Неведомый груз Сборник рассказов из журнала "Вокруг света" - Морозов Александр Иванович - Страница 25

Губернатор замер. О, как это чудесно выслеживать добычу, прислушиваться к ее дыханию, к каждому шороху, вызываемому ею!.. Он помолодел, он чувствовал себя сильным, решительным, не останавливающимся ни перед чем. В нем проснулась кровь отца, прославленного истребителя горилл. Крадясь вдоль стены, губернатор пошел по коридору. Тень!.. Тень упала из открытой двери на пол. Шевельнулась…

К дверям комнаты губернатор подошел торжественным шагом, выпятив грудь и высоко подняв голову: как на параде. Одежда, правда, была совсем не подобающая — одни лохмотья. Но что же делать?

— Привет, Сорвинг!

Сорвинг, у письменного стола торопливо совавший в портфель какие-то бумаги, повернул голову.

— Вы даже не сумели удрать вовремя? — презрительно сказал он губернатору. — Вы погубили все своей нерешительностью, глупостью. Мы могли бы вывезти все богатства острова. А теперь? Погибли десятки миллионов, принадлежащих нашей компании. Идите прочь!.. Где бы вы ни были, вы не займете больше крупного поста. Вы показали свою неспособность действовать, как надо, в критический момент. Сейчас нам такие люди не нужны. Прочь, говорю я!

Сорвинг хорошо знал губернатора. Но он не знал, что перед ним сейчас стоит совсем другое существо, с глазами, прикованными к раскрытой бритве, сверкавшей на полу длинным серебристым лезвием.

Больше никто не видел Сорвинга. А губернатор? Его имя недавно снова всплыло на поверхность в связи с переворотом в одной из южных республик, где много нефти, фруктов, золота.

Он снова живет во дворце и снова собирает коллекцию машин. Их уже достаточно, чтобы открыть новый музей, посвященный «успехам цивилизации».

Станция «Мегра»

Однажды студенты попросили Крылова рассказать, что он переживал во время сильного землетрясения.

Профессор задумался. Потом ответил:

— Я переживал… землетрясение. Верно, и точно описать свои ощущения, сравнивая их с чем-то привычным, знакомым каждому, невозможно…

Сейчас на Синей скале Крылов после толчка, отколовшего четверть здания сейсмической станции, вспомнил этот давно забытый разговор. С тех пор профессору приходилось не раз переживать землетрясения в очень отдаленных друг от друга углах земного шара. Но в мгновенья сильных толчков Крылов по-прежнему сразу превращался из сейсмолога в обыкновенного человека, из-под ног которого непостижимо для всех человеческих чувств уходит неизвестно куда сама земля. Первые толчки на Мегре были незначительны. Но с нарастающей силой они следовали один за другим с промежутками то в несколько минут, то в несколько часов. Сначала эти подземные удары отметили приборы, потом их стали ощущать люди и животные. Заскрипели перекосившиеся двери и оконные рамы, начали раскачиваться люстры, фонари. Без малейшего дуновения ветра зловеще клонились в разные стороны ветви деревьев. А вечером семибальный толчок вывел из строя электростанцию. Со скалы было видно, как город сразу вдруг погрузился в полную тьму.

Потом опять наступил покой, и опять только приборы улавливали биения пульса Земли. Вероятно, в городе некоторые решили, что самое страшное уже позади. До Синей скалы даже доносились звуки военного оркестра, игравшего бодрый марш… Но Крылов был уверен, что все пережитые толчки являются только предшественниками катастрофических ударов. Он посмотрел на бледного, уставшего Гребнева, пытавшегося исправить вышедший из строя сейсмограф, и улыбнулся. Лицо профессора стало вновь похожим на его портрет, висевший в Институте имени Петрова.

— К этому нельзя привыкнуть, как нельзя привыкнуть к сердечным припадкам. Скверное ощущение…

Новый толчок отбросил Крылова к столу, не дав закончить фразу. Толстая книга в красном кожаном переплете подпрыгнула, как живая, и упала на пол. Профессор поднял ее и раскрыл.

— Ну, как приборы? — спросил он Гребнева.

— Кончено: все приборы вышли из строя.

