Я выбираю свободу - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 50

Настаивать на своем и спорить я благоразумно не стал, еще за время учебы выучил, что это бесполезно. Не потому, что менталист не прислушивался к чужим словам, а потому, что в конечном итоге он все равно оказывался прав. Мы вчетвером достаточно долго петляли по коридорам и в итоге спустились глубоко под землю. Кажется, тюремные помещения частью находились в естественных пещерах под городом, оборудованных для новых целей.

Просторная комната, в которой окончился наш путь, явно предназначалась для допросов. Неровной квадратной формы, с простыми каменными стенами, представляющими собой голый, слегка обработанный камень, и тяжелой железной дверью, запираемой снаружи. В двери имелось небольшое окошко с частой решеткой. Кроме того, и ее, и все стены, и даже пол с потолком оплетали сложные защитные чары. Разобраться в них я даже не пытался, все равно не пойму, но ощущения от их присутствия оказались неприятными. Очень неприятными. Как будто не дальше вытянутой руки за спиной поднялся на задние лапы готовый напасть разъяренный медведь, а ты при этом не можешь ни сопротивляться, ни бежать, ни даже обернуться, чтобы встретить угрозу лицом к лицу.

В дальнем от двери конце помещения стояли четыре каменных же кресла, равноудаленных друг от друга и от стен на расстояние около полутора метров, и также пропитанных какими-то чарами. На сиденьях имелись чисто выструганные дощатые настилы: видимо, мелочно издеваться над заключенными никто не планировал. Справа в стороне стоял стол с простым табуретом возле него, видимо, предназначенный для секретаря, напротив ряда каменных кресел — еще один стол, длинный и широкий, с тяжелой каменной же столешницей, имевший неприятное сходство с операционным или, скорее, препараторским столом. И на него тоже были наложены какие-то чары. Слева у стены — несколько простых стульев, на которые нам и кивнул Миль.

— Подождите, сейчас все организуем, — сообщил он и вышел. Эль Алтор спокойно составил три стула рядом в левом углу у двери.

— Устраивайся, поспи пока, хорошо? — мягко поинтересовался он у внука. Тот окинул тревожным взглядом комнату, явно не производившую положительного впечатления, но неуверенно кивнул и принялся устраиваться на составленных стульях.

— Вы уверены, что это ему не повредит? — полюбопытствовал я, когда менталист, сняв свой жилет, заботливо укрывал им мгновенно отключившегося ребенка.

— Ему повредит, если он сейчас окажется далеко от меня, — возразил тот. — Я постоянно на него воздействую, аккуратно и понемногу, и пока это воздействие прерывать нежелательно. Ничего страшного, понятно, не случится, и если бы это был не мой внук, я бы лечил его другими методами, не требующими постоянного контроля, но… сон определенно предпочтительней. Садись, я не думаю, что это все организуется быстро, — предложил он, подавая пример. — Значит, Владыку убили двое детей. Это… символично.

— Почему?

— В таких случаях принято говорить «устами детей рекут боги», но я немного не о том. Символично, потому что дети — это будущее, а когда будущее убивает отжившее свой век прошлое, это правильно. Но в конечном итоге все эти рассуждения — просто красивые слова. — Он пренебрежительно махнул рукой и поморщился. — Если темный действительно прав и детей использовали, это все очень грустно. А даже если и не так… чужая кровь на руках еще никого не сделала легче, чище и добрее. Впрочем, об этом ты знаешь куда больше меня. Точнее, узнаешь, если задумаешься и вспомнишь свое детство.

— Имеете в виду, что с тех пор я сильно изменился в худшую сторону? — иронично уточнил я.

— Хорошо или плохо — величины непостоянные, и это как раз тот случай, когда не стоит ими пользоваться, — возразил эль Алтор, и я не удержался от недовольной гримасы. Действительно, как я мог забыть манеру общения этого эльфа… — Но на того безалаберного мальчишку ты не похож, да. Совсем. Жестче, злее, упрямей, но — мудрее и терпеливей. Ты научился осознавать последствия своих поступков и отвечать за них. Осталось научиться прощать, и я смогу с уверенностью сказать, что ты повзрослел.

— Кого прощать? — мрачно уточнил я.

