Девятая рота. Факультет специальной разведки Рязанского училища ВДВ - Бронников Андрей - Страница 46

На параде Победы в Рязани

Во время торжественного прохождения мимо трибун особо громкие аплодисменты сорвали солдаты рязанского полка ВДВ. Неказистые, в плохо подогнанных парадках, они вызвали самые искренние эмоции среди зрителей. Вероятно, люди воспринимали именно их как своих сыновей, которые примут основную тяжесть войны, если бы таковая вдруг случилась.

Больше в парадах девятая рота не участвовала. Было непонятно, каким образом мы вдруг в тот раз были задействованы, потому что в те годы существовал негласный запрет на участие курсантов факультета специальной разведки во всякого рода массовых мероприятиях, а тем более кино- и фотосъемках, которые, разумеется, велись во время парада.

Летом наш взвод отправился на стажировку в войска. Половина курсантов под водительством подполковника Митрофанова (он также преподавал ТСП) уехала в 4-ю бригаду, которая тогда дислоцировалась в городе Вильянди, а другая половина, в том числе и ваш покорный слуга, — в Кировоградскую девятую бригаду.

Там я впервые столкнулся с легендой спецназа подполковником Александром Александровичем Заболотным, который на тот момент был комбригом. Кроме того, имел несчастье узнать капитана Федырко — заместителем начальника штаба бригады. Именно он впоследствии изменил мою армейскую судьбу далеко не в лучшую сторону.

Кировограда я почти и не увидел, так как часть сразу уехала в летние лагеря, там мы и пробыли весь месяц стажировки. Это была моя первая и последняя поездка на Украину. Враждебности я не почувствовал, скорее наоборот — только уважение и внимание среди молодых украинок.

А в училище тем временем разразилась трагедия. Неожиданно умер всегда жизнерадостный и добродушный курсант первого взвода нашей роты Игорь Курс. Он простудился. Мгновенно это переросло в менингит. Вечером у него начала отниматься рука, он был срочно отправлен в госпиталь, и на следующий день в полдень пришло известие, что Игорь Курс скончался.

Всех курсантов спешно изолировали — был объявлен карантин. Целый месяц весь личный состав сидел в расположении и никуда не выходил. Им даже пищу доставляли прямо в казарму. К тому моменту, когда наш взвод вернулся со стажировки, все уже было кончено, то есть Курса уже не было — увезли на родину в Кострому, где его отец служил начальником штаба в десантном полку, а карантин закончился.

Так первый взвод еще до выпуска понес небоевые потери. После выпуска были и еще погибшие не на войне.

Существует несколько циничная мудрость: «на гражданке вор, на войне — разведчик». Редко когда случается наоборот. Федя Свинарев оказался таким вот исключительным случаем. В лихие девяностые, по слухам, он погиб в бандитских разборках где-то на Дальнем Востоке. Впрочем, я могу ошибаться.

Примерно в это время наша рота по боевому расчету сделалась по приказу начальника училища — комендантской. Это звание носило достаточно условный характер, потому что эти функции выполнялись нами лишь несколько раз в году во время отработки действий по тревоге. В частности, наш взвод стал группой регулировщиков. Преимущества такого назначения мы осознали почти сразу, и эти обязанности выполнялись, кроме отработки «тревожных» действий, еще при выезде училища в учебный центр.

При сборе училища по тревоге либо просто для выезда наш взвод поднимали одновременно со всеми, но долгих и мучительных ожиданий на плацу, строевых смотров, с этим связанных, либо ожиданий в автопарке своей очереди на погрузку не было.

Первыми мы загружались в ГАЗ-66 и затем по двое нас высаживали на крупных пересечениях улиц в г. Рязани с задачей в момент приближения колонны остановить движение и обеспечить ее беспрепятственный проезд.

Само дело занимало совсем немного времени, когда важные, в полном снаряжении и вооружении курсанты с флажками выдвигались на середину дороги и гражданский автотранспорт замирал по одному только мановению руки. Это был момент истины! Затем шедший в конце училищной колонны ГАЗик подбирал нас, и мы ехали либо вслед за всеми в заданный район, а чаще всего возвращались в расположение училища.

