Хроника Монтекассини. В 4 книгах - Марсиканский Лев - Страница 89

38. Император между тем, желая обмануть понтифика своими уверениями, сказал: «Я хочу, чтобы уже настал конец раздору, который до сих пор был между тобою и Стефаном323 по прозвищу Норманн». Ибо этот Стефан претерпел много опасностей из-за своей верности. На это папа ответил: «Большая часть дня уже прошла, а сегодняшний обряд требует много времени; поэтому, если угодно, пусть сперва будет исполнено то, что касается ваших [обязательств]». Но один из тех, которые пришли вместе с императором, тут же выступив вперёд, сказал: «К чему все эти слова? Вы прекрасно знаете, что наш господин император желает получить корону так, как её получали Карл, Пипин и Людовик». Когда папа сказал, что не может это исполнить, цезарь в гневе и совращённый советами Альберта, архиепископа Майнцского, и Бурхарда324, епископа Саксонского, не побоялся окружить его своими вооружёнными рыцарями; однако братьями, когда день уже клонился к вечеру, было предложено, чтобы император был коронован в этот же день, а обсуждение прочих вопросов отложили на следующую неделю. Но те отвергли также и это. Между тем как понтифик, так и все, которые с ним находились, были взяты под стражу вооружёнными рыцарями. Наконец, они с трудом поднялись к алтарю блаженного Петра для того, чтобы прослушать мессу, с трудом смогли получить хлеб, вино и воду для совершения небесных таинств. После мессы понтифик, вынужденный спуститься с кафедры, расположился с братьями внизу, у могилы блаженного Петра, и его там до ночной темноты сторожили вооружённые рыцари, а затем вместе с братьями вывели на постоялый двор за церковью. Вместе с ним было схвачено огромное множество клириков и мирян. [Император] также мальчиков, людей разного возраста и клириков, которые вышли ему навстречу с цветами и пальмовыми ветвями, одних покалечил, других ограбил, третьих избил палками, четвёртых удержал в плену. Между тем Иоанн, епископ Тускуланский, и Лев Остийский, когда увидели, что папу держат в оковах, переодевшись в простолюдинов, укрылись в городе.

39. Итак, когда римляне услышали, что папа взят в плен, их охватили внезапное возмущение, скорбь и печаль, и они тут же перебили немцев, которые вошли в город ради молитвы или по делу, или просто, чтобы его осмотреть. А на другой день325, выйдя из города, они завязали сражение и, многих перебив из войска императора и захватив их доспехи, яростно сражались против немцев, так что почти выбили их из портика, и даже самого императора сбросили с коня и ранили в лицо. Когда это увидел Отто, граф Миланский, то, жертвуя жизнью ради императора, отдал ему своего коня; римляне его тут же схватили, привели в город и растерзали на куски, а останки его бросили на площади на поживу собакам. Тогда император, видя победу римлян и гибель своих людей, воскликнул: «Разве вы не видите, о мои рыцари, что римляне убивают меня, а вы меня не защищаете?». После этих слов можно было видеть, как засверкали мечи немцев и римлян, рассекая иных от головы до груди, и не было покоя от умирающих. Сколь гибелен был тогда этот день для римлян и их врагов, ибо и здесь и там столько тысяч людей лежали изрубленными, и даже река Тибр, казалось, покраснела и напиталась кровью убитых. День уже клонился к вечеру, когда немцы, утомлённые боем, начали покидать поле битвы. Ибо их сила, как говорит Евтропий326, больше, чем у других в первом натиске, но в последующем меньше, чем у женщин. Ведь они имеют некоторое сходство со своими снегами, которые, как только их коснётся тепло, тут же превращаются в воду и убывают, тая на солнце. И вот, римляне, когда увидели, что кимвры пали в бою, бросились к доспехам и добыче и, нагруженные доспехами убитых, начали возвращаться в город. Цезарь, заметив это, приказывает своим людям всем разом напасть на римлян, которые, обременённые доспехами, возвращались в город. Когда это было сделано, большинство погибло скорее от давки и удушения, чем от меча. Итак, в такой суматохе удача была переменчива, и переменчивы были итоги. Когда немцы подошли к замку Кресценция327, римляне, бросая из замка копья, обратили их в бегство. Немцы, расстроенные всеми этими событиями, когда увидели, что толпы римлян заполнили их замки и их собственное войско разбито, укрылись в лагере, и такой страх поразил их, что они были при оружии все два последующих дня и ночи. Когда же настала ночь, епископ Тускуланский, призвав весь римский народ, обратился к ним с такой речью: «О дражайшие сыны, хотя слова не придадут вам доблести, и никто