Тень Радуги - Клименкова Антонина - Страница 36

— Какая мерзость, — скривился господин.

Потертый плащ, в который он закутался до самых глаз, не мог скрыть массивной фигуры богатого рыцаря, слишком явно отличающейся от согбенной спины и впалой груди нанятого оборванца.

— Ох, поторопиться бы! — приплясывал на месте оборванец, не столько от холода, сколько от предвкушения.

— Ты смеешь меня подгонять?! — рыкнул господин, награждая не слабым тычком в висок.

— Не смею! — заскулил тот, растирая по клочковатой бороде заструившуюся из носа кровь. — Боюсь, не опоздать бы...

— За шкуру свою бойся, червь, — сплюнул барон дир Ваден, но шаг ускорил.

Переулок вильнул в сторону, и расступившиеся строения открыли небольшой пустырь. Через него тянулась канава с нечистотами, посредством которой отбросы города сливались в опоясывающий столицу ров, для чего в величественно возвышающейся напротив городской стене было проделано отверстие. Однако по зимнему времени заполняющая желоб вонючая жижа замерзла неровным льдом. Местечко и впрямь удобное — по льду, как по горке, можно скинуть вниз тело, и его еще долго никто не увидит, не найдет.

Заблаговременно притушивший фонарь оборванец удержал хотевшего было выйти из тени домов барона. Вжал голову в плечи под гневным взглядом, но руку не опустил. Но барон уже и сам понял, что за развернувшимся на пустыре действием лучше наблюдать, оставаясь незамеченным.

Едва из поля зрения пропала одна из преследующих теней, как впереди вырисовалось еще четыре силуэта. Поджидали, не двигаясь. Гилберт успокаивающе похлопал по холке встревожившегося коня, но сдержал, не позволил перейти на быструю рысь. Он невозмутимо проехал мимо этих типов, они же тронулись следом, присоединившись к первому.

— Чертова свита, — фыркнул граф.

Жаль, очень жаль, что оставил меч...

Его не пришлось заставлять свернуть к пустырю. Не слишком большая площадка, с одной стороны огороженная мощной городской стеной, с другой — глухими стенами домов, безусловно идеальна для боя. Спешившись, он стегнул перчаткой по лошадиному крупу, конь отбежал, но недалеко, остановившись возле чернеющих строений. Обернувшись к преследователям, граф положил ладонь на рукоять кинжала. Поняв, что уже незачем скрываться, шайка приблизилась, встала полукругом. Но не выказывали спешки, чего-то выжидая.

Небо стремительно темнело, но света было еще достаточно, чтобы определить оружие в руках противников. Пятеро перед графом оказались отборными представителями уличного сброда. У них не было благородных мечей, в руках поблескивали ножи, обрывки цепей. Один достал плетку кучера, другой — топор мясника. Третий вообще пошел на дело с отточенными граблями. Право, о таких клинок марать стыдно.

Из просвета между домов донеслось короткое собачье тявканье. Оно и послужило сигналом.

Тот, что с граблями, кинулся вперед первым, размахнулся, хотел обрушить зубья на незащищенную голову. Но Гилберт уклонился, одновременно с тем ударив под колено второго нападавшего, размахивающего куском тяжелой цепи. Неуклюже поскользнувшись на обледеневшей луже нечистот, тот всплеснул руками — и цепь обвилась вокруг древка грабель. Дернул на себя — шест треснул надвое.

Не теряя ни мгновения, Гилберт, обнажив кинжал, полоснул по горлу ринувшегося на него с ножом. Развернувшись, отсек кисть вскинувшему плеть. Еще один набросился сзади, хотел пырнуть в бок, но лезвие соскользнуло, распоров одежду, оставив жгучую царапину и злость. Уклонившись, Гилберт зажал его локоть, с хрустом вывернул руку, всадил клинок под ребра, безошибочно достав сердце. Но в этот миг почувствовал, как щеку огнем перечеркнула плетка. Тот, что с граблями, догадался бросить бесполезные щепки, подхватил с земли, выдрал из отрубленной руки хлыст — и улучил удобный момент. Ослепленный болью, Гилберт вскинулся — и второй набросил на шею цепь, сдавил горло, прижав к себе спиной, пнул под ногу. Гилберт рухнул на колени, задыхаясь, под весом собственного тела еще больше затягивая петлю.

