Телепатия. Проклятие языка (СИ) - Шавлюга Иван Сергеевич - Страница 37

Перед нами обезьяна - вот этот Алексей. К потолку клетки был подвешен банан для обезьяны. Было много кубиков в клетке и палка, чтобы достать банан. Но как его достать? Вот обезьяна Алексей уже взял палку и стал швырять в банан, не падает, опять ходит из угла в угол, пытаясь сообразить, что не так:

- Может этой сбой из-за магнитной бури? Магнитная буря подкидывает этот текст и эти образы? Ну, нет, это невозможно. Это просто невозможно. Ведь бурю я оптимизирую. Я просто уже удалил эту генеральную линию города. Я взял сто человек и им почистил память на счёт бури. И бури быть не должно. И это галлюцинация, а не буря. Значит это сбой совершенно другой

Вот уже раз двадцать швырял в банан палку и двадцать раз не попадал. Теперь увидел кубики, наконец-то, сейчас он догадается, что происходит с его системой слежения и системой сканирования. Соорудил из кубиков пирамиду в углу клетки, когда банан в самой середине:

- Может быть, Ксения издевается надо мной, взломала протокол передачи данных, и придуривается, чтобы меня найти и передать следователям, ну и чтобы мы её не трогали? Да нет, она одиночка, а у меня бот. сеть целая есть. У меня есть целая теория. И у всех этих моих, - последние слова ненормальный мужик с бородой и кудрявыми волосами, с всякими разными внутри голосами, произносил медленно и даже слишком, словно у него дефект в нейронах: - показания те, которые я хочу видеть, и которые совпадают с теорией моделирования сознания. Так что это просто не те люди!

Залез на пирамиду, и стал швырять палку с вершины пирамиды. Тридцать раз швырял, но не попал. Он даже стучал по столу кулаками, орал трёхэтажным матом, орал тупые странные слова на непонятном языке. Главным же слогом в этом безумном крики был "ман". Мания у него уже, как бы оговорка. Но он за эти полчаса хотел сказать, что создал новую религию, новую веру, что он наместник Бога на Земле, он управляет историей напрямую именно как наместник Бога. На себя он так не воздействовал, как на подопытных кроликов. Но он уже решил, что сам перешёл из событийного пространства физически. И это для него сейчас реальное откровение. Его биография резко стала меняться в его нейронах, так тут не до критического мышления.

Наконец-то Алексей понял, на него нашло озарение, и соорудил он пирамиду прямо под бананом, и достал при помощи палки банан, теперь можно кричать:

- У нас предатели в нашей школе?! Оксану убить не удалось! Ксению не удалось, так этого убью. Ибо он не тот. Ибо он не те показания выдал!

Больше озарений пока не предвидится, так как пошёл пытать явно не тех. Может предатель совсем другой человек, но животная агрессия овладела верховным учителем, он схватил вместе с Александром Семёна и усадил в пыточное кресло. Это было такое красное кресло, стоящее у стены, рядом стоял стол с приборами. Оголили Семёну грудь и стали прикреплять клеммы проводов, чтобы пустить по ним напряжение. Это всё для развития способностей. Семён ничего не понимал, но уже дрожал. Уже закрепили его верёвками, уже ввели программу в шлем. Уже стали ждать признания, хотя сами не знали, на каком основании они решили, что Семён подменял данные.

Ток пошёл, стала действовать программа. Адская боль от тока заставила Семена орать, только кляп не давал услышать эти крики. Жуткая боль, тело стало дёргаться, начались от программы судороги. Тело дергалось, руки и ноги так тряслись, а глаза были уже на выкате, но организм дышал.