из слабого не станет стойким, а из робкого храбрым, вас всё же не может не волновать жизнь, слава, свобода и защита апостольского престола. Всё это - в ваших руках, ибо кто хочет мира, пусть готовится к войне. Сыны ваши вопреки закону, вопреки праву содержатся в оковах, и базилика апостола Петра, которую должны почитать во всём мире, полна оружия, трупов и крови. Чем ещё мы может это назвать, если не злодеянием? Ведь церковь совершенно повержена и разорена; поэтому мы просим и заклинаем вас прийти ей на помощь и всеми силами подняться для отмщения за такое оскорбление; ибо там, где есть мужчины, которые противостоят [врагам], те готовы скорее к бегству, чем к сопротивлению. Полагаясь также на милосердие нашего Бога и блаженных апостолов Петра и Павла, мы отпускаем вам все грехи». Итак, воодушевлённые этим призывом, все римляне связали себя клятвой против императора, и постановили считать за братьев всех, кто будет им помогать. Когда об этом сообщили императору, он той же ночью32* увёл оттуда папу и в таком страхе бежал из портика со своим войском, что бросил не только поклажу, но и многих товарищей на постоялых дворах. Через два дня он, призвав вассалов, велел сорвать с понтифика его одежды. В то время как это совершалось, его заковали в кандалы и увели с собой. Затем, подойдя к подножию Соракте329, они перешли русло Тибра у монастыря блаженного Андрея330 и, держа путь через землю сабинян к Луканскому мосту331, вступили в отдалённые районы города Рима. Между тем некоторых клириков и мирян тащили связанными верёвками. Понтифик же вместе с двумя епископами, а именно Сабинским332 и Портоским333, и четырьмя кардиналами содержался под стражей в крепости Требик334, а остальные кардиналы - в Коркодиле335. Никто из латинян не смел разговаривать с понтификом, а охраняли его магнаты императора; они же ему и прислуживали; наконец, как из-за подозрений, так и ради согласия он был отведён в лагерь. В тюремном же карцере папа находился 61 день. Между тем Иоанн, епископ Тускуланский, не переставал в письмах ободрять, побуждать и укреплять души верующих для оказания помощи и содействия поверженному и покинутому апостольскому престолу. Тогда князь, придя со своими людьми в Патенарию, отобрал почти триста рыцарей и послал их на помощь римлянам; те, придя в Ферентин, обнаружили, что Птолемей и все вельможи этих земель стоят на стороне императора. Император же со всем своим войском уже переправился через Тибр; из-за этого дела, поскольку они не могли вступить в город, они вернулись в Капую.

40. С другой стороны, во время этих волнений из жизни ушли герцог Рожер и его брат Боэмунд336. Итак, их смерть внушила норманнам сильный страх, а императору, его войску и всем лангобардам придала ещё большую дерзость. Ибо [норманны] в самом деле были крайне обеспокоены прибытием императора; боясь, как бы тот не изгнал их из княжеств в Апулии и Калабрии, они выбрали все самые укреплённые места и построили там крепости против прихода императора. А князь, проведя со своими людьми совещание, направил послов к императору, прося его о мире и безопасности. Итак, хотя император ежедневно опустошал поля римлян и искушал их души коварством и деньгами, Бог внушил народу такую стойкость, что он так и не смог с ними ни о чём договориться без условия освобождения папы и кардиналов. Итак, он разрывался между разными планами, но, сознавая свою вину в совершённом преступления, полагал, что никогда более не сможет чувствовать себя в безопасности со стороны папы. Итак, видя, что вышло то, на что он никак не рассчитывал, он начал клятвенно уверять, что если понтифик не согласится исполнить его волю, он и его самого, и всех тех, кого держал у себя в оковах, одних убьёт, а других изувечит; но поскольку он и этим не мог тронуть понтифика, то наконец по здравому размышлению согласился с тем, чтобы освободить всех, кого он захватил, только бы ему были даны папой гарантии безопасности на будущее время. И он заботливо хлопотал об этом через своих князей, через клириков, через мирян, через римских граждан. Однако господин папа предпочитал скорее положить жизнь, чем согласиться на инвеституру епископств и аббатств, хотя [король] уверял, что посредством инвеституры жалует не церкви, не какие-то должности, но одни лишь регалии. Он указывал на весьма тяжкую опасность раскола, которая угрожала почти всей латинской церкви. Наконец, побеждённый несчастьями сынов, страдая от тяжких вздохов и стонов, папа, проливая слёзы, сказал: «Я вынужден претерпеть это ради свободы церкви и мира и допустить