Наука Плоского мира. Книга 4. День Страшного Суда - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 39

Марджори называла это «тише-воды-ниже-травы»-журналистикой, предпочитающей робко держаться в сторонке и не идти наперекор подавляющему большинству. Таким образом, газетчики не рисковали подвергнуться преследованию со стороны почтеннейшей публики или обнаружить в своём лотке для входящих бумаг парочку писем с угрозами. То, что редактор гордо именовал это Vox Populari, то есть гласом общественности, выглядело особенно смешно. Правда, смешно было лишь для того, кто имел возможность глядеть на происходящее со стороны. Решимость волшебников не отдавать Круглый мир омнианам заставила народ шевелить мозгами (даже тех, кому шевелить было особенно нечем), о чём свидетельствовали фразы вроде: «А вот я считаю…»

После многих лет работы в библиотеке Марджори убедилась, что глубокомысленные изречения, начинающиеся со слов «Я считаю», едва ли способны пошатнуть основы мироздания, ну или хотя бы не шататься самим.

Тут уж ничего не поделаешь: у Марджори были три учёные степени, включая докторскую, и она могла даже думать на греческом – великолепный язык для работы с идеями. Латынь… Ну да, она полезна, конечно. Однако в греческом есть нечто особенное, такое je ne sais quoi, точно так же, как и во французском, если хорошенько подумать. Так что, если вас забавляли крамольные размышления против демократии, она, бывало, не могла сдержать раздражения при мысли, что система придаёт одинаковое значение мнению человека осведомлённого и того, кто покупает прессу только затем, чтобы поглазеть на голых девиц.

Марджори не раз спорила об этом со своей матерью. Та придерживалась такого мнения, что всё это со временем пройдёт, упирая на то, что многие из именитых интеллектуалов повинны в высказывании глупейших и самоубийственнейших идей. Мол, глупые умники приносят куда больше вреда, чем простодушные болваны.

Едва Марджори отложила газету, как в дверь робко постучали. За ней обнаружился волшебник, знакомый ей Ринсвинд, выглядевший карликом рядом с крупным, но чрезвычайно дружелюбным с виду орангутангом. Последний проковылял в комнату, опираясь на костяшки пальцев.

– Прошу меня простить, мисс, – сказал Ринсвинд, – но Аркканцлер пожелал, чтобы вы познакомились с нашим Библиотекарем. Когда-то он был человеком, как мы с вами, но после небольшого инцидента в библиотеке стал… чем-то бо́льшим, если вы понимаете, о чём я. Кажется, вы не удивлены?

– Знаете, господин Ринсвинд, я действительно не удивлена. Мы, библиотекари, нечасто об этом говорим, но все мы знаем о банановой кожуре, в одночасье появляющейся рядом с книгой, которую ты безуспешно ищешь и вдруг обнаруживаешь именно там, где она и должна стоять, хотя мог бы поклясться, что полка пустовала уже несколько месяцев. У нас у всех имеется подобный опыт, и мы знаем, что орангутанг где-то рядом. Хотя временами и вверх тормашками. Лично я встречала уже этого джентльмена по крайней мере дважды.

Она смело протянула руку Библиотекарю. На ощупь его рука напоминала мягкую кожаную женскую перчатку. Библиотекарь подмигнул Марджори.

– Он понимает всё, что вы говорите, – встрял Ринсвинд, разрушив очарование момента. – А очень скоро и вы обнаружите, что сами понимаете всё, что говорит он. Это что-то вроде протечки между… Есть ещё такое научное словечко..

– Осмос, – не раздумывая подсказала Марджори, за что была вознаграждена великодушным:

– У-ук!

– Аркканцлер распорядился предоставить вам доступ к нашей библиотеке, в которой, само собой, имеются копии всех книг, написанных с момента изобретения письменности. В частности, вас может заинтересовать содержимое Александрийской библиотеки, нам удалось вынести оттуда всё, прежде чем она сгорела, и… Позвольте я уточню… да, так и есть: библиотеки Атлантиды. Людьми они там, правда, не были, но Библиотекарь с помощью друзей расшифровал язык наиболее разумных тамошних обитателей – крабоподобных созданий, записавших на каменных плитах всю историю сотворения мира. Какая всё-таки жалость, что они были настолько вкусными.

