«Бог, король и дамы» (СИ) - Белова Юлия Рудольфовна - Страница 31

Браво остановился рядом с огромным колесом, и тут произошла непонятная заминка.

— Чего они тянут? — недовольно проворчал еще один мэтр. — Мы все здесь, весь Париж здесь — пора начинать.

— Говорят, будет король со всем двором, — пояснил гнилозубый, судя по всему знавший все. — Хотя… Опаздывать на такое представление — это не делает чести королю.

— Да, куда мы катимся? — пожал плечами четвертый. — Раньше короли дожидались браво, а теперь браво вынужден дожидаться короля.

Мэтры замолчали, недовольно хмурясь. Молодые люди терпеливо ждали, не смея надевать на головы шляпы. Наконец, толпа вновь заволновалась, послышались крики приветствия, королевская стража принялась грубо раздвигать добрых парижан и на площади в сиянии и блеске драгоценностей, а также золотого и серебряного шитья верхом на прекрасных конях появился весь двор.

Жорж-Мишель вздохнул, как зачарованный глядя на великолепную процессию. Никогда раньше ему не приходилось наблюдать за королевским поездом со стороны, из толпы бродяг, и теперь юноша чуть ли не до боли чувствовал свою принадлежность к этому миру роскоши и блеска, знатности и красоты. Грязные улицы, вонючие подворотни, убогие каморки браво и скупщиков краденного вызывали отвращение, доходящее до тошноты. «Ничего», — думал молодой человек, — «я все равно удеру! Завтра же и удеру. Не поймают…»

Черные и красные мантии заполнили эшафот. Секретарь парижского суда уставился в приговор и что-то забубнил. Гнилозубый вспомнил о стоящем рядом Мало.

— Ты еще здесь, Себастьен? Чего тебе?

— Монсеньор, позвольте представить моего ученика Сен-Жоржа, — почти подобострастно произнес Мало.

Мэтры как один повернули головы.

— Кланяйся, идиот, — прошипел Мало. Жорж-Мишель поклонился.

— Он заплатил взнос, Себастьен? — поинтересовался браво, возмущавшийся опозданием короля.

— Заплатил, честь по чести.

— И как он? — лениво спросил другой.

— Шпагой владеет — загляденье, только ходить не умеет…

— Ничего, — сплюнул гнилозубый, — жить захочет, научится. Что ж, Себастьен, ты его подобрал, тебе с ним и возиться. Он твой.

— Говорят, ты отличился, Себастьен? — поинтересовался браво, пожелавший, чтобы казнь началась скорей.

— Мы вместе с Сен-Жоржем были, — похвастал Мало.

— Вот как? — «монсеньор» усмехнулся. — Тебе повезло, парень, — казалось, гнилозубый только сейчас заметил юношу, — ты начинаешь карьеру в тот день, когда от нас уходит Кровавый Клеман. Он был истинным браво. Надеюсь, когда придет твойчас предстать перед этими зажравшимися свиньями, — браво небрежно ткнул грязным пальцем через плечо, — ты покажешь себя не хуже Клемана. Иди, Себастьен, я доволен.

Молодые люди поклонились и отошли прочь. Себастьен с облегчением перевел дух и радостно ткнул Жоржа-Мишеля кулаком в бок.

— Разрешили! Ух, я и натерпелся. Знаешь, было бы обидно потерять своего первого ученика.

— Почему потерять? — насторожился Жорж-Мишель.

— А как же? — пожал плечами Себастьен. — Не приглянулся бы ты им — пришлось бы мне тебя резать. Такое бывало. Это Париж!

— И ты бы меня… прирезал?! — охнул Жорж-Мишель, чувствуя, как по спине стекает струйка пота.

— Да пойми ты, дурак, — принялся оправдываться Себастьен, — это же сам Ле Нуази. С ним не поспоришь… Он десятерых таких как мы сделает… Ну, ты чего? — Мало хлопнул юношу по плечу. — Все же обошлось. Ты еще таким браво станешь! Может, тебя сам кардинал Лотарингский на службу возьмет… или Шатильон. Хотя… — Себастьен пожал плечами. — У них свои люди есть. Дворяне. А мы что? Мы для них и не люди вовсе. А, с другой стороны, мы свободней. Хотим — берем заказ, хотим — не берем, хотим — к шлюхам идем, хотим — в кабак. Здорово, правда?

Жорж-Мишель, основательно сбитый с толку подобным взглядом на вещи, смотрел то на потертый наряд Мало, то на разряженных придворных. Заметил довольного Ландеронда.

— А как же Ландеронд? — пробормотал он и чуть не свалился в пыль, получив тяжелую оплеуху.

— Сказано тебе, не называть имен, — прошипел Себастьен Мало. — Для нас он Леон, понятно?! Леон! Твое счастье, что Ле Нуази не слышал…

Юный граф, потрясенный тем, что какой-то бродяга посмел его ударить, застыл на месте, чуть ли не открыв рот. Его губы дрожали, на глазах навернулись слезы.

— Кто жалеет палку — портит ученика, — важно произнес Себастьен, явно повторяя чьи-то слова. — Так что в следующий раз — смотри! Еще не так вздую.

Жорж-Мишель шмыгнул носом и с тоской уставился на эшафот. Подручные палача ловко раздели Клемана и теперь старательно привязывали его к огромному колесу. Священник молился, высоко поднимая распятие, так, чтобы оно было видно лежащему осужденному. Преступник вторил словам молитвы. Голос его был хриплым, однако не дрожал.

— Мне бы так, — завистливо проговорил Мало и покровительственно положил руку на плечо ученика. — Правду говорят, Клеман — человек чести.

Юноша молчал. Если бы не толпящиеся вокруг браво… Если бы не Себастьен… он непременно кликнул бы стражу… он бы им показал… А так его прирежут раньше, чем стража придет на помощь… И Себастьен… все-таки он спас ему жизнь.

— Да брось ты, Сен-Жорж, — Себастьен явно не мог долго молчать. — Вообще то мэтру плевать на Леона. У него свои посредники есть. А Леон — он кто? Он так… для такой мелочи как мы. Хотя, говорят, последнее время пошел в гору… Точно, смотри, рядом с Шатильонами крутится.

Молодой человек вяло отвернулся от эшафота и застыл. Нет, вовсе не вид шевалье де Ландеронда, и правда старающегося держаться как можно ближе к кардиналу де Шатильону, поразил юного графа. Среди придворных Жорж-Мишель заметил своих людей — Ликура и Ланглере, веселых, нарядных и совершенно не обеспокоенных его исчезновением. Молодому человеку даже стало жарко от собственной глупости. Переодеваться, тащиться к «Жареному кабану», чуть не погибнуть от рук Фоканбержа, застрять в «учениках» недоучки браво, спать на полу, получать взбучки от какого-то бродяги и все почему?! Потому что ему вздумалось забыть о существовании собственных людей!

Жоржа-Мишеля обуял гнев. Он мучится, он страдает, а изменники наслаждаются жизнью и ухаживают за дамами! Ой… не только за дамами…

— Себастьен, ты только взгляни, посмотри, что он делает! — юный шевалье дернул «наставника» за рукав, совершенно упустив из вида, что Себастьен Мало не имеет чести знать шевалье де Ликура. — Он же… он же за мальчишкой…

— Ну и что? — снисходительно вопросил Мало и пожал плечами. — У вельмож это бывает. Называется «любовью по-итальянски». Смерть Христова, Сен-Жорж, нельзя же быть таким провинциальным.

— Но они оба мужчины!.. — возмутился Жорж-Мишель, заметив, как шевалье де Ликур что-то шепчет на ухо пажа, а тот кокетливо поправляет не по моде длинные черные локоны.

— Подумаешь. Ты только пристально на них не смотри — а то еще понравишься вельможе, — пошутил Себастьен.

— Я?!

— Ну не я же, — расхохотался Мало.

Граф де Лош чуть не задохнулся от возмущения, набрал в грудь побольше воздуха и… промолчал. «Что ж, — думал Жорж-Мишель, — он им понравится, он им очень понравится! Когда они отправятся в Бар-сюр-Орнен или в Лош… третьим и четвертым помощником коменданта… Нет! Лейтенантами городской стражи… вылавливать ночных гуляк и выпивох… А еще лучше, в какой-нибудь дальний гарнизон…» Шевалье перебрал в памяти все дальние крепости французского королевства, вспомнил все самые незначительные должности в армии (о военной службе Жоржу-Мишелю в свое время немало рассказывал господин де Броссар). Как следует насладившись воображаемым печальным существованием нерадивых офицеров и пообещав себе оставить обоих в этом положении до конца их дней, юный граф начал успокаиваться, а успокоившись, вернул себе способность думать.

«За солдат несет ответственность офицер, за офицеров — командующий», — нередко повторял покойный господин де Броссар. Для Ликура и Ланглере граф де Лош и де Бар должен был быть офицером самого высокого ранга, догадался Жорж-Мишель. А раз так… значит, наказывать их не за что, и он сам во всем виноват.