«Бог, король и дамы» (СИ) - Белова Юлия Рудольфовна - Страница 43

Уговоры госпожи де Бретей оставались гласом вопиющего в пустыне. Не имея привычки считаться с чьим-либо мнением и — за исключением нелепого увечья — до сих пор не сталкиваясь с несчастьями, шевалье де Бретей не мог даже представить, чтобы какой-то простолюдин мог взять верх над дворянином. Анна де Бретей принялась засыпать письмами о помощи родственников и друзей супруга, а также своих собственных родственников, надеясь, что они смогут повлиять на суд или, хотя бы, на Огюста.

Увы, господин де Кервенуа, с которым некогда был очень дружен отец молодого человека, был так занят финансовыми делами юного герцога Анжуйского, что не мог уделить Анне ни минуты своего времени. Герцоги Роганы и Ла Тремуйи, дальние, но все же родственники Огюста, были так увлечены идеями протестантизма и гражданскими войнами, что госпожа де Бретей не могла с уверенностью сказать, получили они ее послания или нет. Господин де Виллекье готовился к свадьбе, Лавали отговаривались ведением собственных тяжб, а родной кузен Анны граф де Бриссак хоть и уделил родственнице полчаса среди своих хлопот за получение герцогского титула, ничего утешительного сказать не мог. С ласковой снисходительностью попеняв кузине за уныние, маршал посоветовал Анне не связываться с Жамарами, поскорее выплатить долг и забыть о досадном недоразумении. Закончил же Бриссак и вовсе странно, заметив, что искренне не понимает отчаяния Анны, ибо красивая и умная женщина всегда сможет добиться исполнения желаний, а потом, после успешного завершения дела, будет вольна отправить к Жамару крепких лакеев с палками, дабы намять наглецу бока.

Удрученная Анна чуть ли не в слезах вернулась в свою гостиницу, а наутро по совету камеристки решила отправиться к истцу и если понадобиться на коленях молить его о снисхождении. Однако и здесь ее ждала неудача. Мэтр Жамар уехал по делам в Лион, а его жена уверяла, будто ее супруг вернется в Париж только через полгода, а она сама не имеет на мужа ни малейшего влияния. Демуазель Жамар была любезна и почтительна со знатной дамой, но Анне казалось, будто жене торговца наскучили ее жалобы и она уже не в первый раз выслушивает мольбы несостоятельных должников.

На какой-то миг кровь Бриссаков бросилась в голову госпоже де Бретей. Анне захотелось затопать на мещанку ногами, унизить ее резким словом, но вместо этого она с жалкой улыбкой вытащила из-под плаща футляр с изящной рубиновой брошью и предложила демуазель Жамар принять этот дар в качестве отступного и тем самым спасти ее семью от разорения.

Госпожа Жамар равнодушно скользнула взглядом по рубинам и сообщила, что эдикты его величества не дозволяют ей носить драгоценности, что у ее семьи также немало забот, и уж в любом случае мэтр Жамар не может своей снисходительностью разорять собственное семейство. Кроме того, с неожиданной обидой добавила мещанка, господа дворяне так заносчивы и грубы, что каждодневно оскорбляют честных буржуа. Жена торговца не успела докончить жалобу, потому что госпожа де Бретей с бурными рыданиями рухнула на колени и принялась умолять демуазель Жамар простить ее супругу возможные обиды, уверяла, будто он и так сурово наказан, молила не лишать ее маленького сына состояния и даже пыталась поцеловать мещанке руку.

Догадавшись, что у знатной просительницы началась истерика, демуазель Жамар крикнула служанок, приказав им немедленно принести воды, нюхательной соли и полотенце. Только теперь госпожа де Бретей догадалась, что все то время, пока она пыталась склонить демуазель Жамар на свою сторону, в комнате сидели служанки мещанки и тихо занимались рукоделием. Но даже это открытие не могло осушить слезы бедняжки, и даже присутствие при ее унижении лишних свидетельниц не трогало. Демуазель Жамар невозмутимо отдала распоряжение и крепкая служанка торопливо проводила всхлипывающую госпожу де Бретей до носилок, где ее поджидала изнывающая от беспокойства камеристка.

