Узники Бастилии - Цветков Сергей Эдуардович - Страница 22

– Я готов.

После этого он встал на колено и положил голову на плаху. В то мгновение, когда палач занес топор, рядом с эшафотом раздался возглас:

– Остановитесь! Король милует!

Палач отбросил топор, поднял с колен командора и развязал ему глаза. Оглушенный, ослепленный де Жар ничего не понимал. Оказалось, что смертный приговор был последней уловкой Ла Феймаса, чтобы выудить у командора признание. Дело в том, что судьи вначале признали де Жара невиновным, и Ла Феймас доложил об этом кардиналу. Ришелье приказал осудить командора на смерть, с тем чтобы помиловать его на эшафоте. Судьи выполнили распоряжение кардинала, но на этот раз история Галигай не повторилась.

Однако помилование не означало обретения свободы. Де Жара вновь заключили в Бастилию, хотя значительно улучшили его содержание, – Ришелье словно почувствовал к нему уважение. Он действительно пытался склонить де Жара на свою сторону различными блестящими предложениями, но тот отверг их.

Через несколько лет де Жар был выпущен из тюрьмы и получил разрешение жить в Италии. Кроме того, с него взяли обещание, что он не станет разыскивать герцогиню де Шеврез, которая к тому времени возвратилась во Францию и жила в Туре.

Ришелье простил человека, обвиненного в государственной измене, но не простил своего соперника в любви.

Де Жару удалось оказать еще одну услугу госпоже де Шеврез и королеве, причем находясь в Бастилии.

С 1633 по 1637 год госпожа де Шеврез жила в Туре и вела обширную переписку с Анной Австрийской, а также с испанским и английским дворами. Письма проходили через придворного камердинера Ла Порта, доверенное лицо королевы, который в свою очередь вручал их своим людям для доставки по адресу. Один из этих агентов и выдал тайну переписки кардиналу.

Ла Порта отправили в Бастилию, где ему учинили несколько строгих допросов. Над головой Анны Австрийской сгустились тучи. На основании перехваченного письма кардинал обвинил ее в тайных сношениях с маркизом Мирабелем, испанским послом. «На эти сношения посмотрели как на государственную измену, – говорит Ларошфуко, – и королева почувствовала себя как бы подследственной, чего еще никогда не испытывала. Некоторые из ее слуг были арестованы, шкатулки с бумагами отобраны; канцлер (Пьер Сегье. – С.Ц) допросил ее, как простую подсудимую; предполагалось заточить ее в Гавре, расторгнуть ее брак с королем, дав ей развод».

Своим спасением на этот раз Анна Австрийская была обязана верным Ла Порту и де Жару. Вот что сообщает об этом деле госпожа де Мотвиль:

