Волчья дорога (СИ) - Зарубин Александр - Страница 58

Барон тоже повернулся к ней. Стукнула трость. Анна мельком порадовалась, что стена за спиной. Камень вжимался в лопатки, держал, не давал упасть. Прикусила губу. Больно, до крови. Очень не хотелось свалиться в обморок, им всем на радость.

— Не дождётесь, — прошептала она, чувствуя, как растекается по рту тёплая, солёная кровь. Звук шагов. Опять. Приближаются. Барон все также буравил её взглядом из-под кустистых бровей. Все-таки она рискнула обернуться. Сердце ударило в грудь, забилось, стуча птицей о ребра грудной клетки. Знакомые лица, знакомые фигуры. Большая и маленькая. Французы, гости капитана в Мюльберге. Большого зовут деБрасье, вроде, и он на Анниной кухне ошивался частенько. Маленького она почти не видела, но все же. Вдруг помогут. Но французы прошли мимо неё. Только парой слов обменялись, на своём птичьем наречии.

— Добрый день, ваша милость, — учтиво поздоровался младший француз. С бароном, не с нею. Барон кивнул в ответ. Второй француз, здоровый и грузный, как башня, махнул майору рукой, сказал что-то. Опять по-своему, непонятно для Анны. Хорошо хоть спиной загородил, чертов кроат перестал раздевать глазами. А маленький — Анна внезапно вспомнила его имя, аббат Эрбле — снял шляпу, учтиво поклонился даме в окне, и вежливо спросил:

— А что здесь происходит?

— Не лезьте, Эрбле, это семейное дело, — довольно невежливо ответил барон, раздувая ноздри.

— Семейное? — аббат говорил тихо, все так же держа шляпу у груди. Но грозный барон разом сник от его тихого голоса,

— Если дело ставит под удар Принца и королевство — это уже мало похоже на семейное дело, не правда ли? Скорее, на государственное.

Барон дёрнул бородой, раздувшиеся ноздри опали. Трость в руке замерла.

— Вы шутите, монсеньёр аббат. Щенок, да обозная девка помешать никому не могут.

— Надеюсь, ваша милость, очень надеюсь

Тут второй француз оскалил зубы и захохотал — гулко, эхом из бочки.

— Да просто до нашего уважаемого хозяина дошло, что кухня его могла быть и получше

"Скотина, — равнодушно подумала Анна, — кадушка ходячая. Как с тарелкой, так белле мадмуазель"

— Ещё и повариха. Позорище... — прорычал барон, опять раздувая ноздри.

— И весьма искусная. Право же, барон...

Барон стукнул тростью ещё раз, мотнул головой. Проговорил раздражено.

— Не хочу ссорится с Вами, аббат, из-за такой мелочи. Девка больше не нужна, пусть валит на кухню. Хоть к дьяволу, лишь бы подальше с моих глаз. Майор, распорядитесь.

Анну опять рванули за плечо. Больно. Вначале, потом хватка ослабла. Это ДеБрасье щёлкнул костяшками пальцев. Медленно и громко, будто кулак разминал. Анна этого не увидела уже. Зато увидел кроат. В дверь чёрного хода её втолкнули быстро, но почти вежливо.

(Принц, без добавления каких-либо эпитетов — в данную эпоху принц Конде, бывший командующий французской армии, победитель при Рокруа. В настоящее время командует фрондой, гоняет по Франции кардинала Мазарини. Такие тонкости тогда были известны всем и в пояснениях не нуждались)

Распорядился майор Холле быстро — просто втолкнул Анну в дверь, рявкнул на караульного солдата — проводи, мол, и исчез. Анна мысленно пожелала Рейнеке приятного аппетита ещё раз и огляделась. Потёрла плечо. Болело оно после майоровых пальцев немилосердно. Потом выдохнула и высказала пару слов в пустоту. Не стесняясь, благо вокруг сплошной камень и никого. Щедро так высказала, на весь арсенал подслушанных у лагерных костров выражений. Про уродов и козлов в форме и сапогах с грязными голенищами. Грязными по самую шапку. Ибо слезать с коня в кусты — это господам кроатам некогда, надо честных девушек хватать, пугать, да тащить куда ни попадя. На душе стало легче, хоть и немного. Даже чуть прочистилась голова. Караульный в углу довольно присвистнул:

— Ну ты даёшь...

