я не знаю.

Я знаю.

Я знать не хочу.

Кончается время

Мгновения

Не думай о секундах свысока.

Наступит время – сам поймешь, наверное:

свистят они,

как пули у виска, —

мгновения,

мгновения…

Мгновения спрессованы в года.

Мгновения спрессованы в столетия.

И я не понимаю иногда:

где – первое мгновенье,

где – последнее.

У каждого мгновенья – свой резон.

Свои колокола.

Своя отметина.

Мгновенья раздают

кому – позор,

кому – бесславье,

а кому – бессмертие!

Из крохотных мгновений соткан дождь.

Течет с небес вода обыкновенная…

И ты порой почти полжизни ждешь,

когда оно придет —

твое мгновение.

Придет оно —

большое, как глоток,

глоток воды во время зноя летнего…

А в общем,

надо просто помнить долг.

От первого мгновенья

до последнего.

Баллада о молчании

Был ноябрь

по-январски угрюм и зловещ.

Над горами метель завывала.

Егерей

из дивизии «Эдельвейс»

наши

сдвинули с перевала…

Командир

поредевшую роту собрал

и сказал тяжело и спокойно:

«Час назад

меня вызвал к себе генерал.

Вот, товарищи,

дело какое:

Там – фашисты.

Позиция немцев ясна.

Укрепились надежно и мощно.

С трех сторон – пулеметы,

с четвертой – стена.

Влезть на стену

почти невозможно…

Остается надежда

на это «почти».

Мы должны —

понимаете, братцы? —

нынче ночью

на чертову гору

вползти.

На зубах —

но до верха добраться!..»

А солдаты глядели на дальний карниз,

и один —

словно так, между прочим, —

вдруг спросил:

– Командир,

может, вы – альпинист?… —

Тот плечами пожал:

– Да не очень…

Я родился и вырос в Рязани,

а там

горы встанут,

наверно, не скоро…

В детстве

лазал я лишь по соседским садам.

Вот и вся «альпинистская школа»…

А еще

(он сказал, как поставил печать!)

там у них —

патрули!

Это значит:

если кто-то сорвется,

он должен молчать.

До конца.

И никак не иначе…

…Как восходящие капли дождя,

как молчаливый вызов,

лезли,

наитием находя

трещинку,

выемку,

выступ.

Лезли,

почти сроднясь со стеной, —

камень

светлел под пальцами.

Пар

поднимался над каждой спиной

и становился

панцирем.

Молча

тянули наверх свои

каски,

гранаты,

судьбы.

Только дыхание слышалось

стон

сквозь сжатые зубы…

Дышат друзья.

Терпят друзья.

В гору

ползет молчание.

Охнуть – нельзя.

Крикнуть – нельзя.

Даже —

слова прощания.

Даже —

когда в озноб темноты,

в черную прорву

ночи,

все понимая,

рушишься ты,

напрочь

срывая

ногти!

Душу твою ослепит на миг

жалость,

что прожил мало…

Крик твой истошный,

неслышный крик

мама услышит.

Мама…

…Лезли

те,

кому повезло.

Мышцы в комок сводило, —

лезли!

(Такого

быть не могло!!

Быть не могло.

Но – было…)

Лезли,

забыв навсегда слова,

глаза напрягая

до рези…

Сколько прошло?

Час или два?

Жизнь или две?

Лезли!!

Будто на самую

крышу войны…

И вот,

почти как виденье,

из пропасти

на краю стены

молча

выросли

тени.

И так же молча —

сквозь круговерть

и колыханье мрака —

шагнули!

Была

безмолвной, как смерть,

страшная их атака!..

Через минуту

растаял чад

и грохот

короткого боя…

Давайте и мы

иногда

молчать,

об их молчании

помня.