Анна поняла — это конец. Спешно бросив все хлопоты в Париже, молодая женщина вернулась домой, надеясь, что ее рассказ образумит супруга. Надеялась она напрасно. Молодой человек вообразил, будто со свойственным всем женщинам малодушием Анна испугалась какой-то химеры, призрака, в общем чего-то, не представлявшего для него ни малейшей опасности, и потому решил продолжать борьбу. Даже приезд в Бретей шевалье де Сен-Жиля не произвел на молодого человека впечатления. Но когда полковник выслушал сбивчивый рассказ Анны, наспех изучил бумаги и состояние дел своих молодых друзей, шевалье с испугом понял, что положение его будущих родственников много хуже, чем он полагал.

Перво-наперво почтенный дворянин посоветовал юному другу рассчитать управляющего, слишком часто путавшего карман господина с собственным карманом. К несчастью, безалаберность шевалье де Бретея была столь велика, что способна была развратить самого честного человека, и полковник очень скоро в этом убедился. Хотя старый дворянин советовал юному другу резко сократить расходы, прекратить строительство в парке нового лабиринта, рассчитать половину замковых слуг, большую часть времени изнывавших от безделья, продать все пять охотничьих свор, а из тридцати восьми лошадей конюшни оставить только четырех, да еще пони для маленького Александра, Огюст продолжал вести тот образ жизни, к которому привык. Более того, обнаружив, что никогда более не сможет ездить верхом, юноша поспешил заказать для себя удобную и роскошную карету. Желая вернуть себе способность охотиться, повелел обустроить новые охотничьи угодья, прорубить просеки, соорудить специальные носилки и скамейки, с которых он мог бы стрелять по зверью. Заказал новую обстановку для охотничьего домика в Турени и повелел разбить вокруг него небольшой, но изысканный парк. Но более всего полковника ужаснула привычка шевалье расплачиваться долговыми обязательствами, а также его упорное нежелание покончить с тяжбой. О том, что мэтр Жамар скупает все расписки и векселя де Бретея было известно уже повсеместно, и вряд ли стоит удивляться, что новые обязательства Огюста немедленно оказывались в руках торговца.

С растущей печалью и безнадежностью шевалье де Сен-Жиль убеждался, что его молодой друг никогда не повзрослеет. Даже неурожай 1562 года и град 1563, побивший виноградники шевалье, не образумили Огюста. Оптимизм молодого человека с каждым днем возрастал, красота его жены стремительно увядала, а маленький Александр с испугом смотрел на калеку-отца и вечно плачущую мать и чувствовал, что привычный мир стал ненадежен и обманчив. В конце концов господин де Сен-Жиль нашел единственный способ спасти имущество будущего зятя — выкупить у юных друзей леса, виноградники и пашни, но когда старый дворянин заикнулся о подобном решении проблемы, шевалье Огюст не на шутку обиделся и заявил, что никогда не расстанется с родовыми владениями Бретеев.

В конце 1564 года судебный процесс завершился катастрофой. Парижский суд признал законными все претензии мэтра Жамара к шевалье де Бретею, обязал Огюста в кратчайший срок оплатить долги, а также наросшие на них проценты, и к тому же приговорил шевалье к уплате всех судебных издержек и расходов без какого-либо изъятия. Услышав сумму в семьсот восемьдесят три тысячи ливров, сколько то су и денье, требуемых к оплате, Огюст впал в ярость, а Анна де Бретей лишилась чувств. Хотя имущество супругов и оценивалось в гораздо большую сумму, свободных средств у сеньоров Бретея оказалось не более сорока тысяч ливров.

Когда в замок Бретей в сопровождении стражников прибыли судебные исполнители дабы описать имущество супругов, разъяренный Огюст принялся проклинать наглого разбойника Жамара и парижский суд, требовать от слуг выкинуть прочь дерзких захватчиков и в своем безумии вполне мог угодить за решетку, если бы не вмешательство господина де Сен-Жиль. С величайшим трудом угомонив молодого человека, выплатив сержанту взятку в пятьсот ливров, лично передав судебным исполнителям все ключи и деловые бумаги своих несчастных друзей, старый дворянин приказал слугам собирать господ де Бретей в дальнюю дорогу и через час увез их в Турень в своей карете — новая карета Огюста должна была пойти с торгов.