Война с демонами. Мертвые демоны (сборник) - Бретт Питер - Страница 36

Он обошел замаскированную яму для демонов и ловко перепрыгнул через растяжку, после чего задержался и осмотрел из-за побегов местность.

Недрил не было.

Он двинулся по дороге мимо темных и безмолвных домиков, обитатели которых давно уснули крепким сном. По поселку шастали демоны, но Черныш изучил их повадки и оставался, как правило, незамеченным.

Те немногие недрилы, что принюхивались, спешили отвернуться, часто – с чихом. Похлебка из свиного корня – его обычный обед – насыщала запахом даже дыхание и пот, которые отпугивали подземников. А те, что замечали его, предпочитали не связываться, если он сдуру не подходил слишком близко.

У Праведного дома их было погуще. Двор заливал свет фонарей, который отвлекал демонов от поселка. Недрилы кружили вокруг меченой стены, то и дело порождая вспышки магии остервенелыми наскоками.

Отдельные недрилы держались подальше, но стая могла взять его в кольцо и действовать агрессивнее.

Но по другую сторону от демонов лежали хлеб и эль.

«Смелее надо быть, – сказал отец. – Когда я учился в шарадже, излишне робкие оставались голодными».

Во время службы на седьмак рачитель возлагал на алтарь Даяние: теплый, прямо из печи, каравай и еще дымящийся эль в крытой кружке. В посуде вытравливались древние защитные метки, которые сохраняли утешительные и питательные дары для всех, кто мог прийти в Праведный дом в поисках убежища.

Через день хлеб зачерствеет, а эль выдохнется, но в первую ночь…

У него снова потекли слюнки. Корочка захрустит, мясо окажется нежным. Эль порадует горло щекотными пузырьками. Вкус был такой, что ближе к Небесам Черныш вовек не оказывался.

И вот он раз в неделю приходил к Праведному дому, хотя и не для молитв. Отец взъярился бы от такой непочтительности, но он был мертв и больше не мог браниться. Черныш понимал: Создателю неугодна кража даров из убежища. Но что он видел от Эверама, кроме гибели близких? Хлеб с элем едва ли возмещали ущерб, но по сравнению с холодными овощами и сырым мясом, которыми обычно питался Черныш, они казались пиром, и ради него стоило рискнуть и встретиться с парой недрил.

Пригнувшись, Черныш обходил стену, пока не перестал быть виден в окно. Он дождался, когда кольцо демонов разомкнется, и бросился вперед. Метки выбивались глубоко, цепляться было удобно, и он перемахнул через стену в считаные секунды, приземлившись среди надгробий, которыми рачитель помечал места захоронения пепла. Свет фонарей выхватывал выдолбленные в камне имена, но Черныш и впотьмах нашел бы могилу близких.

«Я тоскую по вам», – подумал он и провел пальцами по зарубкам, которые делал в счет каждой прошедшей со времени их смерти зимы. Их набралось девять. Лики родных расплывались перед умственным взором, но горечь и пустота утраты не уменьшились.

Держась в тени надгробий на случай, если рачитель тайком следит, Черныш пересек двор. Секунда – и он уже повернулся к Праведному дому спиной, осторожно подбираясь к тому месту, где крыло соединялось с основным зданием, образуя букву «L». Низко расположенный подоконник окна первого этажа – идеальная площадка, с которой можно ухватиться за следующий, выше. А дальше метки, такие же удобные для лазанья, как на стене, позволили ему без помех добраться до крыши.

Рачитель годами пытался выяснить, кто забирает Даяние. Это превратилось для них в своего рода игру. Рачитель развешивал в дверях и окнах колокольчики, но так и не сообразил, что еженедельный гость использует башню посреди остроконечной крыши, откуда звучит рог.

Черныш помедлил, обозревая Топь. В многочисленных домиках было темно, но ночь выдалась ясная, и в лунном свете он видел поселок до самой фермы Мейсена Тюка. Старик так и остался должен восемь ракушек за Майского Колокольчика, и Черныш раз в неделю взимал их молоком. «Дань» и правда не считалась кражей, а он получал возможность взглянуть на Тами. Она хорошела с каждым годом. За ней уже ухлестывали, но этим пока и ограничивалось. Он же изредка видел ее и мечтал о несбывшемся.

