Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Коллинз Макс Аллан - Мумия Мумия

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Мумия - Коллинз Макс Аллан - Страница 2


2
Изменить размер шрифта:

Однако жрецы отнюдь не были каменными изваяниями. а перед ними сейчас прошла самая прекрасная и обольстительная женщина Фив, прикрытая лишь своими длинными распущенными волосами, почти не скрывающими ее идеальных и нежных. словно персики, грудей. Женщина направлялась, пожалуй, на самое рискованное, которое только можно было представить, тайное свидание с человеком, которого жрецы называли своим повелителем.

Сам Имхотеп, вступив с балкона в спальню, не испытывал заметного волнения, словно не понимал, что любовница фараона предстала перед ним почти обнаженной. По этикету она должна была быть одета в глухое, украшенное золотом и медью, черное платье и ее роскошные формы должна была скрывать плотная накидка. Только этого не было.

В спальне глухо прозвучал сухой смешок Верховного жреца:

– Никто не вправе коснуться тебя, кроме фараона. Видимо, этот глупец думает, что стоит лишь издать закон, как он тут же вступит в силу.

Милое, по-кошачьи лукавое личико Анк-су-намун: осветила улыбка, и она указала на свое покрытое рисунком тело: лиф и юбка, стилизованные под крокодилью чешую, были нарисованы прямо на ее коже. За исключением золотых украшений на шее, запястьях, талии и лодыжках женщина была голой, словно виноградина.

– Это последнее из нанесенных мне оскорблений, любимый, – прошептала она. – Теперь я, словно вещь, без остатка принадлежу фараону, и каждый день на мою кожу выкладывается новый слой краски.

Двое влюбленных стояли друг напротив друга в золоченой спальне возле широкого ложа, застеленного шелковыми тканями.

– Но когда Сети умрет, – произнес Имхотеп, беря лицо женщины в ладони со всей осторожностью, чтобы не размазать узоры, доходящие почти до горла, – трон унаследует его сын и ты станешь свободной...

Он жадно впился губами в ее губы, и она с такой же

страстью ответила на его поцелуй. Они оба знали, что после смерти фараона его любовнице отойдет этот дом, будет назначено приличное содержание и она получит все права гражданина. Конечно, влюбленным не удастся заключить брачный союз. Скорее всего, Верховный жрец не упустит возможности обзавестись такой любовницей, а Верховный жрец в Фивах мог позволить себе очень многое.

Он, конечно, уже стар, – произнесла Анк-су-намун, вытягивая руку, покрытую узорами. Чтобы погладить любимого по щеке, – но еще крепок и может прожить немало лет.

– Неужели?

Ее глаза сузились, и теперь напоминали блестящие черные драгоценные камни на овальной маске лица:

– Может быть, тебе стоит что-нибудь предпринять?

Ответом его послужила улыбка. Он снова поцеловал ее, и его ладони размазали узоры, нанесенные жирной краской на коже возлюбленной.

– Ради любви к тебе, – прошептал он, – я готов бросить вызов самой смерти.

– Самой смерти! – эхом отозвалась Анк-су-намун, ища губами его губы.

Они и представить не могли, что в то время как они ласкали друг друга и готовили заговор против Сети, фараон уже мчался через площадь ко дворцу своей любовницы. Он гнал колесницу с такой скоростью, что фаланга охранников едва поспевала за ним.

Любовники, раскинувшись на золоченом ложе предавались любви и разговорам об убийстве. Мускулистый, блестящий, от пота торс Имхотепа вздымался и опускался на соблазнительное изящное тело Анк-су-намун. их тени переплетались на стене, а стоны страсти смешивались со словами заговора. Они непременно сделают это – здесь же, завтра вечером, в этой самой комнате. Имхотеп сам исполнит задуманное и вонзит в грудь фараона хеттский кинжал, чтобы ни у кого не оставалось сомнений, кто именно совершил убийство.

Ни их близость, ни коварный план еще не завершились,  как огромные золоченые двери, охраняемые жрецами Имхотепа, внезапно распахнулись, едва не слетев с петель, словно под действием ужасной неведомой силы.

Без сопровождения обычного эскорта на охранников-медджаев, которых он оставил далеко позади в своем страстном порыве выяснить личность любовника  своей наложницы, фараон ворвался в зал. В тот же момент жрецы Имхотепа, испуганные и изумленные, отпрянули в стороны.

