Сугубо финский попаданец. Дилогия (СИ) - Мостовский Евгений - Страница 33

— А чему радоваться, товарищ маршал?

— Как чему? Линию прорвали, щас белофинам каюк придет, до Хельсинки не остановимся! — Все-таки похоже начальник Генштаба решил плюнуть на ковер, но сдержался.

— Товарищ маршал, товарищам Сталину и Молотову — гражданским людям- понятное дело, но вам старому вояке….

— Что случилось? — с внезапно прорезовавшимся акцентом спросил Сталин. Шапошников, слегка покачнувшись перевел взгляд на него:

— Мы ударили в пустоту, войск перед нами нет, все псу под хвост! Сопротивление оказывается лишь для того, что б мы не продвигались в походных колоннах.

— А где же они? — Иосиф Виссарионович кажется растерялся. Шапошников дернул плечом.

— Если б Маннергейм имел больше войск, то сегодня ночью я б ждал контр удара, но войск больше, чем мы фиксируем, у него нет. Готов ручаться. Думаю они на тыловой линии, под Выборгом. Отдельные бригады закрепились на промежуточной. Еще в 17.00 Генштаб отдал команду о проведении глубокой авиаразведки, к сожалению после массированного авиаудара поднять в воздух удалось совсем немного самолетов. Информации пока нет.

— Что же делать?

— То же что и делали, идти вперед. Ломать сопротивление войск прикрытия. Выходить на их новую линию обороны, подтягивать артиллерию. И бить!

Сталин кажется взял себя в руки. Прошелся к маленькому столику, закурил папиросу, жестом указал Шапошникову на ряд стульев у длинного стола. Борис Михайлович, какой-то деревянной походкой прошел вперед и скорее рухнул, чем сел на ближайший стул. Молотова за грудой бумаг совсем не было видно, Ворошилов так и остался стоять, выпучив глаза и механически двигая челюстью. Сталин посмотрел на него, видимо собираясь что-то спросить, потом поняв что толку вряд ли добьешься, слегка махнул рукой.

— Товарищ Шапошников, по вашему мнению, когда мы сможем приступить к штурму Выборга?

— Числа 29-го, 30-го. Зависит от того как скоро подойдет артиллерия и удастся перебазировать авиацию. — начальник Генштаба потер лоб.

— Если этот старый лис, опять чего нибудь не выкинет. Опять какую-нибудь корриду.

— Корриду, хм. Действительно похоже. А что бы вы сделали на месте Маннергейма? — Шапошников задумался.

— Товарищ Сталин, вот мы сейчас вспомнили Испанию. На его месте, я б превратил Выборг в Мадрид.

— Не понял, поясните.

— При боях в городе мы теряем преимущество могущественной артиллерии и авиации. Ввел бы в город несколько бригад, максимально насыщенных автоматическим оружием и ПТР. Навязал бы уличные бои. Опыт того же Мадрида показывает, что при регулярном снабжении, такие бои могут тянуться бесконечно долго.

Сталин присев у длинного стола, заинтересованно слушал начальника Генштаба.

— Вы знаете, ваши рассуждения вполне логичны, если следовать им то штурмовать город мы не должны.

— Мы не должны штурмовать город в лоб. Нужно совершить маневр, обойти северо-восточнее и по льду Выборгского залива. Взять его в кольцо, после

этого атаковать с разных направлений. Так они не продержатся и пары дней.

— Хорошо, а в какие сроки удастся провести такую операцию?

Борис Михайлович слегка пожал плечами,

— Нужно считать, но на вскидку между пятым и десятым апреля.

— Поздно, таких сроков мы дать не можем.

— Все будет зависеть от того, как быстро мы прорвемся к Выборгу.

