Наука Плоского мира. Книга 4. День Страшного Суда - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 34

До 2012 года принималось допущение, что по своему химическому составу Тейя была похожа на земную мантию. Но как же вышло, что мантия и Тейя имели практически одинаковый состав? На решение этой проблемы были брошены все силы сторонников теории. Если ответить: «Ну, так вот уж получилось» – такой же ответ можно дать и на вопрос о Луне, причём не прибегая ни к какой дополнительной сущности в виде Тейи. Таким образом, теория Тейи зиждется на том же поразительном совпадении, которое и пытались объяснить с её помощью.

Во втором издании «Науки Плоского мира» мы охарактеризовали эту ситуацию как «потерю нити», а Йен продублировал подобное мнение в своей «Математике жизни». Очевидно, то же самое пришло в голову и Андреасу Ройферу, исследовавшему с коллегами сходный сценарий в июле 2012 года. Однако новая гипотеза имела одно отличие. Учёные предположили, что импактор был намного крупнее Тейи (или Марса) и двигался с бо́льшей скоростью. Это вовсе не было столкновением лоб в лоб. «Злодей» лишь вскользь задел Землю и, как говорится, смылся с места преступления. Большая часть выброшенного вещества, таким образом, принадлежала Земле, в то время как импактор потерял совсем немножко. Новая теория также согласуется с расчётами угловых моментов и предполагает, что состав Луны и мантии должен быть даже более похожим, чем принято считать. Для подобного утверждения имеется ряд доказательств. Цзюньцзюнь Чжан с командой провели повторный анализ образцов лунного грунта[40], доставленных «Аполлонами». Оказалось, что соотношение изотопов титана-50 (50Ti) и изотопов титана-47 (47Ti) на Луне «идентично их соотношению на Земле с точностью до 0,000004».

Впрочем, это только одна из возможных альтернатив. Матийя Чук и его коллеги продемонстрировали, что подобный химический состав лунного грунта мог возникнуть, если во время столкновения Земля вращалась с большей скоростью, нежели сейчас: один оборот за несколько часов. От скорости вращения зависит количество выброшенного вещества. Впоследствии, по их мнению, гравитация Солнца и Луны могла замедлить вращение Земли до ее нынешнего 24-часового цикла. Робин Кануп получил аналогичные результаты, использовав модель, в которой Земля вращалась лишь чуть быстрее, чем теперь, зато импактор был намного крупнее Марса.

Это тот самый случай, когда pan narrans был до того увлечён историей, что запамятовал, зачем она была придумана. Совпадение, которое она, по идее, должна была объяснить, совершенно исчезло из поля зрения интерпретаторов, чьи новые версии захватили всю сцену, оставив пресловутое совпадение за кулисами. Однако как раз сейчас наша обезьяна-сказочник переосмысливает эту историю, на сей раз не забывая уделять должное внимание сюжету.

В философском смысле главным вопросом является вопрос об истоках нашей Вселенной. Мы займёмся им в главе 18. Впрочем, самый загадочный и куда более близкий нам вопрос – это происхождение жизни на Земле.

Так откуда мы взялись, в конце концов?

Наша собственная неспособность создать жизнь с нуля или на худой конец понять, как этого достичь, заставляет нас воображать, будто природе для создания жизни понадобилось нечто из ряда вон выходящее. Может быть, это и так, а может, и нет, ведь сложный мир никогда не стремился быть понятым людьми. Не исключено, что возникновение жизни было предопределено с того момента, когда система жизнеобразующих элементов усложняется до определённого уровня. И нет никакой сокровенной тайны, которая могла бы озарить нам путь. Тем не менее для объяснения природных феноменов хочется какой-нибудь убедительной истории, понятной на человеческом уровне. Ведь с точки зрения pan narrans именно это и есть «объяснение», в то время как наука толкует о происхождении жизни обескураживающе сложно и запутанно, постоянно вдаваясь в нюансы. Похоже на то, что подобный подход вообще не может сложиться в связную историю. Кто знает, может быть, даже если бы мы сумели вернуться назад и своими глазами увидеть, что там к чему, мы всё равно ничего бы не поняли.

Тем не менее, хорошенько поискав, мы можем раскопать истории, в которых будут содержаться вожделенные подсказки.

