Три кварка (из 2012 в 1982) - Тимофеев Владимир - Страница 2

Мне же как главному инженеру обиднее всего было то, что коллектив рабочих и ИТР [1], с таким трудом выпестованный за предыдущие четырнадцать лет, прошедший огонь, воду и медные трубы, начинал потихоньку разваливаться. Те, кто слышал одни лишь красивые фразы о светлом будущем, постепенно переставали доверять руководству. Особенно после очередной, девятой или десятой по счету, задержки и так уже урезанной до минимума заработной платы.

Однако возразить генеральному по существу мне было нечего – большую часть людей надо или увольнять, или отправлять в длительный отпуск без содержания. Сами-то мы: и директор, и я, плюс еще два зама, Михаил Дмитриевич и Владимир Иванович (один по безопасности, второй по финансам), – зарплат и бонусов не получали уже почти год и жили пока за счет старых накоплений, которые (по крайней мере, в моем случае) начинали потихоньку заканчиваться. Причем рядовые сотрудники – и рабочие, и прорабы, и инженеры из ПТО [2], и дамы из бухгалтерии – все это видели и все понимали. Но ведь у них-то таких накоплений не было. Зато были семьи, были дети, были родители, и все они хотели не просто существовать, а жить более или менее достойно. Поэтому время от времени кое-кто приносил в отдел кадров заявление со стандартным набором слов: «Прошу уволить меня по собственному желанию». С каждым из них приходилось беседовать, выяснять причины, уговаривать остаться, потерпеть. Некоторые оставались. А некоторые лишь разводили руками, добавляя смущенно, что уходят не навсегда и что трудовую книжку хотели бы на время оставить: на рынке труда тоже ведь не медом намазано – в условиях кризиса хорошую работу хрен где найдешь…

Короче, после разговора с директором домой я приехал с тяжелым сердцем. Довольно поздно. Получил от жены законный втык: «Какого фига ты сидишь на своей дурацкой работе, если тебе ни черта там не платят!» Младшая дочь к тому моменту уже тихо посапывала в соседней комнате, готовясь к утреннему диверсионному рейду в детсад, а живущая отдельно старшая, так и не дождавшись меня, уехала к себе в Бескудниково.

Еще минут двадцать мы с женой вяло переругивались на тему работы, денег и того, что я совсем не интересуюсь ни дочерьми, ни внучкой, которую Аня сегодня специально привозила к нам, чтобы дедушка порадовался ее успехам («Танечка уже сидит и даже встает иногда»). А потом Жанна просто махнула рукой и ушла в спальню. Не забыв, впрочем, предупредить, что если я опять лягу не раньше двух, то будить меня завтра никто не будет…

Вздохнув и проводив взглядом жену, я прошел на кухню, уселся за стол и тупо уставился в висящий на стене телевизор. Говорящая голова что-то бубнила с экрана, но смысл сказанного ускользал, растворяясь в информационном пространстве. Часы над телевизором показывали половину двенадцатого, мыслей в голове не было, жизнь казалась пресной и скучной донельзя.

Когда же я в очередной раз встал, чтобы открыть, а потом вновь закрыть холодильник, соображая, что не стоит жрать на ночь, лежащий на тумбочке телефон вдруг завибрировал и разразился противной трелью.

Звонил Владимир Иванович, наш зам по экономике и финансам.

– Андрей?… Как дела? Не разбудил? – была у него такая дежурная фраза в любое время дня и ночи.

– Привет, Володь. Тебе-то чего не спится?

– Да тут такое дело, Андрюха, … Помнишь, я тебе пересылал чертежи по Курчатнику.

Да, чертежи он мне действительно посылал. Правда, это было еще весной. Мы тогда, помнится, весь март обсасывали достаточно интересный проект, предполагающий реконструкцию одного из корпусов Курчатовского института. Но чересчур заниженная, на наш взгляд, сметная стоимость и дополнительные условия, включающие наличие специальных допусков, особый режим работы и нехилый откат посредникам, заставили отказаться от предложения. Хотя в случае некоторой оптимизации проекта, как прикидывали мы на пару с конструктором Борисом Марковичем Кацнельсоном, и при сохранении общей цены овчинка стоила выделки. Но – не сложилось.

