Был у меня друг - Шкода Валерий Владимирович - Страница 35

Наконец, присмотрев подходящее укрытие, он выбрался на берег. Река, делая в этом месте зигзаг, резко уходила влево, в сторону оккупированной душманами возвышенности. Образовавшийся на месте поворота небольшой завал из камней и куст дикого шиповника удачно скрывали забившегося в береговой изгиб Егора.

«Ну вот, здесь, наверное, все и закончится».

У каждого человека есть две наиважнейшие точки на этой земле: точка рождения и точка смерти, а жизнь – это совокупность различной длины отрезков, неизбежно ведущих ко второй точке. Но суть загадки под названием жизнь заключается в том, что никто доподлинно не знает, какая точка первая, а какая – вторая. Когда мы все-таки рождаемся, а когда умираем? И кто тот, кто рождается, а кто тот, кто умирает?

А может быть, вся человеческая жизнь – лишь очередной, более продолжительный отрезок другой, всеобъемлющей жизни, нелепо ограниченной двумя датами на могильной плите. Но как бы там ни было, а каждый отрезок имеет свою цель, ведь для чего-то же водит по белому ватману жизни невидимая рука Судьбы свой неумолимый карандаш. И не позавидуешь тому, кто проживет свою жизнь, так и не решив заданной ему задачи.

Разложив на каменистой земле гранаты и сняв с предохранителя автомат, Егор приготовился ждать. Он знал – они скоро появятся. Откуда знал? Просто – знал, и когда из-за берегового излома появились люди, Егор испытал чувство восторга примерного ученика, на «отлично» решившего у доски сложнейшую задачу.

Их было семь человек. Трое несли гранатометы, один, закинув на плечо, – пулемет, остальные тащили боеприпасы. Все это предназначалось для захлебывающегося кровью батальона.

Егора они видеть не могли, так как он оказался за их спинами. «Придется стрелять в них сзади, но другого выхода у меня нет». Притаившись за кустом, он спокойно подождал, когда этот небольшой отряд скроется за береговым заворотом. Положив автомат на землю, Егор взял в каждую руку по гранате и, выдернув зубами кольца, осторожно, почти не таясь, вышел на берег.

Если бы кто-то из афганцев в этот момент оглянулся назад, то ему бы пришлось взглянуть в глаза своей смерти, но «духи» торопились. Задача перед ними стояла серьезная: ударить шурави в спину и закончить такую удачную засаду. «А там вернемся в кишлак, получим бакшиш…». Уже спрятавшись за обрывистый склон, Егор услышал два симметричных хлопка гранатных капсюлей, затем подряд два взрыва, страшные крики, еще два хлопка и два взрыва. Быстро подобрав лежащий в ногах автомат, Егор решительно вылетел из-за укрытия и направил ствол в сторону распластанной на земле копошащейся человеческой массы. Тело лихорадила мелкая дрожь, их разделяло всего несколько метров.

Четверо искромсанных чугунными осколками «духов», сбившись в багровую кучу, громко стонали-молились, пытаясь призвать на помощь небо и уцелевших товарищей, но те, шокированные неожиданной атакой, молча тряслись, стоя на коленях и уткнувшись лысыми головами в каменистый берег.

Держа палец на спусковом крючке, Егор почему-то медлил: «Ну-у?! Чего ты ждешь?» Один из лежавших на берегу афганцев медленно оторвал от земли свое бородатое, искаженное болью и страхом лицо. Его взгляд вонзился в щуплую фигуру молодого шурави. Страшная боль уступила место изумленной досаде: «Неужели нас отправит к Аллаху этот русский щенок? О!.. Бисми-ллахим-Р-рахмани-Р-рахим…».

Закончить молитву он не успел: ствол автомата начал прерывисто дергаться. Сухой щелчок, новый магазин, дуло влево-вправо… Этот вроде еще живой.… Бах-бах.… Все? Нет, этот еще.… Бах…. Почему руки дрожат?! Бах-бах-бах…. Опять магазин пустой.… Бах-бах-бах.… Да сколько же можно в них стрелять?!! Бах-бах.… Не могу остановиться.… Бах…. Вроде все?

«Да, теперь все».

