Узники Бастилии - Цветков Сергей Эдуардович - Страница 31

Были и другие, менее заметные участники заговора: племянник Латреомона, Вильгельм Прео, принявший участие в заговоре по своей бесхарактерности и по привычке слушаться дядю, и маркиза де Вилар, молодая вдова, которая сделалась соучастницей из-за любви к Прео. Оба они не выезжали из Нормандии, где занимались вербовкой местных дворян.

2 июля 1674 года в Париже, в доме Ван ден Эндена, состоялось решающее совещание руководителей заговора. В этот день они получили давно ожидаемые новости. Монтре напечатал в «Голландской газете» условленную заметку, которая означала, что штатгальтер выделяет на экспедицию в Нормандию триста тысяч экю, а голландский флот под начальством адмирала Рюйтера готов высадить в Нормандии двадцать тысяч человек. Было решено, что Латреомон поедет в Руан формировать тайное ополчение из нормандских дворян, а Ван ден Энден отправится в Брюссель для окончания переговоров с Вильгельмом Оранским. Роган должен был остаться в Париже, чтобы не возбуждать подозрений.

Однако гром грянул среди ясного неба.

11 сентября 1674 года Роган приехал в Версаль, где собрался весь двор для приема папского нунция. Во дворце к нему подошел капитан королевской гвардии Бриссак и сказал, что должен поговорить с ним наедине. Когда они вышли из капеллы, где должен был состояться дипломатическии прием, Бриссак тотчас потребовал у Рогана шпагу. Принц, пораженный неожиданностью ареста, не оказал никакого сопротивления.

Рогана посадили в королевскую карету, специально выделенную для этой цели, и препроводили в Бастилию под охраной лейтенанта и четырех солдат. В крепости его встретил комендант Бемо, который уже имел приказ военного министра Лувуа, запрещающий произносить вслух имя арестованного.

Заключенному отвели довольно обширную комнату с одним окном, заколоченным изнутри двойными ставнями; снаружи была толстая решетка. Эта комната стала последним жилищем принца Людовика де Рогана. Окруженный неизвестностью и терзаемый подозрениями, он так и не узнал имени своего предателя.

Этим человеком был адвокат Жером дю Козе де Назель. Усердно посещая лекции Эндена, он постепенно втерся к нему в доверие и узнал, что учитель занимается политическими вопросами не только теоретически, но и практически. Рассчитывая на богатое вознаграждение, Назель 10 сентября написал королю длинное письмо, в котором сообщил все, что знал о заговоре. Доносчик мог назвать одни имена, но не имел никаких улик; тем не менее Людовик отреагировал мгновенно, распорядившись арестовать всех участников заговора.

После ареста Рогана Бриссак отправился в Руан за Латреомоном. Он расставил солдат у дверей гостиницы, где остановился Латреомон, но вошел в его комнату один – они были давними знакомыми. Латреомон еще лежал в постели; ничего не подозревая, он завязал с Бриссаком дружескую беседу. Вдруг Бриссак сказал тем же добродушным тоном:

– Латреомон, я арестую тебя именем короля.

Латреомон оторопел от неожиданности, но быстро оправился и попросил позволения собрать свои вещи. Бриссак не возражал, внутренне радуясь тому, что дело сладилось так легко. Латреомон вышел в другую комнату, а Бриссак тем временем впустил в комнату двух солдат.

Спустя несколько минут Латреомон вернулся, держа в руках два пистолета, из которых выстрелил сразу, как только появился в дверях. Однако пули попали не в Бриссака, а в одного из солдат. Бриссак, желая показать Латреомону, что он не испугался, крикнул ему: «Стреляй!» Второй солдат, приняв это за команду, выстрелил в Латреомона. Пуля попала ему в бок, Латреомон повалился на пол. Его перенесли в постель и послали за лекарем и духовником. Он умер на другой день, ни в чем не сознавшись и только твердя:

– Такая смерть достойна храброго солдата!…

Энден, возвращавшийся из Брюсселя, был арестован в Бурже. В его кармане нашли письмо Монтре, доказывавшее факт сношений с главнокомандующим вражеской армей (в это время шла война с Испанией, и Испанские Нидерланды были превращены в арену боевых действий). Прео и госпожа Вилар были схвачены в Нормандии. Всех их заперли в Бастилии. Вскоре, после одного удачного для французов сражения, была захвачена карета Монтре, спасшегося от преследования верхом, где была найдена его переписка с Ван ден Энденом.

