Учение о цвете. Теория познания - фон Гёте Иоганн Вольфганг - Страница 2

Произвести эту работу и но возможности выровнять место, добытый же материал расположить так, чтобы можно было снова воспользоваться им при новой постройке, вот та нелегкая задача, которую мы вменили себе в обязанность в этой второй части. Но если нам удастся, с радостью применяя возможную сил уи ловкость, срыть эту бастилию и приобрести свободное место, то в наши намерения вовсе не входит снова застраивать и обременять его сейчас же новым зданием; нет, мы хотим воспользоваться им, чтобы представить глазам зрителя дивный ряд разнообразных Фигур.

Третья часть посвящена поэтому историческим исследованиям и подготовительным работам. Если мы сказали выше, что история человека рисует нам его облик, то можно утверждать также и то, что история пауки и есть сама наука. Невозможно достигнуть чистого познания того, чем обладаешь, пока не знаком с тем, чем владели до нас другие. Кто пе умеет ценить по достоинству преимуществ прошлого, тот пе сможет правдиво и искренно радоваться преимуществам своего времени. Но написать историю цветов или хотя бы подготовить материал для нее было невозможно, пока сохраняло силу учение Ньютона. Ибо никогда пикакое аристократическое самомнение не взирало на всех, непринадлежащих к его гильдии, с таким невыносимым высокомерием, с каким школа Ньютона отвергала все, что было создано до нее и рядом с ней. С досадой и негодованием видишь, как Пристли в своей истории оптики, да и другие — до и после него, ведут летосчисление «спасенного» мира цветов с эпохи расщепленного (в их воображении) света и пожимают плечами, взирая на древних и более новых писателей, спокойно державшихся верного пути и оставивших нам отдельные наблюдения и мысли, которые и мы не сумели бы лучше произвести и правильнее Формулировать.

От того, кто хочет сообщить нам историю знаний в какой- либо области, мы вправе требовать, чтобы он изложил нам, как люди мало — по — малу знакомились с явлениями, какие Фаитазии, догадки, мнения и мыслй возникали но этому поводу. Связно изложить все это представляет значительные трудности, а написать историю какого — либо предмета является всегда рискованным делом; при самых правдивых намерениях подпадаешь опасности стать неправдивым; больше того: кто берется за такое изложение, заранее об’являет, что кое — что он выдвинет па свет, кое — что оставит в тени.

И все — же автор долго радовался этой работе. Но так как большею частью только план стоит перед нашей душой как нечто целое, выполнение же его удается обыкновенно лишь по частям, нам приходится дать вместо истории — материалы для нее. Они состоят из переводов, выдержек, собственных и чужих суждений, указаний и намеков, и это собрание, если и не отвечает всем требованиям, все же сделано — в этом ему не будет отказано — с серьезным и любовным отношением к делу. Впрочем, для мыслящего читателя такие материалы, хотя до некоторой степени обработанные, однако, не переработанные, будут, пожалуй, тем приятнее, что он сумеет сам составить себе из них, на собственный лад, нечто дельное…

В заключение нам остается еще упомянуть о таблицах, приложенных к настоящему сочинению. И здесь перед пами встает та неполнота и несовершенство, которые разделяет наш труд с другими однородными работами.

Если хорошая театральная пьеса собственно много — много что наполовину может быть создана на бумаге, бблыпая же часть ее отдается во власть блеска сцены, личности артиста, силы его голоса, своеобразия его движений, даже развития и расположения духа зрителя, — то еще больше можно сказать это о книге, имеющей дело с явлениями природы: чтобы извлечь из нее наслаждение и пользу, читатель должен или в действительности или в живой Фантазии иметь перед собою природу. Ибо пишущий собственно должен бы сначала дать своим слушателям наглядное представление о подлиннике — явлениях, которые частью выступают перед нами, помимо нашего участия, частью могут быть преднамеренно и по желанию вызваны специальными приспособлениями; после этого всякое комментирование, об’яснение, толкование не было бы лишено живого действия.

Весьма несовершенным суррогатом являются взамен этого таблицы, обыкновенно прилагаемые к сочинениям такого рода. Свободное Физическое явление, действующее по всем направлениям, нельзя вместить в линии и наметить в разрезе. Никому не придет в голову иллюстрировать химические опыты Фигурами; с Физическими же, близко родственными, это вошло в обычай, так как кое — что таким путем достигается. Но очень часто эти Фигуры изображают только понятия; это — символические вспомогательные средства, иероглифический способ передачи, который мало — по — малу становится на место явления, на место природы, и служит помехой истинному познанию, вместо того, чтобы содействовать ему. Совсем обойтись без таблиц мы тоже не могли; но мы старались так устроить их, чтобы ими можно было со спокойной совестью пользоваться для дидактических и полемических целей, а некоторые из них рассматривать даже как часть необходимых приборов. И вот нам остается только указать на самую работу, предпослав лишь одну просьбу, к которой тщетно прибегал уже не один автор и которую так редко выполняет в особенности немецкий читатель нового времени:

Si quid novisti rectius istis,

Candidus imperti; si non, his utere mecum [1]).

Введение к очерку учения о цветах

Жажда знания впервые пробуждается у человека, когда он видит значительные явления, привлекающие его внимание. Чтобы внимание это сохранилось па более продолжительное время, должен обнаружиться более глубокий интерес, который мало — по — малу все более знакомит пас с предметами. Тогда только замечаем мы великое многообразие, напирающее на нас нестройной массой. Мы вынуждены разделять, различать и снова сопоставлять; благодаря этому возникает, в коцце — концов, порядок, обозрение которого более или менее удовлетворяет нас.

Чтобы осуществить это, хотя бы до некоторой степени, в какой — нибудь области, необходимы усидчивые и систематичные занятия. Вот почему мы находим, что люди предпочитают каким- нибудь общим теоретическим воззрением, каким — нибудь способом об’яснения просто устранить явления, вместо того, чтобы дать себе труд изучить единичное и построить нечто дельное.

Опыт установления и сопоставления цветовых явлений был сделан только два раза, первый раз Теофрастом, второй — Бойлем. Настоящему опыту не откажут в третьем месте.

Ближайшее рассказывает нам история. Здесь мы заметил только, что в истекшем столетии о таком сопоставлении нечего было и думать, так как Ньютон положил в оспову своей гипотезы сложный и производный эксперимент, к которому искусственно сводили, педантично расставив их вокруг, все остальные навязывающиеся явления, если их не удавалось замолчать и устранить: так пришлось бы поступать астроному, которому вздумалось бы поместить в центр нашей системы луну. Ему пришлось бы заставить двигаться вокруг второстепенного тела землю и солнце с остальными планетами, и путем искусственных вычислений и представлений прикрывать и разукрашивать, ошибочность своего первого допущения.

Пойдем теперь, не забывая того, что было сказано в предисловии, дальше. Там мы приняли за данное свет, здесь мы делаем то же самое с глазом. Мы сказали, что вся природа раскрывается посредством цвета чувству зрения. Теперь мы утверждаем, хотя это и звучит несколько странно, что глаз вовсе не видит Формы, и только свет, темнота и цвет составляют вместе то, что отличает для глаза предмет от предмета и одну часть предмета от другой. Так из этих элементов мы строим видимый мир и. тем самым создаем возможность живописи, которая в состоянии вызвать на полотне видимый мир, гораздо более совершенный, чем действительный.