«Королева, чтобы получить прощение, была вынуждена подписать собственной рукой признание себя виновною во всех пунктах, которые ей предлагали, и просила у короля прощения с видом унижения и глубокой покорности… Но все были убеждены в ее невиновности. Действительно, она была невиновна в отношении к королю и, напротив, была виновна в том (если только за это можно ее обвинять), что писала к испанскому королю, своему брату, и к госпоже де Шеврез. Обо всех подробностях этого дела мне рассказывал сам Ла Порт, слуга королевы… Он был арестован как передатчик всех писем королевы к испанскому королю и госпоже де Шеврез. Ла Потери (следователь. – С.Ц) допрашивал его три раза в Бастилии. Кардинал хотел лично допрашивать его в присутствии канцлера, призвал его в свою комнату и с угрозами предлагал ему вопросы о таких вещах, которые могли бы послужить к обвинению королевы; но Ла Порт постоянно оставался непреклонным и ни в чем не сознавался, отказываясь от денег и наград, которые ему обещали, и объявив, что скорее умрет, нежели обвинит королеву в таких поступках, в которых считает ее совершенно невиновною. Кардинал Ришелье, удивленный такой преданностью и вполне убежденный, что Ла Порт скрывает правду, хотел во что бы то ни стало приобрести себе такого верного человека. Между тем перехватили еще одно письмо, написанное королевой цифрами, и показали ей. Она не могла отринуть улики; необходимо было об этом сообщить Ла Порту для избежания разногласий (при допросах. – С.Ц.). В этих-то обстоятельствах госпожа де Отфор[23] решилась добровольно собою пожертвовать за королеву и, переодевшись служанкой, отправилась в Бастилию для передачи письма Ла Порту. Это удалось, хотя и с величайшими трудностями и опасностью, благодаря искусству командора де Жара, который тогда еще сидел в Бастилии. Будучи приверженцем королевы, он увлек в ее пользу многих из тамошних людей (т. е. тюремщиков. – С.Ц.) и мог через них доставить письмо Ла Порту. В этом письме извещали его о том, в чем призналась королева. Ла Порт, вновь допрошенный Ла Феймасом, страшась обыкновенной и необыкновенной пытки, показал притворный вид испуганного и сказал, что откроет все, о чем знает, если к нему пришлют одного из доверенных чиновников королевы. Ла Феймас тотчас вообразил себе, что склонил его на свою сторону, и отвечал ему позволением выбрать, кого он хочет, и обещанием исполнить его желание. Ла Порт назвал одного из чиновников королевы и друзей Ла Феймаса, по имени Ларивьер, человека, о котором он был дурного мнения, чья кандидатура и была принята Ла Феймасом с величайшим удовольствием. Король и кардинал велели позвать Ларивьера. Ему было приказано, не заходя к королеве, отправиться к Ла Порту. Подкупленный различными обещаниями, он взялся за все, что им было угодно. Пришедши в Бастилию, он требовал от имени королевы, чтобы Ла Порт рассказал все, что знает о ее действиях. Ла Порт притворился, будто верит приказанию королевы, и, после продолжительного молчания, передал то же самое, что показала королева, прибавив, что более ничего не знает.

Это смутило кардинала и обрадовало короля. Ла Порт, человек честный и искренний, уверял меня, что когда он увидел письма, о которых шла речь, и прочитал их содержание, то мог только удивляться, как из-за них могли обвинять королеву! Кроме насмешек над кардиналом, он ничего не нашел в них против короля и государства».

Ла Порт подтверждает этот рассказ в своих записках, добавляя, что никаких «замыслов» не было и в переписке королевы с госпожой де Шеврез и что все это дело было затеяно для «компрометации госпожи де Шеврез и распространения в публике слухов об огромном заговоре против государства.» «Не надо забывать, – напоминает Ла Порт, – что кардинал имел обыкновение ничтожные вещи выдавать за обширные заговоры».

Историки не столь благодушны в оценке переписки Анны Австрийской с иностранными державами. В ее письмах испанскому королю содержались, по крайней мере, три пункта, весьма смахивающие на государственную измену: сообщение об отправке французским правительством в Испанию монаха с тайным поручением; информация о стараниях Франции сблизиться с герцогом Лотарингским и предупреждение о том, что Англия в скором времени может стать союзницей Франции. А ведь были и другие письма, не попавшие в руки Ришелье.

Похоже, что Анна Австрийская, «с видом унижения и глубокой покорности», покаялась лишь в малой части своей антигосударственной деятельности и что кардинал был прав относительно «замыслов», содержащихся в ее переписке с госпожой де Шеврез.

Зато по отношению к маршалу Франсуа де Бассомпьеру кардинал проявил жестокость, не оправданную никакими государственными соображениями.

Бассомпьер по природе был совершенно безобидное существо. Местом капитана королевских телохранителей он был более всего обязан своему успеху у женщин (некоторые злые языки даже называли его настоящим отцом Людовика ХIII, поскольку Бассомпьер долгое время был любовником Марии Медичи). Впрочем, жезл маршала Франции Бассомпьер добыл, оказав королю услуги как на полях сражений, так и в дипломатических миссиях в Швейцарии, Испании и Англии.

Ришелье долго искал предлог арестовать его, так как Бассомпьер определенно предпочитал кардиналу женщин и после падения королевы-матери стал на сторону Анны Австрийской. Кроме того, однажды в Лионе, во время болезни Людовика ХIII, кардинал просил Бассомпьера передать ему начальство над швейцарцами. Маршал тогда отказался выполнить эту просьбу, и Ришелье не забыл этого: преданность королю без преданности ему самому была в глазах кардинала государственным преступлением.