Три кварка (из 2012 в 1982) - Тимофеев Владимир - Страница 75

– И что?

– А то, что в квартире у тебя совсем другие стоят. Очень похожие, но другие и к тому же новые. А здесь старые. Причем внизу их по одному на этаж, а тут сразу три. К чему бы это, как думаешь?

– Понятия не имею, – честно ответил Синицын.

Михаил хмыкнул и мотнул головой в сторону открытого шкафа:

– Вот, Шур, гляди. Шлейф от одного из них на общую шину идет, а от двух других – на квартирную. По всей видимости, на твою.

– А где же тогда мои? Ну, в смысле, те, которые из квартиры.

– А твои вот они. Приходят обычной лапшой на этот маленький коробочек, а потом куда-то еще… левым, так сказать, образом.

– Так это что? Это значит… жучки у меня в прихожей стоят? – догадался наконец-то профессор.

– С вероятностью почти сто процентов, – ухмыльнулся Смирнов.

– Е-мое! – ужаснулся доктор наук. – Это значит твои, Миш, коллеги слышат все, что у меня в квартире творится? Абсолютно все и даже…

Шурик неожиданно покраснел.

– А что? Есть что скрывать от общественности? – живо поинтересовался «чекист», растягивая рот до ушей.

– Ну-у…

– Да ладно тебе, не волнуйся, – рассмеялся Михаил Дмитриевич. – Моими коллегами тут и не пахнет. Любители какие-то балуют.

– Любители?! Какие любители?

– Хрен знает, – пожал плечами Смирнов. – Может, муж обманутый. Может, просто ошиблись.

– Какой еще муж?! – возмутился Синицын.

– Тебе виднее, – улыбнулся опять подполковник. – Впрочем, ладно. В любом случае, в полицию ты все-таки заяви. В смысле, насчет ограбления. А по поводу закладок в квартире… Хм, боюсь, затаскают тебя плюс штраф какой-нибудь управляющая компания выпишет. Якобы за самовольно установленные устройства, нарушение правил ПБ, туда-сюда. Пока разберутся, кто, что, всех собак на тебя же повесят. Замучаешься потом отбрехиваться.

– Так что же мне тогда делать со всей этой… машинерией?

– Что делать, что делать… – Михаил Дмитриевич почесал за ухом, подумал немного. – Короче, сделаем так. Есть у меня один специалист, кувалдой сейфы вскрывает. Придет сюда с хитрым приборчиком, квартиру твою прошерстит, жучков прибьет, сигнализацию восстановит. Только с обрывом на линии и – за пределами частных владений. Вот тогда и обратишься в свое ТСЖ, чтобы сигнализацию отремонтировали. Можешь даже охранку после этого установить, тогда точно никто уже в квартиру не влезет.

– Хорошо. Охранку я закажу.

– Ну вот и отлично. А сейчас пойдем потихоньку. Портфельчик твой будем искать.

– Да-да, конечно, пойдем. Это правильно.

– Вот он! Вот он, портфельчик мой! – заорал Шурик, углядев таки в груде мусора утерянный вчера раритет, бросаясь к нему прямо через наваленные возле контейнера мешки и пакеты.

Товарищ подполковник за Синицыным не последовал, благоразумно решив постоять в стороне, предоставляя профессору почетное право собственноручно откопать и очистить от мусора только что найденный саквояж.

– Вот он! Вот он родимый! – повторял довольный как слон доктор наук, прижимая к груди кожаную находку.

– Точно он? Не ошибся? – уточнил Михаил Дмитриевич.

– Я его из миллиона узнаю, – ответил ученый, вылезая наконец из дурно пахнущей кучи.

Эта помойка оказалась пятой из намеченных десяти, которые они собирались проверить.

– Повезло, – констатировал подполковник. – Могли бы вообще не найти.

– Это точно, – согласился Синицын. – Щас я его… отряхну маленько и можно домой идти.

– Не стоит сейчас домой возвращаться, – покачал головой Смирнов. – На улице посидим. Обсудим, что, как…

– А! Елки! Я и забыл совсем, что дома-то у меня… – махнул рукою профессор, вспоминая про установленные в квартире закладки.

– Вот-вот, – подтвердил его мысль «чекист». – Домой нам идти ни к чему.

Найдя подходящую лавочку, друзья сели и принялись осматривать очищенный от грязи портфель.

– Все бумаги на месте, только помятые, – сообщил Шурик через пару минут.

– Что с тайником? – тут же поинтересовался Смирнов.