Крылов сел за стол и аккуратно, своим ровным, красивым почерком вписал в журнал несколько строк. Потом подумал и добавил еще одну фразу: «Сделано все, что было в человеческих силах».

Этой традиционной фразой десятки лет назад капитаны погибавшего судна заканчивали корабельный журнал, передавая его на последнюю спасательную шлюпку.

Тем временем Лay, стоя у бурливого потока, струившегося мимо станции, смотрел на родную Метру, дико изменившую весь свой вид, на море. Выкупаться бы сейчас в теплой океанской воде! Нырять, плавать!.. Греться на берегу!.. Как все это кажется прекрасным, когда делается далеким, недостижимым!.. Вдруг знакомый хрипловатый голос донесся до Лау:

— Щенок! Неужели ты не мог переплыть этого ручейка и выручить друзей из беды? Я все думал: вы тут кончите свои работы и явитесь на берег. А вы сидите, как на острове, пока гора не провалится вместе с вами в подземное царство. Для чего же я тратил свои силы, уча тебя плавать, если ты боишься воды, словно бешеная кошка?

Рядом с Су-Тэном стояли еще два рыбака и лежали канаты, тонкий и толстый, свернутые в бунты. Махнув сердито рукой, старик наклонился и начал разматывать канат. Несколько попыток перебросить тонкую бечевку, привязанную к камню, начатые сейчас же, не удались: расстояние было слишком велико.

— Слушайте, Лау, — сказал Гребнев, вышедший из сейсмической станции подышать свежим воздухом, — а что, если мы с вами бросимся вдвоем в воду за бечевкой в момент ее броска? Вдвоем нам будет легче попытаться поймать ее конец, привязанный не к камню, а к куску дерева.

Лау с некоторым сомнением посмотрел на Гребнева.

— Поток? уж не такой быстрый. Но все же надо быть отличным пловцом. Я попробую один.

— Нет. Мне приходилось плавать в сибирских реках. Думаю, что я буду подходящим спутником для вас и тут.

Через час, совершив несколько опасных рейсов, Гребнев и Лау натянули канат между двумя берегами потока. Теперь сейсмическую станцию могли покинуть все: Крылов, директор; трое пожилых служащих, уборщица, повар, Тилл.

Особенно много хлопот доставил Тилл. Когда его столкнули в воду, он бессильно повис на канате. Гребнев и Лау передвигали его вперед, и каждую секунду все трое рисковали скрыться навсегда в мутной коричневой воде потока. На другом берегу Тилл свалился, как мешок с мокрым тряпьем.

— Моллюск… — сказал сквозь зубы Гребнев.

Лау покачал головой.

— Нет. Это полу дохлая акула. Но она еще покажет зубы… Последними станцию «Мегра» должны были покинуть Крылов и директор.

— Я хотел бы, чтобы вы переправились первым, — сказал Крылов. — Несмотря на мои годы, я неплохой пловец и в случае чего…

— Благодарю вас за все, господин Крылов! — тихо ответил директор. — Я остаюсь здесь…

— Это немыслимо! — возразил Крылов. — Аппаратура вышла из строя, а судя по характеру толчков, Синяя скала не уцелеет. Вы честно исполнили свой последний долг. Я верю, что у вас впереди еще много дела. Настоящего… Научная работа…

— Не забывайте о законах инерции! — перебил директор. — Я слишком долго двигался в определенном направлении и теперь могу остановиться только на месте. Здесь конец моей дороги. Свернуть куда-нибудь, идти другим путем у меня нет больше сил. Кроме того, я здесь родился… Мне все верили. За каждую смерть сейчас отвечаю я…

Он помолчал и добавил:

— Вместе с Лay я исправил один сейсмограф. На радиостанции действует автоматический аварийный передатчик, связанный с нами. Я буду вести наблюдения, пока от сейсмической станции останется хотя бы один камень, и передавать их в эфир. Может быть, эти сведения пригодятся вам потом…

Директор, опустив голову, смотрел себе под ноги.

— У меня к вам просьба, господин Крылов. Я женат, и жена всегда считала меня великим ученым и замечательным человеком. Спасите ее, если она уцелела. Она не покинет дом без меня даже в день страшного суда. Скажите, что это моя воля: пусть едет в безопасное место… Адрес: Нагорная, шесть…