Немеренные версты (записки комдива) - Джанджгава Владимир Николаевич - Страница 21

Ночь перед прорывом выдалась холодной. Мороз достигал двадцати пяти градусов. С вечера сыпал жесткий, колючий снег, мела пурга. Тем не менее все шло по плану.

Ровно в 8 часов утра 26 января заговорили гвардейские минометы — «катюши». Вслед за их первым залпом открыла мощный огонь ствольная артиллерия. Используя некоторые улучшения погоды, авиаторы тоже стремились внести свой вклад в прорыв вражеской обороны.

Артиллерийская и авиационная обработка переднего края противника продолжалась час с небольшим. В 9 часов 12 минут одновременно со стрелковыми частями двинулись вперед танки непосредственной поддержки пехоты из состава 118-й танковой бригады подполковника Я. К. Брегвадзе. Однако из-за снежных заносов продвигались они медленно, а пехота, встреченная сильным огнем противника, несла большие потери.

На участке 8-й стрелковой дивизии дело поначалу несколько застопорилось, так как противник контратаковал ее довольно крупными силами. К тому же приданный дивизии 43-й танковый полк не смог своевременно оказать ей действенной поддержки: танки застряли в глубоком снегу, буксовали.

Противник по-прежнему упорно держался на флангах — в Лимогорах и Борках, подвергая участок вклинения яростному обстрелу из артиллерии и минометов. Героические усилия 148-й стрелковой дивизии расширить прорыв по фронту не дали существенных результатов.

В полдень командарм ввел в прорыв перекатом через боевые порядки 8-й стрелковой дивизии 15-ю Сивашскую. 321-му стрелковому полку была поставлена задача ударом с тыла овладеть Борками, а 676-му — Александровкой.

К исходу дня войска армии с упорными боями продвинулись в глубь вражеской обороны на 7–8 километров и фактически овладели главной полосой обороны противника.

Задача дня была выполнена. Теперь важно было лишить противника возможности подтянуть свежие силы. Из штаба дивизии сообщили, что командарм принял решение в ночь на 27 января ввести в действие подвижную группу в составе 84 танков и двух посаженных на аэросани лыжных батальонов. Это сообщение обрадовало всех. От наших полков требовались смелые, решительные действия в преследовании противника в ночное время.

Выполняя эту задачу, особо отличился лыжный батальон под командованием капитана Швендика. Воины-лыжники с ходу атаковали гитлеровцев, не дав им опомниться. Немецко-фашистские солдаты и офицеры, оборонявшие Александровну, пытались бежать, но бежать по глубокому снегу — значило обречь себя на верную смерть, и потому гитлеровцы вынуждены были сдаваться в плен.

Той же ночью 321-й стрелковый полк 15-й Сивашской дивизии, обойдя Борки с юга, внезапно обрушился с тыла на довольно крупный гарнизон врага. Здесь ночной атаки не ожидали. В непродолжительном бою воины полка истребили до 600 вражеских солдат, офицеров и полностью освободили деревню Борки.

За ночь глубина прорыва была расширена до 22 километров. Теперь артиллерия противника могла обстреливать освобожденный участок лишь из дальнобойных орудий, да и то бесприцельно, по площадям.

Наступление нарастало. В прорыв вошла подвижная танковая группа и пехота на аэросанях под командованием заместителя командарма генерал-майора М. И. Глухова. Пройдя через боевые порядки 307-й стрелковой дивизии, танки рассредоточенной колонной двинулись по большаку к Волово и Касторное.

Сквозь пургу

Пока Иван Швендик со своими лыжниками освобождал от фашистской нечисти деревню Александровку, а затем преследовал остатки разгромленного гарнизона, другие подразделения 676-го стрелкового полка двигались в направлении села Никольское. Полковой штаб шел вслед за батальоном майора Белоуса. Пурга усилилась, видимость сократилась. Жгучий ветер бросал в лица бойцов ледяную крупу. Ресницы у всех были густо покрыты инеем, словно обложены ватой. Время от времени попискивали переносные рации. Это поддерживалась связь полка с батальонами. Охраняли штаб разведчики старшего лейтенанта Рябушенко и комендантский взвод. Где-то позади двигались санчасть и другие полковые службы.

