Непереплетенные - книга сэмплов (ЛП) - Шустерман Нил - Страница 7

Интересно, знает ли этот энтузиаст-экспериментатор, что все называют дворец Домом с привидениями?

— Мы постараемся удовлетворить все твои нужды.

Доктор машет рукой, на зов прибегает — или приковыливает — Кунал.

— У нас доброволец.

— Да, доктор Роден.

— Отведи его в комнату двадцать три.

— Да, доктор Роден.

Роден поворачивается к Колтону.

— Я учу Кунала английскому. Собираюсь отвезти его на Запад и потрясти весь мир нашими достижениями.

Колтону последнее кажется маловероятным. Доктор явно не в своём уме, примерно, как Правда. Была не в своём уме.

Кунал послушно ведёт добровольца, а тот осторожно оглядывается по сторонам, стараясь пропускать мимо ушей звуки, исходящие из комнат. От созданий, которых лучше и не пытаться себе представить. Особое внимание Колтон уделяет центру двора. Карисса говорила про колодец, но сейчас на этом месте только огромное шишковатое дерево — то самое, на которое взбирался Кунал по приказу доктора.

— А ты можешь сказать ещё что-нибудь, кроме «Да, доктор Роден»?

— Мой английский всё лучше, — отвечает провожатый.

Колтон смотрит вниз на его кисти, присоединённые к щиколоткам и одетые в кожаные перчатки без пальцев.

— Ты был добровольцем?

Кунал отмалчивается.

— Тебе нравится… что с тобой сделали?

Кунал останавливается и внимательно смотрит на спутника, а тот пытается прочитать его эмоции и не может. Непонятно, друг Кунал или враг. Удалось ли доктору склонить его на свою сторону?

— Мой мозг и тело на месте, — отвечает Кунал. — Лучше уж так.

— Согласен. Но ты не ответил на вопрос.

— Не понимать тебя.

— Думаю, ты понял.

Они добираются до дальнего края двора, здесь странные звуки уже не так слышны. Кунал выбирает из своей увесистой связки старинный ключ и открывает покоробленную деревянную дверь. Комната, как и обещал доктор, выглядит гораздо комфортнее, чем забитая народом камера. Добровольцу — всё самое лучшее.

— Ты жить здесь, — говорит Кунал. — Может, приходит доктор, приносит ланч. Может, я прихожу. Может, никто не приходит.

Колтон снова бросает взгляд на дерево, шелестящее листвой под ветерком.

— А ты когда-нибудь взбирался на самую верхушку? — спрашивает Колтон. — Пробовал? Спорим, ты смог бы?

— Я больше не разговаривать.

Провожатый запирает Колтона и ковыляет по своим делам. Однако час спустя пленник видит через окошко в своей комнате, как Кунал раскачивается на ветках огромного дерева где-то ближе к верхушке.

В тот же день после полудня Колтона приводят в кабинет доктора на втором этаже, подальше от причудливых звуков, чтобы обсудить будущее добровольца.

— Сколько возможностей, правда?! — с энтузиазмом восклицает Роден.

У Колтона дрожит колено, но это нормально. Он загнал всю свою тревогу в это колено, чтобы она не проявилась где-то ещё.

— На следующей неделе будет доставка, — сообщает Роден. — Крылья странствующего альбатроса, размах три с половиной метра, самый большой в мире. В них вживили человеческую ДНК, чтобы избежать отторжения тканей при межвидовом скрещивании.

Колтон просто кивает, стискивая челюсти. Если он расслабится хоть на секунду, то закричит. Доктор воспринимает его молчание как признак задумчивости.

— Наверное, пытаешься представить, каково это — летать? — Затем смотрит на нижнюю часть тела своего добровольца. — Конечно, человеческие ноги слишком тяжелы для полёта, но ведь они и сделаны для ходьбы. Зачем они, если можешь летать?

Колтон пытается сосредоточиться на информации, с которой доктор начал. Следующая неделя. Значит, его судьба решится не раньше следующей недели. А до этого момента он может найти тоннель и выбраться отсюда.

— Но, возможно, нам надо подумать о том, как подчеркнуть твои карие глаза. Не находишь, что когда глаза на лице, они не слишком заметны? Но представь, что она у тебя на ладонях. Так от них гораздо больше пользы!

