Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Сборник стихов

Гумилев Николай Степанович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Сборник стихов - Гумилев Николай Степанович - Страница 71

Изменить размер шрифта:

СТИХОТВОРЕНИЯ НЕИЗВЕСТНЫХ ЛЕТ

Акростих

А ддис — Абеба, город роз

Н а берегу ручьев прозрачных,

Н ебесный див тебя принес,

А лмазной, средь ущелий мрачных.

А рмидин сад. Там пилигрим

Х ранит обет любви неясной

(М ы все склоняемся пред ним),

А розы душны, розы красны.

Т ам смотрит в душу чей-то взор,

О травы полный и обманов,

В садах высоких сикомор,

А ллеях сумрачных платанов.

Акростих

А нгел лег у края небосклона

Н аклонившись, удивлялся безднам:

Н овый мир был синим и беззвездным,

А д молчал, не слышалось ни стона.

А лой крови робкое биение,

Х рупких рук испуг и содроганье.

М иру лав досталось в обладанье

А нгела святое отраженье.

Т есно в мире, пусть живет, мечтая

О любви, о свете и о тени,

В ужасе предвечном открывая

А збуку своих же откровений.

К ***

Если встретишь меня, не узнаешь.

Назовут, едва ли припомнишь.

Только раз говорил я с тобою,

Только раз целовал твои руки.

Но клянусь, — ты будешь моею,

Даже если ты любишь другого,

Даже если долгие годы

Не удастся тебя мне встретить.

Я клянусь тебе белым храмом,

Что мы вместе видели на рассвете,

В этом храме венчал нас незримо

Серафим с пылающим взором.

Я клянусь тебе теми снами,

Что я вижу теперь каждой ночью,

И моей великой тоскою

О тебе в великой пустыне, —

В той пустыне, где горы вставали,

Как твои молодые груди,

И закаты в небе пылали,

Как твои кровавые губы.

О. Н. Арбениной

Я молчу — во взорах видно горе,

Говорю — слова мои так злы!

Ах! когда ж я вновь увижу море,

Синие и пенные валы,

Белый парус, белых, белых чаек

Или ночью длинный лунный мост,

Позабыв о прошлом и не чая

Ничего в грядущем кроме звезд?!

Видно, я суровому Нерею

Мог когда-то очень угодить,

Что теперь — его, и не умею

Ни полей, ни леса полюбить.

Боже, будь я самым сильным князем,

Но живи от моря вдалеке,

Я б наверно, повалившись наземь,

Грыз ее и бил в слепой тоске.

Когда я был влюблен...

Когда я был влюблен (а я влюблен

Всегда — в поэму, женщину иль запах),

Мне захотелось воплотить свой сон

Причудливей, чем Рим при грешных папах.

Я нанял комнату с одним окном,

Приют швеи, иссохшей над машинкой,

Где верно жил облезлый старый гном,

Питавшийся оброненной сардинкой.

Я стол к стене придвинул, на комод

Рядком поставил альманахи «Знанье»,

Открытки, так, чтоб даже готтентот

В священное пришел негодованье.

Она вошла свободно и легко,

Потом остановилась изумленно,

От ломовых в окне тряслось стекло,

Будильник звякал злобно, однотонно.

И я сказал: «Царица, вы одни

Умели воплотить всю роскошь мира;

Как розовые птицы, ваши дни,

Влюбленность ваша — музыка клавира.

— Ах, бог любви, загадочный поэт,

Вас наградил совсем особой меркой,

И нет таких, как вы…» Она в ответ

Задумчиво кивала мне эгреткой.

Я продолжал (и тупо за стеной

Гудел напев надтреснутой шарманки):

— «Мне хочется увидеть вас иной,

С лицом забытой Богом гувернантки.

«И чтоб вы мне шептали: „Я твоя“ —

Или еще: „Приди в мои объятья“ —

О, сладкий холод грубого белья,

И слезы, и поношенное платье».

«А уходя, возьмите денег: мать

У вас больна, иль вам нужны наряды…

Как скучно все, мне хочется играть

И вами, и собою, без пощады…»

Она, прищурясь, поднялась в ответ,

В глазах светились злоба и страданье:

— «Да, это очень тонко, вы поэт,

Но я к вам на минуту, до свиданья».

Прелестницы, теперь я научен,

Попробуйте прийти, и вы найдете

Духи, цветы, старинный медальон,

Обри Бердслея в строгом переплете.

Загробное мщение

Баллада

Как-то трое изловили

На дороге одного

И жестоко колотили,

Беззащитного, его.

С переломанною грудью

И с разбитой головой

Он сказал им: «Люди, люди,

Что вы сделали со мной?

«Не страшны ни Бог, ни черти,

Но клянусь в мой смертный час,

Притаясь за дверью смерти,

Сторожить я буду вас.

Что я сделаю — о, Боже! —

С тем, кто в эту дверь вошел!..»

И закинулся прохожий,

Захрипел и отошел.

Через год один разбойник

Умер, и дивился поп,

Почему это покойник

Все никак не входит в гроб.

Весь изогнут, весь скорючен,

На лице тоска и страх,

Оловянный взор измучен,

Капли пота на висках.

Два других бледнее стали

Стиранного полотна,

Видно, много есть печали

В царстве неземного сна.

Протекло четыре года,

Умер наконец второй,

Ах, не видела природа

Дикой мерзости такой!

Мертвый дико выл и хрипло,

Ползал по полу, дрожа,

На лицо его налипла

Мутной сукровицы ржа.

Уж и кости обнажались,

Смрад стоял — не подступить,

Всё он выл, и не решались

Гроб его заколотить.

Третий, чувствуя тревогу

Нестерпимую, дрожит

И идет молиться Богу

В отдаленный тихий скит.

Он года хранит молчанье

И не ест по сорок дней,

Исполняя обещанье,

Спит на ложе из камней.

Так он умер, нетревожим;

Но никто не смел сказать,

Что пред этим чистым ложем

Довелось ему видать.

Все бледнели и крестились,

Повторяли: «Горе нам!»

И в испуге расходились

По трущобам и горам.

И вокруг скита пустого

Терн поднялся и волчцы…

Не творите дела злого, —

Мстят жестоко мертвецы.