«Хорошо, что приладили к пушечным колесам лыжи, — подумал я, — да и станковые пулеметы установили на самодельные сани. Туго бы пришлось в такой крутоверти. Теперь же все на ходу, все движется, несмотря на мороз и вьюгу».

На штабной карте по пути к Никольскому значились три небольшие деревни: Натальевка, Николаевка и Ефимовка. Первая — Натальевка. Но где же эта деревня?

Развернул карту. Рядом со мной остановились майор Мазниченко и майор Фомин. Громко, стараясь перекричать дико воющую вьюгу, спросил:

— Как думаете, далеко еще до Натальевки?

— Аллах ее знает эту Натальевку.

— Надо бы выслать разведку, — предложил замполит.

— Знаю, но куда?

— Надо сориентироваться точнее, — говорит начальник штаба, прикрываясь от морозного ветра меховой рукавицей.

— Согласен. Давайте сориентируемся.

Бойцы комендантского взвода быстро соорудили из нескольких плащ-накидок своеобразную палатку. Залезли туда и разостлали на снегу карту. Все вроде правильно. Натальевка где-то совсем рядом.

И снова вперед. Задерживаться нельзя. До рассвета полк должен подойти к Никольскому, с ходу атаковать село и очистить его от противника, иначе сорвется бой по уничтожению тербуновской группировки.

Гитлеровцы в такую пургу отсиживаются в домах, в тепле. Они не очень охотно воюют ночью, тем более в мороз. Во всяком случае, так было до сих пор. А вообще-то могут устроить и засаду. Не нарваться бы на нее.

Впереди мерцал огонек. Его увидел майор Фсфин.

— Может быть, немцы?

Выслали на огонек старшего лейтенанта Рябушенко с тремя бойцами. Вернулись разведчики радостные, улыбающиеся:

— Деревня Натальевка! Туда только что начал втягиваться батальон Белоуса. Для штаба полка зарезервировали одну хату на отшибе. Можно будет обогреться, — щуря черные, цыганские глаза, сообщил Рябушенко.

В хате на отшибе нас радушно встретили две женщины — молодые, бойкие. Попросили за стол, отведать горячей рассыпчатой картошки «в мундире».

— За приглашение к столу спасибо. Только жаль, сидеть некогда. Скажите-ка лучше — далеко ли до Никольского?

— Если по дороге, то километров восемь, — ответила одна из женщин, а если по оврагу, то наполовину ближе — километра четыре. Хотите, проводим вас по оврагу?

— А мужчин в деревне разве нет?

— Одни старики да калеки. Молодых проклятые немчаки в Германию угнали. Вы не беспокойтесь, товарищ начальник, проведем не хуже мужчин. Мы — местные, каждый кустик тут знаем. Только идти надо осторожно. В Никольском немцы.

— Много их там?

— Много. И пушки разные. За реку Олым из них стреляют по нашим.

Женщины поспешно собрались в нелегкий и опасный путь. О том, что противник в Никольском имеет зенитную и полевую артиллерию, нам было известно. Огонь фашистских батарей не раз беспокоил наши подразделения.

Пришел майор Белоус. Приказываю ему самым тщательным образом оберегать проводниц от возможных случайностей.

— Всё будет как надо, товарищ подполковник!

Командир первого батальона майор Концедалов получил по радио приказание — изменить маршрут в сторону Никольского, продвигаться кратчайшим путем, минуя деревни. Капитану Швендику было также приказано прекратить преследование противника и ускоренным маршем вести батальон в район Никольского. Удар по Никольскому гарнизону мыслился внезапным и мощным, иначе неизбежен затяжной бой, большие потери.

Добровольные проводницы из Натальевки сдержали свое слово и быстро вывели полк к Никольскому. Село Никольское оказалось довольно-таки большим. Неширокой полосой оно тянулось по крутому левому берегу реки Олым. Его увидели издалека по редким огням в окнах изб. Снежный буран постепенно затихал, но из-за больших сугробов двигаться по-прежнему было трудно. Зримо близился рассвет.

На КП полка — в небольшую хату на окраине крохотной деревеньки пришли все комбаты. Еще раз уточнили задачу. Майор Концедалов получил приказ обойти Никольское с севера, закрепиться на дороге, ведущей из села на запад, и отрезать вражескому гарнизону путь отхода. А в последующем перекрыть шоссе Тербуны — Урицкое — Касторное.