— Мне нужно из этого выбрать? — Колтон наконец решается заговорить. — Глаза на ладонях или крылья альбатроса?

Роден хмурит брови.

— У тебя есть идеи получше? Какие-то мечты о возможностях, недоступных убогому человеческому телу?

Колтон делает глубокий вздох. Какую жуть он мог бы предложить? Такую чтобы сохранить значительную часть своего тела? И, что самое важное, такую чтобы потребовалось как можно больше времени на приготовления.

Он представляет себе крылья альбатроса, что наводит его на мысль о Пегасе, а это ведёт к мысли о…

— Кентавр. — Он сам себе не верит: неужели он вообще обдумывает это, не говоря уже о том, чтобы произнести вслух.

Доктор смеется.

— Тянешься к звёздам, да? Кентавр, ярчайшее созвездие в южном полушарии. Ты, как и я, влюблён в мифологию. Уважаю. — Доктор треплет Колтона за подбородок. — Я об этом размышлял, конечно. Но столь амбициозный эксперимент чреват большими сложностями. Нужно сильно согнуть позвоночник, придётся значительно видоизменить нервную систему, да и сама по себе операция… Рискованно. Очень рискованно. — Ещё мгновение он задумчиво смотрит на собеседника и наконец хлопает по столу ладонью. — Но если ты готов принять этот вызов, то я тоже!

Он понимается на ноги, преисполненный вдохновения, а Колтона вдруг пробирает смех. В происходящем нет ничего забавного, но он все равно смеётся, сам не зная почему. Доктор принимает его смех за знак того, что между ними установилась какая-то связь.

— Мы найдём коня, подходящего по размерам. Думаю, гнедого, в тон твоим волосам. Потребуется несколько недель, чтобы вживить человеческую ДНК.

Несколько недель. На такой запас времени Колтон и надеялся. Он уже готов поздравить себя за сообразительность, когда Роден говорит:

— Но сначала мы должны пересадить тебе сердце побольше — наша главная задача на эту неделю.

— Что?

— Ты же не предполагаешь, что слабое человеческое сердце сможет доставлять кровь к твоему крупу?

— Нет, но… разве не нужно время, чтобы и в него вживить человеческую ДНК?

— Обычно нужно, но так случилось, что у меня уже есть готовое сердце. Я планировал создать пару минотавров, чтобы поставить их на входе, но это может подождать. Твоё предложение значительно более увлекательное. — Роден возбуждённо хлопает в ладоши. — Какое чудо мы создадим!

Оглушённый, Колтон вцепляется в подлокотники кресла, молясь о том, чтобы ему удалось сойти с этой дороги, прежде, чем она заведёт в страшный тупик.

4  Кунал

Этот парень сам подложил себе свинью, да такую, что хуже не измыслить даже доктору. «Свихнулся, наверное, как та бедная русская девчонка», — размышляет Кунал. А может, и правда считает, что сильно похорошеет, превратившись в мифическое существо.

Первая операция — пересадка сердца — назначена на пятницу, то есть через три дня после прибытия добровольца в Зелёную Усадьбу. Его сердце продадут на чёрном рынке, заменив его бычьим, вдвое большим по размеру.

Кунал присутствует на второй беседе доктора с этим парнем — на предоперационном обсуждении.

— Конечно, нам придётся расширить твою грудную клетку, — небрежно сообщает Роден. — Но это довольно просто.

Слуга наблюдает за Колтоном, но тот ничем себя не выдаёт. Неужели он не напуган до смерти?! Кунал пришёл в ужас, когда доктор обратил на него внимание. Но он и не вызывался добровольцем. Его выбрали.

Возможно, поэтому с американцем обращаются иначе, чем с остальными.

— На ночь запри его в комнате, но днём пусть гуляет по усадьбе, — инструктирует доктор слугу. — И всё-таки внимательно за ним присматривай. Сопровождай, куда бы он не пошёл.

— Почему, доктор Роден? — осмеливается спросить Кунал. — Почему он не в цепях?

Доктор оскорблён:

— Ты задаёшь мне вопросы?!

— Только чтобы понять.

Роден вздыхает.

— Скорее всего, он умрёт. Если не после этой операции, так после следующей. Без неудач невозможен прогресс, верно? Но меня восхищает храбрость этого юноши. Хотя бы это я могу ему позволить — день-другой свободы.