— В твоем случае, полагаю, начать стоит с себя, — с легкой ироничной улыбкой пожал плечами менталист. — А с остальными будет проще.

На этом разговор сам собой сошел на нет, а через пару минут открылась входная дверь, впуская небольшую процессию. Первым на пороге появился Мельхиор, следом — арестованные, каждый в сопровождении своего конвоира. Менталист выглядел все таким же безучастным к окружающему миру, Танагриаль зло хмурилась, бросая взгляды то на невозмутимых конвоиров, то — в спину темного. Когда они вошли внутрь, взгляд девушки сначала зацепился за спящего ребенка, брови удивленно приподнялись, а в глазах появилось выражение, отличное от злости. Но потом она увидела эль Алтора и вновь настороженно нахмурилась, а когда очередь дошла до меня… В этот раз к черной удушающей ненависти я был готов, но все равно большого труда стоило не вздрогнуть, не отвести глаза и удержать лицо.

Лантаин, усаженный в кресло, продолжал безразлично смотреть прямо перед собой, а его подельница уткнулась злым взглядом в пол перед креслом. Конвоиры невозмутимо встали по обе стороны от двери, а снаружи послышался лязг дверного запора.

— Прошу. — Миль сделал приглашающий жест рукой и уселся на место писаря. Но эль Алтор не спешил подниматься со стула и предпринимать какие-то действия, просто сидел и внимательно разглядывал обоих подростков. Легкий пряный запах его магии витал в воздухе, но настолько тонкий и эфемерный, что назвать это колдовством в полном смысле слова было нельзя.

— Бедные дети, — наконец с тяжелым вздохом проговорил древний эльф, качнув головой.

— Все-таки что-то есть? — оживился Мельхиор, а менталист в ответ пожал плечами.

— Дети, лишенные детства, это всегда очень грустно.

— Ладно, а по существу? — с некоторым раздражением уточнил темный.

— По существу… мальчик сломлен. Совсем. Он просто делает то, что ему скажут, и не способен критически воспринимать действительность. Он не станет слушать всех и каждого, но распоряжения тех, кого его память и ближайшее окружение считают достойными, воспринимает как глас свыше.

— И кто его так? — нахмурился Миль.

— Война, я полагаю, — слегка развел руками эль Алтор. — Менталистам, детям Лоя и Йолы, трудно дается чужая смерть рядом. Взрослые способны выдержать — с трудом, но способны. Дети… они просто многого не понимают, им больно, но их хранит спящая магия. А он столкнулся со смертью в самом опасном возрасте, когда мальчик превращается в юношу, наступает половое созревание и одновременно с ним пробуждается дар. Он оказался слишком чувствительным и восприимчивым, никто не заметил надлом, не поддержал, не помог в критический момент, и сейчас мы видим результат.

— Ему можно помочь? — тихо спросил я.

— Не знаю, — менталист вновь развел руками. — Это как раз тот случай, когда предсказывать и что-то просчитывать бессмысленно. Нужно смотреть, искать и думать. Зависит от того, насколько много осталось от его личности, но это вопрос не одного часа, не одного дня и, боюсь, не одного года. Я бы просил разрешения забрать его с собой, это возможно? Где его родители?

— Понятия не имею, — пожал плечами Миль. — Но не думаю, что получится.

— В таком случае я просил бы разрешения остаться здесь, — спокойно продолжил эль Алтор, и на него с удивлением покосились даже конвоиры.

— Вы это серьезно сейчас сказали? — уточнил темный.

— Не имею привычки шутить такими вещами, — с легким укором отозвался менталист, в ответ на что следователь смущенно кашлянул.

— М-да. Ну, в любом случае, решать это не мне и не сейчас, — поспешил он сменить тему, — а сейчас меня интересует вот какой вопрос. Если он делает все, что ему скажут окружающие, почему он не отвечает на мои вопросы?

— Наверное, потому, что некто, велевший молчать, имеет для него гораздо большее значение, чем мы все, вместе взятые. И простите, но я отказываюсь лезть в это ограничение: может быть, подобное понятийное проявление, способность соизмерять и сравнивать степень важности того или иного приказа, — это одно из немногих оставшихся проявлений его собственной воли и собственного разума.