Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Время желаний (сборник) - Вишневский Януш Леон - Страница 9


9
Изменить размер шрифта:

Три недели спустя я уже летела в Москву. Там я впервые собственными глазами увидела снег. Из аэропорта Сергей отвез меня к себе на квартиру, которая была на последнем этаже какого-то огромного небоскреба. Ночью изнасиловал меня, отобрал паспорт, и я не могла выходить из дома. Телефона в квартире не было. Вскоре он стал приводить по вечерам разных мужчин, которым я должна была сначала делать массаж, а потом ублажать в постели. Хорошо, если они не были пьяными. А как-то раз он привел мужчин со своими женщинами. Меня заставили быть в постели третьей. Я часто думала о самоубийстве. Раз даже встала на карниз, собиралась спрыгнуть. Но когда подумала, что больше не увижу свою дочку, слезла с подоконника.

Однажды Сергей напился до бесчувствия, и я отважилась проверить его карманы. Нашла ключ. Взяла несколько банкнот из его портмоне (всё по-честному: всё равно он был мне должен) и убежала. Уже светало, когда я добралась до широких проспектов в центре города. Два дня шаталась по городу. Но всегда старалась быть поближе к станциям метро, потому что там я могла раствориться в толпе. Москва – страшный молох. Почти восемнадцать миллионов человек. В четыре раза больше, чем всех нас на Бали. Несколько раз я пыталась дозвониться домой. Не получилось. Но однажды возле телефонной будки, откуда я звонила, появился человек с узким разрезом глаз. По-английски он говорил еще хуже, чем я. Он взял меня с собой, сказал, что поедем на метро на рынок. Я не знала, что это такое. Нет, про рынок я знала, а вот метро… Мы вошли в здание, напоминавшее гараж, а потом по узеньким ступенькам долго спускались под землю. А потом мы оказались на рынке… Целый город, полный иммигрантов. В основном из Вьетнама, но были и азиаты из России. Самый настоящий город! С магазинами, кафе и даже с маленьким кинотеатром. Меня поселили в комнате, где уже жили восемнадцать женщин. У нас был отдельный душ и туалет. Но главное в этом городке – огромный швейный цех. Там я научилась шить. Шила сорочки, брюки, юбки. А в конце работы пришивала к изделию метку какой-нибудь крутой фирмы из Швеции. Из заработанных денег оплачивала свой ночлег, питание и телефонные звонки домой. Остаток высылала на Бали. Успокаивала мужа, что у меня всё хорошо. А правду сказать ему стыдилась.

Очень скучаю по дочке. Мне постоянно снится, как я разговариваю с ней на каком-то пляже, а пляж вроде как в Москве. Примерно год назад, когда обнаружилось, что я умею делать массаж, вьетнамец, который привел меня в подпольный городок, отвез меня на машине в центр Москвы, недалеко от Кремля. Месяц я работала бесплатно. Теперь мне платят, и у меня есть документы легального иммигранта. Еще пара лет, и я вернусь домой, на свой пляж…

Дело было в августе…

To w sierpniu było…

– Вообще-то я хотела подождать до ее смерти, – говорит она спокойным, ровным голосом, – хотя бы из чувства благодарности за пусть краткое, но вполне сносное время моей жизни. За неполные пять лет детства. Еще до героина. Когда у меня были и отец и мать, когда я засыпала не голодная и даже случалось, что мне читали на ночь сказки. Никто меня тогда не бил. Вы хоть знаете, что это такое, когда ребенок лежит на полу, а родная мать пинает его ногами в живот?! – Вдруг срывается она и нервно закуривает очередную сигарету, не замечая, что одна недокуренная еще дымится в пепельнице. Минуту молчит, приходит в себя, поправляет прическу, тревожно озирается, смущенно смотрит на сидящих на террасе ресторана. Точно желая попросить у них прощение за свой срыв.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Хотела… Но я не стану ждать. Вот уже два года я только тем и занимаюсь, что записываю в блокнот, как велел врач, всё, что мне удается выгрести из своей памяти. Если бы к этим залежам можно было добраться и навсегда удалить, стереть, мне не пришлось бы ходить по психологам и я перестала бы принимать прописанные ими горькие пилюли. Два года назад одна мамашка из Цюриха убила своего младенца, перепутав банку с сухим молоком и банку с кокаином. Вы понимаете?! Женщина была наркоманкой, но не рядовой, а высокого полета, раз у нее было столько «снега», чтобы приготовить из него питание для ребенка. Моя мать была наркоманкой самого низкого пошиба. Когда у нее не было денег на дозу героина, кололась грязным компотом из маковой соломки. Похоже, это польское изобретение. Вы слышали что-нибудь об этом? Она покупала эту гадость недалеко отсюда, в «Плацшпице»[6]. Сейчас там чисто, красиво и четко, как в швейцарских часах, но в начале девяностых, когда я была еще маленькой девочкой, там была клоака и место человеческого унижения.