то, на что ни в коем случае не согласился бы ради своей жизни». Ибо в обеспечение безопасности были привлечены епископы и кардиналы, которые были схвачены, ведь иначе ни освобождение пленных, ни церковный мир, насколько это от них зависело, не могли состояться. Итак, когда Альберт, граф Бьяндрате, и прочие сторонники императора не позволили предварительно записать условия клятвы, понтифик сказал: «Поскольку вы не позволяете изложить условия письменно, я изложу их устно». Тогда, обратившись к императору, он сказал: «Мы приносим тебе эту клятву для того, чтобы и вы в свою очередь выполнили и соблюдали то, что обещали». Император весьма радостно и охотно согласился на это вместе со всеми своими людьми. Итак, в поле возле Маммейского моста337, который отделял римлян от немцев, ими по слову папы была принесена следующая клятва: впредь папа не побеспокоит ни императора, ни его империю в отношении инвеституры епископств и аббатств и по поводу нанесённых ему и его людям обид; ни в особе императора, ни в его имуществе он не причинит никакого зла ни ему, ни какому-либо лицу по этой причине и никогда не предаст анафеме особу императора; он разрешает этому императору и его империи и утверждает это своей грамотой под угрозой анафемы, чтобы император посредством перстня и посоха вводил в должность епископов и аббатов, свободно и без симонии избранных с согласия императора, и чтобы получивший инвеституру епископ свободно получал посвящение от архиепископа, чьей юрисдикции он подлежал. Если же кто-то будет избран народом и духовенством и император не введёт его в должность, то его не должны посвящать в сан; архиепископы же и епископы должны иметь свободу посвящения лиц, введённых в должность императором; [папа] будет оказывать [королю] помощь в удержании королевства, империи и должности патриция. Когда [папа] утвердил это присягой, император наконец поклялся, что отпустит этого понтифика вместе с епископами и кардиналами и всеми пленными, которые были схвачены вместе с ним и из-за него, и доставит заложников и освобождённых [пленников] за ворота города Трас-тевере, и впредь не будет брать их в плен и не позволит их никому захватывать; тем, которые остались в верности апостольскому престолу, и народу города Рима он как лично, так и через своих людей обеспечит мир и безопасность личности и имущества, если те будут соблюдать мир в отношении его самого; он будет честно помогать этому папе безопасно и спокойно владеть папской властью, возвратит патримонии и владения римской церкви, которые отобрал; он добросовестно поможет отвоевать и удержать прочее, что папа по праву должен иметь по обычаю предшественников, и оказывать верное послушание этому понтифику без ущерба для чести королевства и империи, как делали католические императоры в отношении католических римских понтификов. После этого архиепископ Кёльнский Фридрих338, Гебхард Тридентский339, Бурхард Мюнстерский, Бурхард Шпейерский, канцлер Альберт, графы Фридрих, Герман, Альберт, Фридрих, Беренгарий, Фридрих340, Готфрид и Вернер341 и маркграф Бонифаций342 дали аналогичную клятву. Осталась та часть требования, чтобы им была лично написана грамота о разрешении императору инвеституры. Но ни сам [император], ни его сторонники не допускали, чтобы её написание было отложено до вступления в город, где была оставлена печать понтифика. Итак, на другой день343 в том поле, что зовётся полем Семи братьев344, в то время как они снимались с лагеря, её должно быть продиктовали, а когда они, перейдя реку Тибр возле Соляного моста345, расположились лагерем у Октава346, вызванный из города секретарь посреди ночного мрака записал её текст. И понтифик, хоть и неохотно, подписал эту грамоту. Далее, хотя император принял там эту грамоту, впоследствии всё же, когда они добрались до церкви блаженного Петра, он после получения короны отдал её в руки понтифика и не только вопреки его воле, но и вопреки всякому обыкновению вновь принял её из его рук. Коронован же был этот император, заперев все ворота города Рима, дабы к нему не мог подойти никто из горожан. Когда дело дошло до преломления жертвенных даров, папа, приняв одну часть, передал другую часть императору, сказав: «Как разделена эта часть живительного тела, так пусть будет отделён от царствия Христова и Божьего всякий, кто попытается нарушить этот договор». После коронации и окончания торжественного богослужения император тут же уходит р раскинутый в поле лагерь, а понтифик входит в город. С тех пор в римской церкви стали возникать соблазны разногласий и расколов.