Зато время ожидания, даже в зимнее время, приносило массу развлечений. Можно было поспать лежа прямо на улице, познакомиться с проходящими девчонками, сбегать в магазин. По пути следования колонны, а значит, вблизи регулировочных постов, были хлебозавод и кондитерская фабрика. Сердобольные работницы всегда угощали кур-санта-посланника молоком, свежими, еще горячими, батонами. Затаривался он, естественно, на всех и передавал еду по цепи. Однажды нам даже перепало несколько бракованных тортиков. По сути, служба удачно сочеталась со своего рода увольнением. Времена были другие, отношение к армии тоже другое, и в особенности к курсантам воздушно-десантного училища, которых после известной трагедии изредка называли в народе «смертниками». Последним фактом мы даже гордились, так как он придавал нам налет героизма и мужественности.

Глава 33. Стрельбы. Гранатомет

И вот, наконец, наступил момент, когда и мы вступили в права выпускного курса. Как обычно, попрощались с очередным взводом, на этот раз четвертым. Им тоже впоследствии не удалось избежать потерь. О Григории Бородине я уже упоминал. Погиб и Володя Михалёв; талантливейший парень, он очень хорошо рисовал и был бессменным членом редколлегии ротной сатирической газеты. Его шаржи чрезвычайно походили на своих героев — курсантов, попавших в сюжет на обозрение всей роты. Таланту его не было суждено развиться. Володя погиб в Афганистане от случайного выстрела своего же часового. Володя пробыл в Афганистане всего сутки до смертельного ранения.

Вот что вспоминал об этом трагическом случае его командир майор Стодеревский:

В ночь с 31 октября на 1 ноября, при проверке боевого охранения, был ранен помощник начальника штаба, старший лейтенант Михалёв Владимир Николаевич. Он пошел с начальником штаба проверять посты. И получалось так, что на один из постов они вышли не со стороны лагеря, а от речки, поросшей камышом. Солдат, стоявший на посту, применил оружие, даже не окликнув. Первый раз в жизни восемнадцатилетний парень попал в боевые условия, и нервы не выдержали…

Три года учебы не прошли даром. Мы уже стали довольно подготовленными разведчиками-диверсантами, и единственно чего нам тогда не хватало — это войсковой практики. Чувствовали мы себя уверенно как в службе войск, так и в «поле», на прыжках, на стрельбище. Иностранным языком владели также уверенно, во всяком случае, пекинское радио слушали с полным пониманием того, что вещал китайский диктор.

На заднем плане крайний справа Володя Михалев

Армейский образ жизни стал давно уже привычным, и то, что совсем не так давно считалось «тяготами и лишениями воинской службы», теперь стало в какой-то степени жизненной необходимостью. Обед, как правило, игнорировали, на ужин ходили только те, кто не ушел в город. То, что мы раньше «стреляли» со столов старшекурсников, а именно: сахар, масло, иногда рыбу, теперь сами отдавали младшим товарищам.

Распрощались мы с майором Тимофеевым, потому что программа МПД была завершена, военный топограф по прозвищу «БолотА» также ушел в прошлое — к тому времени в лесу мы тоже чувствовали себя, как дома, и днем, и ночью.

Стреляли мы и так много, а на четвертом курсе и вовсе началось натаскивание на сдачу государственных экзаменов по огневой подготовке. Если на теоретических экзаменах госкомиссия еще могла сделать некоторые поблажки по конъюнктурным соображениям, в особенности тем, кто явно шел на золотую медаль, то на стрельбище непораженную мишень невозможно было восполнить ничем — как говорил мой будущий ротный капитан Егоров (выпуск 1972 года): «дай дырку».

Изредка стрельбы из пистолета у нас проводил подполковник Никитин — мастер спорта по пулевой стрельбе. Обучение он сопровождал нестандартными инструктажами. Вместо того чтобы построить нас в две шеренги, как это обычно делалось, он подозвал нас к себе, и мы встали полукругом. В это время в пяти метрах от нас пристреливали автомат другие его подопечные с иностранного факультета — военнослужащие одной из африканских стран.