Открылось следствие. Каждое утро, в пять часов, следователь вызывал арестантов в Арсенал на допрос. Первым перед правосудием предстал Энден. Король приказал обращаться с этим «сумасбродом» как можно строже, но Энден молчал или все отрицал. От всего отпирался и Прео, смекнувший, что у следствия нет прямых улик против него; госпожа Вилар созналась в авторстве восьми малозначащих писем.

Фактически следователи имели всего два доказательства преступления арестованных. Первым были шифрованные письма, где Монтре именовался Кверквевином, Фландрия – Марией, Голландия – Маргаритой, а Роган – Марианной, – то были имена зятя и трех дочерей Ван ден Эндена. Латреомон скрывался в них под именем мадемуазель д'Аржан; суммы, которые заговорщики надеялись получить от Испании и Голландии, назывались ценой алмазов, место, где должен был пристать голландский флот, – домом, оружие – обозом, корабли – мешками, вспомогательные войска – лекарствами Кверквевина. Вторым доказательством была копия с договора, заключенного заговорщиками с Монтре, по которому последний обещал выдать им 100 тысяч ливров, а также выхлопотать им пенсион у испанского короля; в заключение он желал Рогану счастья в исполнении его «великодушного намерения», которое, по его словам, предпринималось ради общего блага и спокойствия всей Европы.

Защита подсудимых была возложена на них самих, так как еще в 1670 году Людовик XIV издал указ, где было объявлено, что «подсудимые должны сами отвечать на все вопросы и не имеют права пользоваться советами адвокатов».

Что касается Рогана, то отсутствие его собственноручных писем к Монтре и гибель Латреомона могло бы, пожалуй, спасти его если не от тюремного заключения, то хотя бы от смерти. Однако он оставался в полном неведении относительно хода следствия. Другие узники пытались предупредить его о выгодах его положения, крича по ночам в каминные трубы: «Латреомон умер и ни в чем не признался!» – но тюремное начальство приняло меры, чтобы Роган не мог их слышать.

Людовик чрезвычайно опасался, что Рогану могут устроить побег из Бастилии. Когда его вели на допрос, рота мушкетеров занимала все выходы Арсенала, а комендант Бастилии лично приводил его к следователям и отводил назад в камеру.

Несмотря на полную изоляцию, Роган все же понял, что у следствия нет против него ничего, кроме подозрений. Тогда король прибегнул к подлой уловке. Он послал к Рогану в Бастилию министра Лувуа, который от имени короля обещал ему полное прощение, если тот чистосердечно расскажет обо всем, что знает. Роган поверил и попался в ловушку: признавшись во всем, он выдал и себя и остальных.

Получив признание Рогана, следователи передали дело в суд парламента, который признал арестованных виновными в государственной измене и вынес следующий приговор: «Принц Роган, кавалер Прео и маркиза Вилар осуждаются на обезглавливание на Гревской площади. Афиниус Ван ден Энден будет казнен смертью на виселице».

Когда Рогану зачитали приговор, им овладело отчаяние. Комиссар, читавший бумагу, сделал паузу и продолжил: «Король, принимая во внимание знатное происхождение и оказанные услуги, смягчает приговор суда…» При этих словах лицо Рогана просияло, и он, перебив чтеца, стал горячо благодарить и славить Людовика.

– Потрудитесь дослушать, монсеньор, – холодно сказал экзекутор, – я еще не закончил: «Его Величество смягчает наказание господину Рогану следующим образом: он избавляет его от обыкновенных и чрезвычайных допросов перед исполнением приговора, которому он должен подвергнуться по решению суда».

Он умолк, а Роган молчал, ожидая продолжения, еще не веря, что это конец. Затем он пришел в такую ярость, что перепугал всех присутствующих. Он кричал, что убьет Лувуа, убьет короля, проклинал их обоих и предсказывал им смерть, еще более постыдную, чем та, которую назначили ему. Его едва усмирили при помощи священников. Опасаясь, что он может от отчаяния наложить на себя руки, комендант Бастилии почел за благо надеть на него цепи и приставить к нему постоянного наблюдателя.