Начались страшные галлюцинации, и это поражало учителей ещё больше, ведь приказано было программой видеть событийный граф. Приказано было видеть свои ошибки, но шлем показывал реальные какие-то мысли, а они были совсем другими. Видел себя Семён системой из каких-то разноцветных шариков, некоторые образовали горизонтальные, вертикальные и диагональные линии. Чувствовал и то сектант, как лопаются эти шарики, и всё тело, состоящее из этих шариков, разлетается. Это была своеобразная игра: шарики собирались сами в линию из пяти шаров, а потом они исчезали. Подсознание просто играет в линии, рефлекторно и совсем непонятно. Алексей собирался полностью просканировать сознание, но программа давала такие сбои, что программу постоянно выбрасывала, её приходилось постоянно перезапускать. Выскакивала постоянно ошибка: обращение к несуществующему адресу, и программа сама закрывалась. Исходный текст чуть изменили, программу подкорректировали, пытаясь понять, какова глубина подсознания, где дно у всех установок. Теперь ошибок вроде не было, и были видны галлюцинации Семена. Теперь каждый шарик символизировал опыт из прошлых жизней, и теперь шарики стали исчезать быстрее. Звучали какие-то голоса. Их было много, сильно много. Уже не видел окружающего пространства Семён. Чернота, потому что глаза уже просто отключились, и дыхание стало прерывистым. Только теперь Семён понял, что его собираются просто убить. Только теперь Семён понял, что не существует теперь окружающего мира для него. Шарики правой руки разлетелись, и эта рука резко и неожиданно отнялась. Агрессия у учителей не спадает, они усилили напряжение на клеммах, теперь уже всё тело было парализовано программой, теперь началась клиническая смерть. Оставшиеся шарики полетели вверх, появился яркий белый свет, который светил вертикально вниз, словно прожектор. Шарики полетели к свету, стали уже такими лёгкими и невесомыми, но продолжали лопаться. Звучала в голове какая-то какофония. Не было единой слаженной системы в этих шариках, мало того, звуки были слишком растянуты во времени. Семён медленно умирал, по его ощущением прошло полчаса, или даже час, хотя на самом деле через три минуты шлем диагностировал смерть мозга и остановку сердца. Душа Семена, уже ощущая себя не шариками, летела по туннелю, через который светил тот самый прожектор. Рядом появился Ангел, на что-то нажал, и дверь в материальный мир, или люк какой-то закрылся. Сектант ушёл окончательно в мир иной.

Алексей и Александр, возомнив себя Богами, стали пытаться как-то при помощи того же тока воскресить Семёна, как-то мудрили при помощи шлема, но ничего не получалось. А как же получится, с такой ненавистью. Осознав, что уже ничего не сделать, Александр и Алексей положили умершее тело в угол, и посадили на это же место Олега, привязав теми же верёвкам к креслу. Только после того, как в шлем была введена программа, учителя остановились и стали рассуждать, что две смерти уже не выгодно, одна напугала сектантов до смерти, у некоторых свидетелей просто-напросто приступы начались, поэтому они и не будут ничего трогать. Но Олега просто надо пытать. Надо просто агрессию куда-то деть, и найти козла отпущения. Стали пытаться учителя опять сканировать сознание. Они немного изменили программу, и пытались задать Чётко карту событийного пространства, чтобы понять, кто подменял записи в базе. Вроде стали успокаиваться, ну не удалось просканировать сознание полностью, но некоторые воспоминания всплывали на поверхность, и попадали на экран монитора. Многие больные сектанты, человек пять трясутся в прямом смысле слова в эпилептическом припадке. Остальные всё равно страшно вопили от страха, уже временно потеряв дар речи. Они уже не помнили некоторых слов, некоторые слова обозначали не теми буквами. Полная дезориентация в речи. И руки трясутся и ноги и ничего невозможно теперь понять.

Вот состояния сектантов. Видит Алексей эти воспоминания на экране монитора, правда то картинка плохо распознается, то цвета другие, неестественное изображение получается. Странно, но ведь у Ксении всё получается. У неё, получается, распознать отдельно взятые образы, причём никакой подмены цветов, и никаких посторонних линий, как у сектантов. А всё почему? Почему получается так, что даже отдельные сигналы сознания подопытного система плохо распознает? Там вечные сбои, вечные проблемы. Может быть потому, что сектанты стали выдумывать свой бредовый язык программирования - язык программирования истории. Причём в основе этого языка лежит бредовая идея о том, что любые исторические события можно смоделировать математически. Пока Олег вспоминал, капаясь в каких-то фотографиях, которые были повсюду раскиданы в этой субъективной реальности, учитель Александр говорил взахлеб, правда, заикаясь, порой, но с такими восторженными интонациями, полные такой восторженной истерии: