Товарищ маузер(часть сборника) - Имерманис Анатоль Адольфович - Страница 38

– Ну ладно, выкладывай свой план! Если уж ты такой упрямый, то кому-то нужно уступить…

Парабеллум и сам еще не представлял себе толком, как он все сделает. Он знал лишь одно – в любом случае надо во что бы то ни стало вырваться на волю – и полагался на удачу.

– Ну, так слушай и не перебивай! – сказал он угрюмо Липу Тулиану. – Ночью «петухи» дуются внизу в карты. Постучим в дверь. Один придет открывать – я на него, ты свяжешь… – Парабеллум переждал, пока за дверью утихли шаги проходившего надзирателя. – Отнимем оружие, запрем в камере. Тогда – вниз, разделаемся с остальными «петухами», переоденемся в их форму и к воротам. Часовых по башке, – и каждый в свою сторону. Согласен?

Лип Тулиан отрицательно покачал головой.

– Тебе-то легко говорить, – вздохнул он, – а я куда денусь? Мне в Риге скрываться негде, к себе на квартиру я идти не могу.

– Пойдешь в «коммуну»! Авось Робис придумает, как быть дальше.

– Тогда идет! – согласился наконец Лип Тулиан. – Только тебе придется подробно рассказать, где эта «коммуна», а то я ночью еще заблужусь.

5

Начальник тюрьмы Людвиг поднял руку, чтобы постучать. Не бог весть как приятно стучаться в двери собственного кабинета. Да что поделать! Он был достаточно умным человеком и понимал, что настоящий хозяин здесь теперь Лихеев.

– Вы меня приглашали? – осведомился Людвиг у Лихеева, развалившегося в его кресле, за его собственным столом.

– Да, приглашал! Присядьте, пожалуйста, – любезно ответил Лихеев. – Надо будет перевести Дину Пурмалис в корпус одиночек.

– Как вы сказали? – удивился Людвиг. – Перевести в одиночку?!

– Да! И распорядитесь, чтобы ее посадили в камеру на том же этаже, где сидят участники налета на банк.

Людвиг возмущенно развел руками:

– Женщину в мужской корпус?! Это совершенно невозможно! Это не предусмотрено ни одним регламентом. Сию минуту я покажу вам инструкцию… – И он собрался снять со стены застекленную рамку.

– Можете не стараться, я уже перечитал ее десять раз! – остановил его Лихеев. – И все-таки Дину Пурмалис придется переселить. Так приказал господин Регус.

Людвиг присел к столу.

– Не угодно ли вам пояснить причину? – спросил он.

Лихеев вежливо улыбнулся.

– Пока что я не смею этого делать. Вам остается утешать себя тем, что этого требуют государственные интересы.

– Не знаю, не знаю, – с сомнением покачал головой Людвиг. – А вдруг явится инспектор департамента тюрем и обнаружит нарушение закона. До сих пор вверенное мне учреждение пользовалось славой образцовой тюрьмы!

– Тайная полиция принимает на себя всю ответственность! – с раздражением в голосе сказал Лихеев. – Кроме того, вы вскоре будете располагать законным основанием. Со дня на день в Лифляндии будет объявлено военное положение. А тогда Дине Пурмалис будет грозить смертная казнь. Ведь камеры смертников, как явствует из вашей инструкции, находятся в том же корпусе, где и одиночки.

Людвиг поднялся и подошел к двери.

– Ну хорошо, только я снимаю с себя всякую ответственность. – Он остановился и подумал. – Ну, а как быть, если сама Пурмалис будет протестовать? Она ведь имеет на это право.

– Не беспокойтесь! Даю голову на отсечение, что она не станет этого делать – ведь ей выгоднее находиться поближе к своим.

Вдруг дверь распахнулась, и на пороге появился надзиратель:

– Господин начальник, к вам политический.

– Опять? – рассердился Людвиг. – До каких пор мне не будет от них покоя! А этот на что собрался жаловаться?

– Не могу знать, господин начальник, говорит – у него важное дело.

Людвиг повернулся к Лихееву:

– Тогда, наверное, к вам!

Лихеев вскочил со стула.

– Не дай бог, уж не изменилось ли что-нибудь! – пробормотал он, но, увидев, что в глубине коридора стоит Гром, с облегчением вздохнул. – Нет, нет, это все-таки к вам, – и вышел из кабинета.

– Ну что еще?! – прорычал Людвиг, подходя к Грому. – Вас кормят на казенный счет. У вас над головой крыша. Даровая баня. Даже на прогулку выводят. Живете как в раю! А вы знаете только одно – жаловаться…

– Никак нет, не жаловаться! – Зная слабость начальника тюрьмы к военной выправке, Гром даже прищелкнул каблуками. – Дозволите спросить? Получен ответ на мое прошение?

– На то, которое вы писали в жандармерию?

– Так точно!

– Из жандармерии звонили по телефону и сказали, что почте неизвестен адрес социалистической организации. Потребовали, чтобы вы указали адрес.

– Рад стараться! Но откуда мне его знать! А разве нельзя было узнать через адресный стол?

– Молчать! – Людвиг потерял терпение. – Вы что, глупец или меня за осла принимаете?! – заорал он.

– Вы, господин начальник, сами лучше знаете. Где уж мне, несчастному арестанту…

– Вон отсюда!

– Рад стараться! – И на прощание Гром еще раз щелкнул каблуками.

С довольным видом Гром шагал через двор и ухмылялся. Удалось разозлить надменного начальника тюрьмы и, главное, вырваться на часок из камеры, где время тянулось так уныло и однообразно. У входа в корпус началась обычная церемония: конвоир Грома позвонил – часовой впустил арестанта. Первым делом тщательно запер дверь и затем с головы до пят обыскал, лишь после этого крикнул надзирателя второго этажа. Как раз в это время коридор мыл уголовник, передавший Парабеллуму записку. Когда Гром проходил мимо, тот, не разгибая спины, шепнул:

– В шестидесятую бабенку привели! Пурмалис!

Только в камере Гром пришел в себя от удивления. Первым чувством была радость – ведь шестидесятая одиночка находится на этом же самом этаже, в конце коридора, и теперь можно будет без труда поддерживать связь. Когда Дина узнает, что по соседству сидят старые знакомые, у нее будет легче на душе. Однако немного погодя Гром забеспокоился. Где это слыхано, чтобы женщину помещали в мужской корпус? Ведь это строго-настрого запрещается тюремными инструкциями, все параграфы которых он знал наперечет, так как не раз приводил их в своих жалобах. Если уж решились их нарушить, значит, на то было особо важное основание.

Пытаясь докопаться до причины этих странных действий администрации, Гром вдруг вспомнил про Лихеева. Встретив в канцелярии своего истязателя, он не придал этому важного значения – мало ли по какому поводу помощник Регуса может болтаться в тюрьме! Зато теперь присутствие Лихеева больше не казалось ему простой случайностью. Не было ли тут прямой связи с перемещением Дины? В голове теснились всяческие догадки, но ни одна из них не годилась. И тогда он вспомнил обрывок разговора Лихеева с начальником тюрьмы, донесшегося до него через дверь кабинета. Ведь он явно расслышал слова «военное положение»…

Гром задумался. Брошенная им бомба отправила на тот свет казачьего сотника. Теперь предстоит и самому отправиться вслед за ним. Однако хуже то, что смертный приговор, очевидно, грозит и сестренке Фауста. Во время нападения на банк убит полицейский. И царский суд наверняка обвинит в убийстве всех участников без исключения.

Как бы там ни было, об этой новости надо сообщить обоим товарищам. Убедившись, что «петуха» поблизости в коридоре не слышно, он постучал в стену. Тотчас раздался ответный сигнал: «Слушаю».

Хотя Гром никогда не видел «телеграфа», как обычно называли соседа по камере, тем не менее он знал о нем все. Даже мог представить себе его внешность. Коротая время, они, перестукиваясь, рассказывали друг другу не только важные тюремные новости, но и разные мелочи.

Не прошло и пяти минут, как известие долетело до сорок восьмой камеры. Парабеллум только пожал плечами. Убежать отсюда и передать деньги в руки Робису – вот единственное, что теперь занимало его мысли. Зато Лип Тулиан умел воспринимать и оценивать события шире. Он вдруг остановился посреди камеры. Пришлось остановиться и Парабеллуму, который непрерывно шагал из угла в угол, – вдвоем в этой тесноте невозможно разойтись.

– Послушай, Парабеллум, вдвоем бежать мы не можем!