– Пусто, – удрученно вздохнул Синицын, открыв секретное отделение и заглянув внутрь.

– Вытащить не могли?

– Исключено. Если Андрей написал и отправил послание, то адресовано оно нам и, значит, найти его можем только мы и никто другой.

– Это хорошо. Выходит, Андрей ничего нового нам пока не отправил.

– Скорее всего, он просто в песенник свой еще не заглядывал, поэтому и не писал ничего.

– Ну что ж, будем ждать, пока не напишет, – подытожил Михаил Дмитриевич. – А, кстати, Шур, я ведь сегодня в «Склиф» с утра заезжал, с Жанной общался.

– Да?! И как там она? Как Андрюха?

– Да как тебе сказать? Странности там какие-то.

– Какие еще странности?

– Странные, Шур. Очень… странные…

О том, что произошло в больнице, Смирнов рассказывал минут пять. Говорил коротко и по существу. Сделав акцент на состоянии Андрея и его непонятной «прозрачности», а затем поведав о реакции Жанны на сведения о «секретных» экспериментах в Курчатовском институте.

– Ерунда какая-то, – задумчиво пробормотал Синицын, выслушав подполковника.

– В чем именно?

– Да во всем, – пожал плечами профессор. – Вот взять хотя бы… хотя бы… хотя… Хм, а ведь и вправду… забавная фигня получается.

– Какая фигня? – подался вперед Михаил Дмитриевич.

Ученый с удивлением посмотрел на него:

– А ты что, еще не сообразил?

– Нет.

– Странно. Я думал, это вполне очевидно.

Синицын снова пожал плечами, затем усмехнулся и, подняв вверх указательный палец, многозначительно произнес:

– Антикварк.

– Антикварк?

– Да, Михаил. Антикварк. Шерше, как говорится, ля фам.

– Ля фам это значит… женщина? – стало наконец доходить до Смирнова.

– Вот именно, друг мой! Вот именно! – расхохотался довольный профессор. – Именно женщина! Иного я предположить не могу!

– Но… каким образом?

– Все очень просто. Вот смотри.

Синицын поднял с земли несколько веточек, разложил их на лавке и принялся объяснять подполковнику суть проблемы.

– Пусть эта веточка будет нашим потоком времени, а эта – тем, где Андрей. По нашей ползут два муравья. Предположим, это мы с тобой. На соседней ветке еще один муравей. Считаем, что это Андрюха. Все трое связаны одной цепью. Ну, то есть, видим друг друга, ароматы всякие испускаем, ультразвуки… не знаю, как это бывает у муравьев, но, в любом случае, ползем мы в одном направлении. Вот сюда, где веточки сходятся.

– А дальше?

– Дальше все как обычно. Собираемся в преступную группу и всей шайкой-лейкой движемся с хабаром к своему муравейнику.

– Ну хорошо. А женщины здесь при чем?

– Во-от, я ждал этого вопроса, – удовлетворенно заметил Синицын. – Гляди сюда. Видишь, тут есть еще одна веточка, впритык к Андреевой?

– Вижу.

– Отлично. Предположим теперь, что по этой третьей веточке тоже ползет муравей. Точнее, не муравей, а муравьиха.

– Муравьихи обычно дома сидят, яйца откладывают, – засмеялся Смирнов.

– Да какая фиг разница, – отмахнулся профессор. – Ну, пусть это будет не муравьиха, а какая-нибудь жучиха или, например, бабочка. Главное, чтобы знака она была другого. То есть реально баба.

– И что?

– А вот что. Она ведь тоже флюиды какие-то испускает, верно?

– Ну… да. Наверное, испускает.

– Вот. А наш Андрей-муравей эти флюиды чует и начинает жвалами шевелить. Типа, что это за девица-красавица? Вся такая из себя ароматная. Только подумает и сразу же, шаг за шагом, бочком-бочком, все ближе и ближе к дамочке подползает. Интересуется, одним словом, охальник.

– А она? – улыбнулся Михаил Дмитриевич, представив в мыслях описанную Шурой картину.

– А что она? Она тоже интерес проявляет, и начинаются у них, как водится, пчелиные танцы. Ах, сударыня, какие дивные погоды нынче стоят. Ах, сударь, я зонтик с собой не взяла, боюсь под дождик попасть… Короче, туда-сюда, слово за слово, оглянуться, блин, не успеешь, как тебя уже в чужой муравейник ведут. И купидончики розовые над головой шастают. Тьфу, одним словом!