Барон шагнул вперед. Он желал самолично увидеть, как свет померкнет в глазах этого щенка, посмевшего заступить ему дорогу... Но остановился в изумлении.

Один из убитых, тот, которому клинок графа рассек горло до позвонков, пошатываясь, поднялся из лужи собственной крови. Увидев окровавленное лицо с вывалившимся языком и выпученными глазами, державший цепь заорал точно напуганная девка — и невольно выпустил жертву. Гилберт упал на четвереньки, замарав перчатки в подтаявшей жиже и крови, хватая ртом воздух.

Оживший мертвец шагнул к оцепеневшим от ужаса подельникам. И один, выронив плетку, захрипел, повалился наземь — просто не вынес подобного зрелища.

Другого же заставил упасть граф — клинок подсек под колени, вонзился под лопатку, — и оба мертвеца упали одновременно.

Вытерев кинжал о полу куртки убитого, вложив в ножны, Гилберт подозвал коня, забрался в седло...

— А щенок-то не так прост! — ошарашено произнес барон. Оборванец у его ног пришибленно подскуливал. — Пожалуй, мне стоит немного потерпеть и самому с ним разобраться. Турнир обещает быть интересным...

Он развернулся и пошел прочь. Опомнившийся оборванец запричитал вслед:

— А как же я? Вы обещали заплатить...

— Благодари небеса, что шкура цела осталась, — бросил барон.

Несмотря на поздний час принцесса Адель не помышляла об отдыхе. Напротив, пробудившись еще до рассвета и целый день проведя в радостных хлопотах, она вообще не чувствовала усталости! Удивительно, но мысли о предстоящей весной свадьбе заставили забыть хотя бы на время беспокойство о пропавшем брате. Даже надоедливые фрейлины казались теперь не столь невыносимыми, а порой даже полезными. Причем, две самых противных пригодились особенно — привели такую превосходную портниху! И сегодня задержались допоздна, обсуждая подвенечный наряд, давая вполне разумные советы и подсказки.

В покои принцессы собрали, кажется, все зеркала королевского дворца. Стоя на низенькой табуреточке, пока портниха ползала внизу, подкалывая сотнями булавок подол платья, принцесса разглядывала себя со всех сторон, отражаясь в многогранной серебряной поверхности, точно мотылек, попавший в фонарь. И восхищенное шушуканье фрейлин за спиной Адель не раздражало и не казалось, как обычно, лживым и льстивым. Ей безусловно к лицу этот искрящийся персиковый шелк, привезенный с востока, из невообразимой дали, где ей самой никогда не суждено будет побывать. Да и румянец на фарфорово-бледных щеках преобразил ее до неузнаваемости.

— Как ты хороша, Адель! Видела бы твоя мать, какой ты стала красавицей.

— Вы правда так считаете? — вспыхнув, обернулась принцесса к вошедшей герцогине Эбер.

Стянув с рук перчатки, Изабелла Эбер подошла к девушке, нежно потрепала по щечке:

— Я никогда не солгу тебе, моя девочка, — улыбнулась она.

— Вы так добры ко мне! Вы всегда относились ко мне, как к родной дочери.

— Не могу дождаться, когда же наконец назову тебя своей дочерью с полным правом! Но как же иначе, ведь я обещала о тебе заботиться твоей матери. Мы же с ней были лучшими подругами. Как жаль, что она не видит тебя сейчас, — говорила герцогиня, и никто не посмел бы заподозрить ее в откровенной лжи.

— Да... Обидно, но я совсем не помню ее. Скажите, я похожа на нее хотя бы чуть-чуть?

— Конечно! Но ты гораздо, гораздо красивее! — с чувством заверила герцогиня.

Мэриан, возлежавший на подушках перед камином, сделал знак фрейлинам и служанкам. Повинуясь любимцу госпожи, те покорно покинули свои места и, поклонившись принцессе и ее гостье, тихо удалились. Кот же, вальяжно потянувшись, лихо вспрыгнул на стол. Пройдя между игольниц и мотков кружев, перебрался на подоконник. Загораживающую окно штору чуть шевелил сквознячок, просачивающийся в душную от свечей комнату через приоткрытую ставню. Просунув в щель лапу, Мэриан чуть расширил проход, протиснулся на открытый балкон, опоясывавший угловую башенку дворца. От зимнего воздуха кот мгновенно распушился, увеличась в объеме едва ли не втрое.