Пока Ринсвинд продолжал распинаться, Марджори стояла с открытым ртом.

– Аркканцлер предупредил меня, что вы, возможно, пожелаете здесь осмотреться, пока остальные готовятся к заседанию в четверг. Уже весь город гудит! Ладно, начнём наш гранд-тур по библиотеке. Строго говоря, это занимает больше миллиона миллиардов лет, но мы с вами срежем путь.

И действительно, Марджори успела вернуться лишь к обеду в среду, насыщаясь книгами, но не настолько ими пресытившись, чтобы на следующий день не захотеть совершить ещё один набег. Однако у неё тут не было ни единого шанса: четверг целиком и полностью принадлежал крючкотворам.

Аркканцлер согласился удовлетворить её просьбу присутствовать в зале суда, но поскольку в Плоском мире она оказалась совершенно случайно, о её происхождении было решено не упоминать. Просто на всякий случай. Что это за случай такой, Марджори не ведала.

Но ведь никто не сказал, что ей самой нельзя будет и рта раскрыть. Или что нельзя будет следить за ходом слушаний подобно ястребу, а может быть, даже так: подобно ястребу с чрезвычайно острым зрением. Она даже отвлеклась от возлюбленных книг и нашла время просмотреть газеты. Похоже было, что большая часть горожан не особенно интересовалась исходом дела, если вообще знала, что именно стоит на кону.

Их занимала только предстоящая схватка.

Глава 12. Длинная рука эрудиции

В Плоском мире, может быть, и нет устойчивой правовой системы, зато там имеется Гильдия адвокатов. В общем, это вполне ожидаемо: ни один крючкотвор не позволит такой мелочи, как право, встать у него на пути. Традиционным методом разрешения правовых споров является трибунал, в котором председательствует патриций Анк-Морпорка, лорд Витинари, если, конечно, сам того пожелает. В Плоском мире, как и во многих частях мира Круглого, разногласия по поводу законности или предполагаемых нарушений оной подчиняются формальным процедурам, с привлечением писаных кодексов, прецедентов (частенько никак с делом не связанных), аргументов, контраргументов, нанятых экспертов и… Ах, да! Доказательств, конечно.

Что такое доказательство?

В Круглом мире, даже в странах, почитающих себя демократическими, как ни странно, значительная часть юридического процесса – это попытки той или иной его стороны исключить или, наоборот, включить в дело некие ключевые доказательства, стремление во что бы то ни стало склонить присяжных на свою сторону, соглашения о признании вины в обмен на более мягкий приговор, а то и создание всевозможных помех справедливому судебному разбирательству. Таким образом, закон берёт верх над справедливостью.

Подобное поведение характерно для юристов обоих миров.

Вместе с тем в Круглом мире существуют законы иного рода. Те самые, которые его обитатели наивно именуют «законами природы»: правила, по которым функционирует их мир. Человеческие законы там обойти можно, законы природы – нет. Потому что это не придуманные людьми правила, а информация о поведении Вселенной. На суд науки также выносятся доказательства, однако с иной целью. Научные доказательства служат не для определения вины или невиновности обвиняемого, а для установления истинности или ложности закона природы.

Если бы всё было так просто.

Так, как мы полагали в те благословенные времена, когда думали, что сила тяжести действительно уменьшается обратно пропорционально квадрату расстояния, свет был волной, а время не зависело от пространства. Бог был математиком, а Вселенная – часами. Теперь же вы можете на футболках прочитать не только уравнения теории относительности, но и надписи вроде: «Прежде я ещё сомневался, но теперь и в этом не уверен».

Во многом эта фраза отражает современное отношение учёных к физическим законам. Сегодня мы ожидаем, что общепринятые законы природы время от времени будут опровергаться новыми, более точными наблюдениями или вновь открывшимися обстоятельствами. Трансмутация неблагородных металлов в золото невозможна с точки зрения законов классической химии, но вполне допустима с точки зрения законов ядерной физики. То, что мы именуем «законами» физического мира, очень походит на орнамент, который мы можем аппроксиматически описать с помощью математических уравнений в контексте граничных условий. Мы часто называем это «моделями» или «правилами» и лишь в наиболее проверенных случаях по-прежнему употребляем слово «законы».