Однажды отец взял меня в этот парк. Помню, как мы стояли на мостике и смотрели на людей, лежащих на траве. Откуда ни возьмись появилась огромная жирная крыса. Она бегала по людям, как по каким-нибудь отбросам. Как страшно, ведь среди этих людей могла оказаться и моя мама. Я спросила об этом отца. Он подтвердил мою догадку. Я оказалась права. Года не прошло, как мать собрала меня ночью и потащила в «Плацшпиц». И тоже зимой. Я тогда была совсем маленькой и, чтобы не мерзнуть, бегала, как та крыса, на покрытой инеем траве между «дядями и тетями». Время от времени моя мать ложилась на траву, задирала юбку, и к ней пристраивался какой-нибудь дядя. Прямо в парке, в центре Цюриха. Я тогда этого не понимала и беспокоилась, что ей, должно быть, холодно, а этот дядя просто ее согревает. Ходили разные мужчины и к нам домой. После их посещений мама становилась доброй: мы тогда вместе с ней выходили ночью в город, и я могла вдоволь наесться пиццы. Но иногда в мою мать как будто что-то странное вселялось. Я не знаю, что там у нее было в шприце, но, должно быть, что-то ужасное. Потому что она становилась бешеной. Все вокруг себя била, крушила, на все изрыгала агрессию. Иногда из-за синяков я не ходила в школу по две недели. Уже утром мать ничего не помнила, а днем снова тащилась в «Плацшпице». Помню, как однажды ее принесли домой без чувств. Принесли и положили в прихожей на полу точно куль какой. Я вызвала «Скорую». Но сначала приехала полиция, потом только «Скорая», врач что-то ввел ей в вену, и она проснулась. А когда она набросилась с кулаками на полицейских и врачей, те быстро ушли. А я осталась. И их это, похоже, ничуть не волновало. Вы, наверное, теперь думаете, что мой отец – плохой человек? Вы ошибаетесь, причем очень сильно ошибаетесь. Во время бракоразводного процесса судья поверила моей матери, объявившей себя жертвой насильника-алкоголика, и оставила меня под опекой матери. Ее зависимость от наркотиков она сочла «злобными наветами истца». Отец, не знаю, как это точнее назвать, короче, боролся за меня, хотел забрать меня у матери. Легально. Писал чуть ли не во все инстанции в Швейцарии. И во все газеты. Но Швейцария – приличное правовое государство. Смеюсь, конечно, извините. В конце концов не осталось больше инстанций, куда можно было бы написать. Когда же после очередного мордобоя я отсутствовала в школе целых три недели, мой учитель французского вызвал к нам домой проверку из центра социальной защиты. Матери дома не было, и мне пришлось рассказать инспекторам все как есть. Не поверили. Решили, что я все выдумала. Расспросили соседей. А на следующий день специальный автомобиль отвез меня в детдом. Матери и на этот раз не оказалось дома. Жальче всего, что и в приют она ко мне тоже ни разу не пришла. Вроде как не заметила моего исчезновения. Через три месяца, а дело было в августе, мой отец (в присутствии адвоката) забрал меня оттуда. Для верности мы уехали подальше от Цюриха, подальше от «Плацшпица». В Берлин. Год мы мотались по разным гостиницам. Это специально – чтобы не было постоянного адреса. Точь-в-точь как объявленные в розыск террористы.