Лицо Сети, казавшееся еще более удлиненным из-за высокого золотого венца фараона, изображавшего кобру в угрожающей позе, исказила злобная гримаса. Он нахмурился, его квадратная, выделявшаяся темным пятном на лине козлиная бородка задрожала:

– Что вы здесь делаете? – хрипло спросил он склонившихся жрецов.

Не дожидаясь ответа, Сети прошел мимо них, и его обутые в сандалии ноги, ступавшие по мраморным плитам пола, словно издавали барабанный бой, эхом разносившийся по дворцу.

В немом бессильном ужасе жрецы провожали глазами грозную фигуру, облаченную в кожаную с золотыми бляхами боевую одежду. Мускулистые руки и ноги фараона оставалась обнаженными, а на запястьях и рукояти меча радугой сверкали драгоценные камни. Полы плаща развевались за спиной Сети, подобно крыльям злого демона. Он стремительно приблизился к пологу, отделявшему зал от спального покоя.

Анк-су-намун в одиночестве стояла в изножье ложа, сложив руки за спиной и покорно склонив голову и искоса, с чувственной улыбкой, поглядывая на своего давнишнего любовника и владыку. Именно благодаря этой улыбке наложница и смогла завладеть и роскошным дворцом, и расположением фараона.

Какой неожиданный и приятный сюрприз, мой Господин, моя любовь, – пролепетала Анк-су-намун.

Узоры ни ее груди, руках, талии и бедрах, искусно нанесенные лучшим художниками, совершенно утратили четкость и гармонию линий, и кое-где на теле можно было разглядеть отпечатки ладоней.

– Значит, слухи оказались верными, – презрительно скривился фараон.

– Мой господин?

– Кто осмелился дотронуться до тебя? – возмутился фараон и тут же потребовал ответа: – Кто этот мужчина?!

Ответом на вопрос послужило появление Имхотепа, выступившего из глубокой тени балкона. Развернув фараона лицом к себе, Верховный жрец выхватил из его ножен меч.

Повернутый вокруг своей оси, Сети неожиданно липом к липу с собственным оружием, занесенным над его половой. Темные глаза правителя расширились от ужаса:

– Имхотеп? Мой жрец... – И глаза фараона презрительно сузились: – Мой друг...

Эти слова на какой-то миг словно парализовали Имхотепа, и он не смог сразу опустить смертоносное лезвие.

В этот момент за спиной фараона со сверкающими, словно у разъяренной кошки, глазами и раздутыми, как у вздыбленной лошади, ноздрями возникла Анк-су-намун. В руке она сжимала блестящий кинжал, который, без колебаний, вонзила в спину Сети.

Глаза фараона вновь расширились, на этот раз от неожиданности и боли. Смертельный вопль вылетел из уст божества, которое оставалось еще живым человеком. В этом крике смешались отчаяние, боль и невыносимые страдания.

Фараон опустился на колени, будто вознося молитву собственному жрецу, стоявшему над ним с его же собственным, занесенным для удара мечом. На мгновение лицо Сети исказилось мольбой о пощаде, но натолкнувшись не ледяной, словно лезвие, взгляд Имхотепа. приобрело выражение безразличия и даже покорности своей участи, уготованной ему Верховным жрецом.

Стоявшие в зале бритые наголо, покрытые татуировкой жрецы Имхотепа видели не пологе, огораживающем ложе, искаженные тени своего вождя и его любовницы. поражающих упавшего фараона кинжалом и мечом. Как бы инстинктивно пытаясь скрыть творящиеся в покоях, жрецы захлопнули высокие двери и заперли их на многочисленные засовы. За пологом тени преступников продолжали кромсать тело уже мертвой жертвы, и кровь на занавесках напоминала грязь, летящую из-под колес повозки. Жрецы застыли, взирая на происходящее, словно участвовали в каком-то необыкновенном ритуале, сопровождавшемся немыслимым по жестокости жертвоприношением. Жрецы продолжали стоять в оцепенении, когда неожиданно на дверь снаружи обрушились невероятные по силе удары. Их звук показался жрецам самым страшным из того, что им когда-либо приходилось слышать.

Все присутствующие, включая Имхотепа и Анк-су-намун, вздрогнули и обернулись к дверям. С застывших на замахе клинков капала кровь.