Анна огляделась — вокруг тёмный, сводчатый коридор. Пятна на стенах, свет — тусклый, откуда-то сверху. Капает вода. Вокруг, слава богу, никого. Только караульный, которому её с рук на руки чёртов кроат. Совсем парнишка ещё, смешной пшеничный чуб падает на глаза из-под рваной шляпы. Парень скосился на неё и спросил. Тихо и даже уважительно:

— Из каких будешь? По одёжке не поймёшь, а ругаешься, вроде, на армейский манер, по-нашему. Душевно так...

— Полгода по лагерям. Рота Лесли... — когда выговаривала — кольнуло сердце. Даже дымом повеяло вдруг. Нет, показалось.

— Рота Лесли? Он жив ещё? — удивился солдат. Анна кивнула.

Солдат сдвинул шляпу на лоб и, для верности, тоже выругался.

— Совсем кроаты охамели, у своих воровать... А на обозную ты непохожа... Солдатка, офицерша?

Тут Анна даже не нашла что ответить. Не говорить же прямо — трофей. Да и, если начистоту — это сейчас она трофей, хоть голову над камином вешай. А там... Анна выдохнула и, больше чтоб скрыть смущение, огрызнулась на солдата:

— Ружье бы лучше вычистил, чем языком махать. И вообще — тебе сказали вести, так веди. Может накормят, — последнее Анна сказала уже не вслух.

— Ладно, как скажешь, — солдатик перекинул с руки на руку старенькое ружье. Сдул с носа чуб, пожал плечами, замялся. Но любопытство пересилило, спросил опять.

— А Рейнеке этот — он кто?

Анна хлопнула глазами от удивления, скосилась на дверь. Солдат улыбнулся.

— Да не боись, тут во дворе не слышно. Если, как господин барон изволит, не орать во всю дурь, — солдат улыбнулся. Ухо у него было запачкано рыжим. Ржавчина, что-ли? Видать, в замочную скважину подслушивал, как ругаются во дворе господа. Анна невольно улыбнулась в ответ:

— Юнкер наш. В смысле нашей роты юнкер...

На этих словах солдат вздрогнул. Выпрямился, опустил глаза.

— Ой... Прощенья прошу тогда. Сказали бы сразу...

— Чего — сразу? — Анна не поняла, солдат ещё больше замялся.

— Что офицерша, в смысле госпожа. А то я всё по простому — ты, да ты...

Смутился парень столь искренно, что Анна невольно улыбнулась и махнула рукой.

— Сейчас — и не поймёшь. Ладно, пошли, раз приказали

— Пошли, — солдатик открыл ей дверь, пробурчав что-то под нос. Что-то вроде: "Совсем озверели лошадники"...

Коридоры, коридоры крепости, серые, похожие один на другой. Низкие своды, крошащаяся извёстка, камень вокруг и кирпич — красный, выщербленный. Поначалу Анна ещё считала повороты, потом устала — все пути были похожи один на другой. Чертов лабиринт. Солдат впереди стучал сапогами, пыхтел и ругался под нос. Тоскливо, муторно, хорошо хоть негромко — слов не разобрать. Поднялись по лестнице наверх — здесь ходы были пошире, вода не капала, в стенах — окна. Неяркий, приятный для глаза свет. И можно идти не гуськом, дыша в спину сопровождающему. Откуда-то повеяло дымом — знакомым и вкусным запахом кухни. Солдат щёлкнул зубами, выругался опять. Лицо его вытянулось. "Он что, голодный? " — подумала Анна мельком. Спросила — больше чтоб поддержать разговор.

— Как служится тут, в крепости?

Солдат выругался в голос. Длинно, заливисто. Махнул рукой на окно — Анна взглянула невольно. Из окна открывался крепостной двор — не внутренний, где она уже побывала, а внешний. Крепостная стена, заросшая мхом, два луча звезды — крепостных бастиона. Узких, вытянутых. Лес вдали, чёрной полосой у горизонта. Анна мысленно пожелала Рейнеке быть поосторожней с кроатами, а если не получится — то приятного аппетита ещё раз. Опустила глаза. Внизу, под стеной — виселица. Длинная, потемневшая, большой буквой П. И три тела на перекладине, ветер раскачивает и треплет обрывки одежды. Чёрный ворон захлопал крыльями, взлетел с одной из голов. До ушей Анны долетел скрип. Тонкий, чуть слышный скрип рассохшегося дерева. Анна вздрогнула, сделала шаг назад, поёжилась.

Солдат пояснил:

— Господин барон приказал. А были наши, с фузильерской роты парни. У кроатов коня увели.

— Зачем?

Солдат не ответил, лишь выругался ещё раз. Махнул рукой. Ещё пара шагов, подальше от окна с печальной картиной. Дверь впереди, знакомый запах кипящего варева сочится сквозь доски.