– Да, помню такое. Только там с ценой была какая-то хрень, ну и торги там еще, залоги…

– Нет-нет-нет, – прервал меня Владимир Иванович. – Торги у них уже все прошли. В апреле еще. Так что сейчас все нормально. К тому же нас ведь туда не на генподряд приглашают. Подряд они на себя завели, а теперь вот выяснили, что не справляются. Им же Чубайс в этом году почти миллиард на стройку пообещал. А тут, если не успеют до Нового года, все бабки на другие статьи перекинут. Короче, им надо все срочно, причем вообще без откатов.

– Володя! Цена! – запротестовал я. – Да, мы можем, конечно, жопу порвать и сделать все, не вопрос. Но потом-то что? Опять в долги залезать?

– Блин, Андрей! – голос в трубке зазвучал раздраженно. – Ты же сам говорил, что если проект поменять, то все, что надо, срастется. А они готовы. Мы можем и проект переделать, и белорусов туда запустить – без проблем. Даже хохлов с молдаванами. Главное, чтоб никаких индейцев.

– Да сколько у нас тех индейцев? Раз, два и обчелся, – я тяжело вздохнул и продолжил. – Ну хорошо, давай завтра все спокойно обсудим.

– Андрей Николаевич! – тут, видимо, мой собеседник и впрямь рассердился. – Какие нафиг обсуждения!? Там, блин, только по монтажу за сотню, не меньше. А на будущий год им еще пару ярдов подкидывают. Работы, блин, непочатый край, на несколько лет вперед, живи да радуйся. Если, конечно, зайти по уму. Короче, нас ждут там завтра в одиннадцать. Так что давай где-нибудь без пятнадцати возле проходной. О’кей? Да, и паспорт с собой не забудь – пропуска нам всем уже выписали.

– Хорошо, – смирился я с неизбежным. – Только надо бы еще Кацнельсона с собой прихватить, чтобы сразу на месте все порешать. В смысле, по проекту.

– Да, давай и его… туда же. Это правильно. Он, если что не так, мозги им засрет капитально. Ну, в общем, ты понял. Все, пока.

– Счастливо, до завтра, – я нажал кнопку отбоя.

«Фу, блин! Не было забот, купила баба порося. Но, с другой стороны, это уже кое-что. Проблемы существуют, а для чего нам голова? Правильно, чтобы есть. Ну и… думать, как водится. Иногда», – с этими мыслями я набрал номер Бориса Марковича. И хотя время было уже совсем позднее, Кацнельсон отозвался почти мгновенно. Как оказалось, он тоже не спал, так как только-только вернулся домой после встречи со своим старинным приятелем Яшей, прилетевшим на днях из Америки. А поскольку масса тела нашего конструктора позволяла ему безо всякого для себя ущерба зараз принимать на грудь не менее пятисот кубиков водно-спиртового раствора, постольку его отношение к жизни после встречи с другом было исключительно позитивным. Так что в итоге мы с ним достаточно быстро договорились. Обо всем.

На следующее утро настроение мое было если и не приподнятым, то уж, по крайней мере, не таким паршивым, как накануне, и потому на «Щукинскую» я прибыл почти в четверть одиннадцатого, где-то за полчаса до назначенного времени. Решительный, собранный, полностью готовый к предстоящему «бою» с заказчиком. Выйдя из метро, покрутил головой, пытаясь сообразить, в какой стороне институт, однако все же сориентировался в пространстве и, припомнив былое, отправил свое бренное тело в правильном направлении, по улице Маршала Василевского.

Последний раз по этой улице мне довелось идти лет двадцать назад, причем, по тому же маршруту. Цель, правда, в те годы была иная. Тогда, помнится, срочно потребовалось договориться с коллегами из ИАЭ [3] по поводу распределения грантов. В те далекие времена термин «грант» имел в научной среде особый, почти сакральный смысл, выстраданный постоянным безденежьем. Грант Сороса, грант РФФИ [4], правительственный грант, ведомственный, стимулирующий – какие только словесные формы не принимала обыкновенная подачка с барского стола придуркам-ученым, от которых стремительно «реформирующейся» экономике никакой прибыли, одни расходы. В общем, договориться тогда удалось, хотя впоследствии это абсолютно ни на что не повлияло: нашим мнением распорядители фондов не заинтересовались.