Большинство научных гипотез о происхождении жизни сводят процесс к двум этапам: абиогенный и биогенный. Зачастую проблему упрощают ещё более, сводя рассмотрение к процессам неорганической химии до появления жизни и органической – после. Иначе говоря, к двум основным разделам химии. Органическая химия изучает большие, сложные молекулы, образованные с участием атомов углерода, а неорганическая – всё остальное. Органическая химия напрямую связана с формой жизни, существующей в Круглом мире. Однако было бы непростительной ошибкой думать, что проблема происхождения жизни ограничивается этой простой, но вполне случайной парой категорий. Органические молекулы, вернее всего, существовали и до того, как их начали использовать организмы. Поэтому попытка представить возникновение жизни как внезапный скачок от неорганической химии к органической в принципе неверна и путает божий дар с яичницей.

Да, были времена, когда жизни не существовало, и наступило время, когда она возникла. Но произошло это отнюдь не нежданно-негаданно: раз! – и вот она, жизнь. Был долгий, возможно, даже очень долгий переходный период так называемого мезабиоза, то есть промежуточного состояния, занявшего миллионы лет, в ходе которых химия, как органическая, так и неорганическая, создавала жизнь. Это был длительный процесс, без отправных и конечных точек.

Было предложено немало альтернативных путей, по которым могла возникнуть жизнь. Ещё в 80-е годы Джек насчитал 35 различных правдоподобных, по его мнению, гипотез. Сейчас их количество, наверное, приближается к нескольким сотням. Осознание того, что в результате мы можем так никогда и не узнать, как именно жизнь возникла, действует отрезвляюще. А ведь это вполне вероятно. Вернее всего, путь, который она избрала, был одним из тысяч, до которых мы пока не додумались. Некоторым из нас достаточно просто знать, что всё началось с химии и закончилось биохимией; другим, прежде чем они поверят, что стоят на правильном пути, нужно увидеть жизненные формы на уровне бактерий, созданные в лабораторных условиях. А кое-кто, даже увидев живого слона, синтезированного в пробирке, будет настаивать, что его дурачат.

Многие из вас уверены, будто живое настолько отличается от неживого или даже от только что бывшего живым, что никакая более или менее непрерывная цепочка шагов, ведущая от одного к другому, не укладывается у вас в голове. Отчасти подобная предубеждённость берёт начало в нашей нейрофизиологии: для того чтобы думать о живых и неживых объектах, например мышах и булыжниках, мы используем различные участки мозга. Поэтому нам сложно построить мысленную цепочку, ведущую от камня к мыши или даже от пробирки с химическим веществом – к микробам. Взамен мы предлагаем туманные доктрины, вроде так называемой «души», демонстрирующие чёткое разделение между тем, как мы думаем о живом существе и о мертвом теле.

Сейчас мы коротко изложим основные тезисы некоторых логичных концепций происхождения жизни, чтобы вы смогли оценить предлагаемые идеи и различные подходы к решению данной проблемы. Мы уже неоднократно писали о происхождении жизни на страницах книг «Наука Плоского мира», поэтому сейчас попытаемся подойти к задаче несколько с другой стороны. Например, о тех же вирусах мы ещё с вами не говорили. В начале нового тысячелетия история происхождения вирусов скромно держалась в тени, пока в 2009 году не вышел обзорный доклад Гаральда Брюссоу, открывшего дискуссию на эту тему. Однако чтобы понять контекст, нам совершенно необходимо больше узнать о предыдущих гипотезах.

Из ранних экспериментов наибольший интерес представляет опыт Стэнли Миллера, работавшего в 50-х годах XX века в лаборатории Гарольда Юри. Он смоделировал эффект удара молнии в атмосфере молодой Земли (в разумном приближении состоящей из аммиака, двуокиси углерода, метана и водяного пара). Он получил смесь токсичных газов типа цианида и формальдегида, что вселило в Миллера определённые надежды. Ведь «токсичность» – это отнюдь не объективное свойство вещества, а всего лишь эффект, который оно оказывает на живой организм. Большинство газов вообще жизнь не жалуют. В ходе дальнейших экспериментов были получены аминокислоты, то есть химические вещества, наиболее важные для живых организмов, поскольку они в принципе могут агрегировать в белки. В итоге ему удалось получить даже небольшие органические молекулы.