Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Сборник стихов

Гумилев Николай Степанович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Сборник стихов - Гумилев Николай Степанович - Страница 56

Изменить размер шрифта:

Экваториальный лес

Я поставил палатку на каменном склоне

Абиссинских, сбегающих к западу, гор

И беспечно смотрел, как пылают закаты

Над зеленою крышей далеких лесов.

Прилетали оттуда какие-то птицы

С изумрудными перьями в длинных хвостах,

По ночам выбегали веселые зебры,

Мне был слышен их храп и удары копыт.

И однажды закат был особенно красен,

И особенный запах летел от лесов,

И к палатке моей подошел европеец,

Исхудалый, небритый, и есть попросил.

Вплоть до ночи он ел неумело и жадно,

Клал сардинки на мяса сухого ломоть,

Как пилюли проглатывал кубики магги

И в абсент добавлять отказался воды.

Я спросил, почему он так мертвенно бледен,

Почему его руки сухие дрожат,

Как листы… — «Лихорадка великого леса», —

Он ответил и с ужасом глянул назад.

Я спросил про большую открытую рану,

Что сквозь тряпки чернела на впалой груди,

Что с ним было? — «Горилла великого леса», —

Он сказал и не смел оглянуться назад.

Был с ним карлик, мне по пояс, голый и черный,

Мне казалось, что он не умел говорить,

Точно пес он сидел за своим господином,

Положив на колени бульдожье лицо.

Но когда мой слуга подтолкнул его в шутку,

Он оскалил ужасные зубы свои

И потом целый день волновался и фыркал

И раскрашенным дротиком бил по земле.

Я постель предоставил усталому гостю,

Лег на шкурах пантер, но не мог задремать,

Жадно слушая длинную дикую повесть,

Лихорадочный бред пришлеца из лесов.

Он вздыхал: — «Как темно… этот лес бесконечен…

Не увидеть нам солнца уже никогда…

Пьер, дневник у тебя? На груди под рубашкой?..

Лучше жизнь потерять нам, чем этот дневник!

«Почему нас покинули черные люди?

Горе, компасы наши они унесли…

Что нам делать? Не видно ни зверя, ни птицы;

Только посвист и шорох вверху и внизу!

«Пьер, заметил костры? Там наверное люди…

Неужели же мы, наконец, спасены?

Это карлики… сколько их, сколько собралось…

Пьер, стреляй! На костре — человечья нога!

«В рукопашную! Помни, отравлены стрелы…

Бей того, кто на пне… он кричит, он их вождь…

Горе мне! На куски разлетелась винтовка…

Ничего не могу… повалили меня…

«Нет, я жив, только связан… злодеи, злодеи,

Отпустите меня, я не в силах смотреть!..

Жарят Пьера… а мы с ним играли в Марселе,

На утесе у моря играли детьми.

«Что ты хочешь, собака? Ты встал на колени?

Я плюю на тебя, омерзительный зверь!

Но ты лижешь мне руки? Ты рвешь мои путы?

Да, я понял, ты богом считаешь меня…

«Ну, бежим! Не бери человечьего мяса,

Всемогущие боги его не едят…

Лес… о, лес бесконечный… я голоден, Акка,

Излови, если можешь, большую змею!» —

Он стонал и хрипел, он хватался за сердце

И на утро, почудилось мне, задремал;

Но когда я его разбудить, попытался,

Я увидел, что мухи ползли по глазам.

Я его закопал у подножия пальмы,

Крест поставил над грудой тяжелых камней,

И простые слова написал на дощечке:

— Христианин зарыт здесь, молитесь о нем.

Карлик, чистя свой дротик, смотрел равнодушно,

Но, когда я закончил печальный обряд,

Он вскочил и, не крикнув, помчался по склону,

Как олень, убегая в родные леса.

Через год я прочел во французских газетах,

Я прочел и печально поник головой:

— Из большой экспедиции к Верхнему Конго

До сих пор ни один не вернулся назад.

Дагомея

Царь сказал своему полководцу: «Могучий,

Ты высок, точно слон дагомейских лесов,

Но ты все-таки ниже торжественной кучи

Отсеченных тобой человечьих голов.

«И, как доблесть твоя, о, испытанный воин,

Так и милость моя не имеет конца.

Видишь солнце над морем? Ступай! Ты достоин

Быть слугой моего золотого отца».

Барабаны забили, защелкали бубны,

Преклоненные люди завыли вокруг,

Амазонки запели протяжно, и трубный

Прокатился по морю от берега звук.

Полководец царю поклонился в молчаньи

И с утеса в бурливую воду прыгнул,

И тонул он в воде, а казалось, в сияньи

Золотого закатного солнца тонул.

Оглушали его барабаны и клики,

Ослепляли соленые брызги волны,

Он исчез. И блестело лицо у владыки,

Точно черное солнце подземной страны.

Нигер

Я на карте моей под ненужною сеткой

Сочиненных для скуки долгот и широт,

Замечаю, как что-то чернеющей веткой,

Виноградной оброненной веткой ползет.

А вокруг города, точно горсть виноградин,

Это — Бусса, и Гомба, и царь Тимбукту,

Самый звук этих слов мне, как солнце, отраден,

Точно бой барабанов, он будит мечту.

Но не верю, не верю я, справлюсь по книге,

Ведь должна же граница и тупости быть!

Да, написано Нигер… О, царственный Нигер,

Вот как люди посмели тебя оскорбить!

Ты торжественным морем течешь по Судану,

Ты сражаешься с хищною стаей песков,

И когда приближаешься ты к океану,

С середины твоей не видать берегов.

Бегемотов твоих розоватые рыла

Точно сваи незримого чудо-моста,

И винты пароходов твои крокодилы

Разбивают могучим ударом хвоста.

Я тебе, о мой Нигер, готовлю другую,

Небывалую карту, отраду для глаз,

Я широкою лентой парчу золотую

Положу на зелёный и нежный атлас.

Снизу слева кровавые лягут рубины,

Это — край металлических странных богов.

Кто зарыл их в угрюмых ущельях Бенины

Меж слоновьих клыков и людских черепов?

Дальше справа, где рощи густые Сокото,

На атлас положу я большой изумруд,

Здесь богаты деревни, привольна охота,

Здесь свободные люди, как птицы поют.

Дальше бледный опал, прихотливо мерцая

Затаенным в нем красным и синим огнем,

Мне так сладко напомнит равнины Сонгаи

И султана сонгайского глиняный дом.

И жемчужиной дивной, конечно, означен

Будет город сияющих крыш, Тимбукту,

Над которым и коршун кричит, озадачен,

Видя в сердце пустыни мимозы в цвету,

Видя девушек смуглых и гибких, как лозы,

Чье дыханье пьяней бальзамических смол,

И фонтаны в садах и кровавые розы,

Что венчают вождей поэтических школ.

Сердце Африки пенья полно и пыланья,

И я знаю, что, если мы видим порой

Сны, которым найти не умеем названья,

Это ветер приносит их, Африка, твой!