Вздохнув, он проскользнул в башню и тихо спустился по ступеням. Истертые башмаки были разные, но сидели прилично. Черныш без малейшего шороха миновал ризницу и вошел в неф.

По ночам перед алтарем всегда горела лампа, служа маяком, как и те дворовые, что указывали путь в укрытие. Свет падал на жертвенник и кафедру, отбрасывавшие длинные тени, которые позволяли Чернышу приблизиться к заветной цели. Он не сводил глаз с хоров, где любил прятаться рачитель, но оттуда не доносилось ни звука. Рачитель, карауля его, пил эль и к этому времени обычно уже спал беспробудным сном.

Черныш первым делом откинул крышку кружки и хорошенько приложился, щекоча пузырьками горло и смягчая спиртным боль ночной схватки. Затем потянулся к подносу с хлебом.

Крышка звякнула. Рачитель пристроил под ней колокольчик, незаметный снаружи.

Взгляд Черныша метнулся к хорам. Пусто. До тени всего несколько футов. Если поторопиться…

Но дверь ризницы распахнулась, и на пороге возник рачитель Вереск с торжествующим выражением на круглом красном лице.

Секунду они стояли как вкопанные, и рачитель округлял глаза. Его ликование сменилось потрясением.

– Терн?..

Глава 5

Последний поход

Раген постучал в борт повозки, и охранник по имени Робберт, ехавший рядом, свесился к нему из седла.

– Почему стоим?

Робберт выпрямился и оглядел пробки, образовавшиеся на улицах Милна.

– День вестников, – пожал он плечами. – Наверное, пришли какие-то горячие новости с юга.

Раген ненавидел повозку. Было время, когда верхом ездил он, сопровождая грузы.

«А теперь я сам груз», – подумал уныло, взирая на растущее пузо. Он выглядел на свои пятьдесят два, но разительно отличался от себя прежнего.

В партнерстве с Кобом он разбогател, как ему и не снилось, а когда его друга и наставника унес рак, возглавил гильдию метчиков, получив абсолютное большинство голосов. Когда-то он тревожился за свою жизнь в отставке, а теперь оказался в числе самых богатых и влиятельных городских купцов.

Наконец они достигли лавки Коба.

Лавка Коба.

Ныне она принадлежала ему, и Элисса хозяйничала в ней уже не первый год, но про себя он продолжал называть ее лавкой Коба и вывеску не сменил.

Звякнул дверной колокольчик, Элисса подняла глаза и просияла улыбкой, от которой уныние сняло как рукой. Став Матерью, окончив Школу Матерей и восстановившись в сословии, она теперь могла жить, как ей вздумается.

После многих лет немилости и предпочтения ее сестер вдовая мать Элиссы, графиня Треша, возобновила визиты. Она хотела приобщить Элиссу к политике и была обескуражена, когда та отказалась и выбрала промысел Рагена – метки.

Увидев, что лавка пуста, Раген перевернул дверную табличку надписью «Закрыто» и подошел к жене. Он уже шагнул к стойке, готовый обняться, но в дверь тяжело постучали. Раген обернулся в тот самый миг, когда она распахнулась и на пороге нарисовался измученный, запыхавшийся Дерек Золотник. Он был еще в доспехах, сумку вестника покрыла дорожная пыль.

– Дерек! – воскликнула Элисса. – Мы не ждали тебя до завтра.

– Гнал вовсю, чтобы поспеть раньше, – ответил Дерек. – Завтра весь город загудит. Я хотел, чтобы вы узнали из первых рук.

Раген уловил напряженность в его голосе.

– О чем?

– Ты лучше сядь, – предупредил Дерек. – И если у тебя припасен самогон из Сладкого Колодезя, самое время сломать печать.

Элисса вышла из-за стойки:

– Хватит тянуть, Дерек. Что случилось?

– У меня новости об Арлене, – ответил Дерек.

До Форта Милн дошел слух, что Арлен Тюк и есть Меченый, но Дерек знал его раньше. Они познакомились два года назад, когда Дерек служил дозорным на полустанке при золотом прииске графа Брайна, а Арлен был вестником-подмастерьем. Арлен вернулся и привел Дерека с собой, после чего тот несколько лет проработал в меточной лавке, а потом вступил в гильдию вестников. Теперь Дерек обеспечивал еженедельное почтовое сообщение между Фортом Милн и Ривербриджем.