Когда изрешеченные тела перестали дергаться, Егор с отвращением отбросил от себя пустой дымящийся автомат и обессиленный, в полуобморочном состоянии упал на прибрежные камни. В голове бешено пульсировала лихорадочная вереница оборванных мыслей: «Не я это придумал…. Странно, даже не ранен… Неужели еще что-то надо сделать? Неужели еще не все? А я был так уверен, что погибну.… Сил совсем не осталось, а надо встать, оружие собрать…».

Крадущийся шорох приближающихся шагов он не услышал, скорее почувствовал. Все произошло в одно мгновение: Егор открыл глаза и единственное, что он увидел в последний миг живущего в нем сознания, – это летящий в его голову тяжелый деревянный приклад.… Закрывать глаза он уже не стал.

Вовремя подоспевшие на помощь штурмовые вертолеты мощно проутюжили сопку реактивными снарядами. «Духи» дрогнули и стали отходить в горы, пытаясь унести с собой убитых и раненых, но вскоре их количество сравнялось, и многих пришлось бросить. Батальон, на ходу зализывая раны, осатанело полез штурмовать ненавистную сопку, спеша отомстить за погибших товарищей. Десантники жаждали крови, и никто не мог остановить этот звериный порыв, и никто не мог его осудить. В плен не брали никого. На отсутствие Веденеева и Чайки некому было обратить внимание.

– Когда я умру, дедушка? – Только лишь после того, как родишься.

ОДИН

Окружившая его темнота лишь на первый взгляд казалась мертвой. Ее липкая, пронизывающая все окружающее пространство чернь дышала невидимой жизнью. Все вокруг двигалось и было подчинено единому всепоглощающему замыслу. Здесь сложно было понять: ты часть этой неведомой ночи или ты ее безмолвный свидетель, безо всякой к ней причастности? Еще сложнее было осознавать себя пустотелой бесформенной каплей, напряженно пытающейся увидеть свою индивидуальность при полном ее отсутствии.

Бесформенность и бесконечность темноты почувствовались сразу. Это была глобальная субстанция, мощно подавлявшая все жалкие ментальные остатки, сумевшие перепрыгнуть через барьер. Здесь не было никого. Здесь было только дыхание, и это бесконечное движение «вдох-выдох» бессознательно определяло само себя, неумолимо растворяя в себе всех зашедших за кулисы….

«Интересно, это я где? Это я уже умер? А кто умер и кто этот «Я», что-то у кого-то спрашивающий? Одно очевидно: здесь нет моего туловища и соответственно головы и глаз. Но темноту ведь я вижу? И какие-то мысли, словно искорки, вспыхивают в этом бесконечном мраке. Значит, я еще живой, но где я живу? По крайней мере, мои вопросы отражаются во мне достаточно четко. А может быть, это и есть тот Свет? Во всяком случае, похоже на то. Тела ведь нет, а дыхание жизни кем-то ощущается. И почему я решил, что вокруг темнота? Слишком уж узкая это категория – темнота, сугубо человеческая, а здесь я людей не наблюдаю, но и не могу сказать, что я один.

Кто один? Ну вот, опять.… Наверное, мой ум все-таки жив, и это он судорожно пытается определиться в пустоте, цепляясь за застывшую в том мире память. Это он своей пытливой сущностью не дает мне окунуться в этот мир и раствориться в нем без остатка. Наверное, чтобы почил ум, ему надо время, он живучей тела, которое, по всей видимости, уже не вернуть.… А может, я ошибаюсь? Может, я всего лишь осознал себя в бессознательности? Кто осознал? Нет, я не чувствую себя мертвым, скорее, я жив, чем мертв, слишком много вопросов».

«Да, ты жив».

«Дедушка Степан? Неужели это ты?! Как мне тебя не хватало все это время, мне…»

«Я знаю, что тебе было тяжело, но это была твоя тяжесть, и, кроме тебя, ее никто не мог пронести».

«Но почему я еще жив? Неужели еще что-то осталось незаконченным там?»

«Да».

«Но что? Там я выложился полностью, меня в мире уже нет, я ведь помню последний миг сознания, там для жизни и действия у меня нет никаких шансов!»

«Для действия – нет…»

«Ты хочешь сказать?..»

«Да, и это тоже, легко уйти из жизни тебе не дано».

«Кем не дано?»

«Законом».

«Но кто придумал этот закон?»

«Никто, он был всегда. Это ты поймешь, когда ответишь на свой главный вопрос, других вопросов в видимом мире не существует, другие вопросы – лишь легкая рябь на гладком теле моря».