Т-28-й натружно ревя вывернул надолб и клацая траками пошел вперед. По броне, выбив синюю искру, чиркнула пуля ПТР. Несколько десантников в ладных, белых комбинезонах, высунувшись из-за кормы танка захлопали из «Федоровых» по гнезду бронебойщиков, чуть погодя к ним присоединилась правая пулеметная башенка. Из «лисьей норы» больше ни кто не стрелял. Танк подался вперед еще на десять метров, тревожно крутя пушечной башней и встал. Вдоль высокого борта, пригибаясь, пробежали фигуры в белом, плюхнулись в снег и змеями заскользили к ближайшему холмику. Один из них наткнулся на припорошенный снегом деревянный ящик финской противотанковой мины, сунул рядом маленький черный флажок и поспешил за остальными. «Комод» десантников, огляделся из-за холмика, не нашел ни чего подозрительного и махнул танкистам. Т-28-й аккуратно обойдя флажок, подтянулся к ним. Белые фигуры снова перебежками рванули вперед, правда не далеко, слева, метров со ста двадцати, из неприметной амбразуры ДЗОТа залаял «Суоми». Один из десантников дико закричал и начал выгибаться дугой, пятная кровью белый снег. Танк довернул башню и выстрелил из пушки, потом еще и еще. К нему присоединился соседний, а десантники его прикрывающие, поползли к обозначившему себя ДЗОТу. 51-й батальон, 10-й тяжелой танковой бригады и 4-й батальон 201 отдельной воздушно-десантной бригады прогрызали укрепрайон промежуточной линии Кямаря-Хейкурила.

На рассвете 17 марта, самый крупный «специалист» по танковым войскам РККА, комкор Дмитрий Павлов, был вполне в курсе той не простой ситуации в которой оказалась Красная Армия, после маневра Маннергейма. Относительно молодой, как и все Сталинские выдвиженцы, всего сорок два года, безусловно лично храбрый, везучий и очень амбициозный он воспринял сложившееся положение, как повод наконец-то показать на что способны танки в современной войне. Для этого у него было все, грех жаловаться. Самое главное — опыт. Находясь с первых дней войны в самой гуще событий, но при этом не неся личной ответственности ни за что, Павел Григорьевич смог понять в чем беда советских танковых войск. Как ни странно дело было совсем не в танках — броне, бензиновых моторах, пушках-пулеметах, а тактике применения. Постоянно оставаясь без пехотного прикрытия бронированные машины легко уничтожались всеми видами оружия: от бутылок с бензином, до полевой артиллерии и сами ни чего поделать не могли. При чем не важно, какие это были танки — легкие, средние или сверхтяжелые. До Павлова, возможно первым из всех советских военноначальников дошла простая истина — если хочешь иметь хорошие танковые войска — имей хорошую пехоту, способную с танками взаимодействовать. Кроме этого финны показали, что различные самоходные гусеничные машины во много раз повышают боевой потенциал танков, как рода войск. Именно такие мысли он озвучил на совещании у Сталина в праздничный день — 23 февраля, когда докладывал о структуре Особого танкового корпуса — Эшелона Развития Прорыва. С подачи командарма 1-го ранга Шапошникова, Дмитрий Григорьевич начал резать правду-матку, вытребовав себе элиту элит — отдельные воздушно-десантные бригады, все три — 201, 204 и 214-ю, 10 Тяжелую танковую бригаду из Киевского военного округа и подчинение уже воюющих 20 и 35 танковых бригад. До кучи рассказал о финских самоходках и посетовал, что таких же нет в РККА. Сталин стал, что-то припоминать.

— Почему нету, я помню, правительству показывали, интересные машины.

— Хорошие машины, только работы были прекращены в 37-м, конструктор Сячентов вредителем оказался, расстреляли его.

— Идиоты, ежовщина, вместе с грязной водой выплеснули младенца — искренне огорчился Самый Человечный Человек и не стал возражать против выгребания практически всех тягачей «Ворошиловец» из Московского округа для создания самоходного артполка и мобильных тылов. В результате к 1 марта комкор имел под своей командой небольшой штаб, три танковые бригады, две из них тяжелые, три бригады ВДВ, самоходный артполк, батальон химических танков, связи, саперов, ремонтников. Начались изматывающие тренировки, две недели подряд отрабатывали взаимодействие и слаживание по 12–14 часов в сутки, благо личный состав молодой и спортивный. Заставлять никого не приходилось, все прекрасно понимали — завтра в бой, а финны ошибок не прощают. Генштаб не остался в стороне от этой работы, помогли методическими материалами, специалистами — штабниками и связистами, подбросили автоматического оружия. Со складов поступили старые, но великолепные по ТТХ автоматы Федорова, совсем новые пистолет-пулеметы Дегтярева и автоматические винтовки Симонова. 16 марта корпус ушел в прорыв, таща «на себе» два «БыКа» и полторы «КоЗы».