Внеклассная алхимия - Силаев Александр Юрьевич - Страница 1

Александр Силаев

Внеклассная алхимия

Объяснительная записка: как бы предисловие

К 25-летию Союза российских писателей

К 70-летию Красноярской писательской организации

Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Союза российских писателей

Вёрстка: Виталий Овчаренко

Предисловия бывают разные. Какие-то пишутся по привычке, какие-то из вежливости, например, надо сказать кому-то спасибо. Здесь оно действительно нужно, но нужно в первую очередь автору. И по жанру больше всего напоминает объяснительную записку. Этот текст немного странной судьбы, и даже не сразу понятно, нужно за такую судьбу извиняться или гордиться.

В 2016 году мне предложили издать книгу. А я, надо сказать, такой писатель «в завязке», как бывает в завязке наркоман или алкоголик. Можешь не писать — не пиши. Все верно. Но как знают бывалые люди, бывших наркоманов и алкоголиков не бывает, соответственно, не бывает и бывших писателей. Бывает лишь, что завязка как-то подзатянулась… В общем, книгу надо издать. С другой стороны, писать ее сейчас неудобно. Вопрос, есть ли у меня что-то неизданное? Проза в среднем печаталась раза по три, настолько, чтоб уже не хотелось переизданий. Ее не так уж и много, прозы. Но нашелся странный ворох непонятно чего, озаглавленный «Гуманная мизантропия» и датированный примерно 2006–2007 годами.

Если бы у меня тогда был аккаунт в какой-нибудь соцсети, больше всего это напоминало бы куски блога. Но аккаунта тогда не было, и все написанное можно считать его сублимацией. Издавалась эта штука либо кусками, либо в таких местах интернета, куда не особо ступала нога читателя.

Лень, как известно, двигатель прогресса, и я обрадовался. «Вот ее, родимую, и печатайте». Думал отдать текст добрым людям на печать, как он есть. Но, кажется, за десять лет я немного подзабыл свою писанину. Забавы ради начав ее перечитывать, обнаружил, что ее писал какой-то совершенно противный мне персонаж. Не то, чтобы это был плохой или глупый человек. Да нет, нормальный парень, и такие тоже миру нужны. Но противный — в буквальном смысле. Я понимаю, что не бывает совсем уж «противоположных» мировоззрений, жизнь все-таки интереснее такой возможности. Но этот парень из 2006 года действительно какой-то мой идейный противник — обнаружил я с тактической досадой (прогорел план халявы) и со стратегическим удовольствием (если я не похож на самого себя, возможно, это и есть жизнь). Ну правда, если за десять лет в человеке ничего не изменилось, возникает подозрение, что он уже умер. Или вот еще фраза: отличаться от других любой дурак может, а вот попробуй — от себя отличись. В общем, я отличился, и осталась только проблема — мне что, писать что-то другое?

Но лень осталась двигателем прогресса, и задача встала так — а можно ли текст, написанный твоим фактически оппонентом, превратить в собственный? С минимальными затратами всего, что можно затратить? Часть, понятное дело, придется выкинуть. Остальное корректировалось скальпелем. Например, на три абзаца дописать одно предложение, чтобы смысл поменялся на совсем иной.

В итоге возникло нечто, написанное реально в соавторстве. Парень из 2006 года не нашел бы своих любимых (и мне сейчас противных) идей, но в остальном не сильно бы возражал. Я тоже не писал того, о чем думаю прямо сейчас, но в целом не против. Компромисс — первое средство от шизофрении, ага. Стороны скрепили договор рукопожатием и разошлись по своим временам и нравам.

Ну и название — как название. Новому плаванию если не новый корабль, то новое имя. «Алхимия» потому что мутим, перегоняем и возгоняем. Анализ, синтез, все дела. Задачка ведь вправду какая-то нетипичная — пусть себе будет алхимия. А «внеклассная» — тоже правда. Все-таки эта история приключилась без всякого расписания, плана и цели, сама по себе. Ну и хорошо.

Можно читать как манифест, исповедь на тему, ленту из соцсетей, архив, дневник, что угодно. Читать можно с любого места — каждый новый кусочек никак не вытекает из предыдущего. Смысл целого, не будучи определен в той или иной его части, лежит где-то между ними, полагает автор. Но читатель может положить его по-своему.

Глава 1. Социология как донос

Кто-то сказал «Россия — рай для писателей, но ад для читателей». Когда бы это не сказано, мало что изменилось. Ибо страна сплошной видимости, дыр и завес — мишень как ничто иное. Написано на двери «университет», а по сути «учеба» в нем — занятие для молодежи такой законченной, что даже пирожками торговать не возьмут. Лучшим студентом моей последний группы был молодой человек, отработавший до того слесарем на заводе, что научило его кое-какой сообразительности и порядочности человеческой — на фоне иных (такие вузы не все, но большая часть в сегодняшней РФ). Парламенты не парламенты, милиция не милиция, вузы не вузы, и т. д.

А что? Вот я и говорю — рай для настоящего социолога, для писателя: просто давать имена. Не обзывать, а попросту называть, хотя такое называние много оскорбительней «обзывания».

Впрочем, еще одно условие называния как деятельности: должна быть группка людей, чувствительных к ситуации. Которая разделит художественным штилем оформленное переживание-рефлексию по этому поводу… Хотя ситуация — сдается мне — рано или поздно схавает эту группку.

И будет просто ад для читателей.

Можно написать повесть о тайном ордене «маскировщиков», выдающих Россию за страну с культурой общества потребления, за страну богатую, за «постиндустриализм». И получится, что в заговоре — участвуют все. Миллионы, десятки миллионов бедных — с устройством картины мира, как у преуспевающих…

Гейдар Джемаль пишет, что Антрихрист придет из Агарти или из Шамбалы, будет скорее всего тибетцем и ведантистом. Дело не за горами: «мировая суперэлита уже вошла с ним в контакт».

Александр Дугин пишет, что мировая история — не более чем война Ордена Мертвой Головы с Орденом Живого Сердца. Первые придумали рабовладение, деградировавшее в капитализм, а вторые феодализм, падший до социализма.

Много чего пишут — от Рене Генона до Евгения Головина.

Но я, собственно, не о том.

Вроде бы тексты входят в одну ясно дело какую совокупность, но… одни мне читать интересно, а другие нет.

Явно интересен Джемаль, и не интересен Дугин. Интересен Галковский. Не интересен Головин. Интересен Освальд Шпенглер, а Рене Генон, Юлиус Эвола и прочая консервативная революция — скукотень. Рерих, Блаватская — скукотень. Кастанеда таким не казался (не знаю, как сейчас, но лет восемь назад, когда читал — не казался).

Я понял, по какому критерию я сужу. По сугубо литературному. В мире оформлен вполне правомерный жанр, сильный, перспективный — антинаучная фантастика. Есть фэнтези, но оно просто «вненаучное».

Антинаучная фантастика — много круче. Она может развлекать, может даже многое рассказать о мире, но не «в лоб», назидательно, а так, косвенно. Как и положено хорошей литературе.

Но не вся антинаучная фантастика — круть. Есть хорошие авторы, есть плохие. У хороших авторов есть авторский почерк, неожиданные ходы, тонкие наблюдения, метафизический нюх, психологическая достоверность, метафоричность изложения, ловкий сюжет, да просто «вкусность» и драйв. И плотность текста: коэффициент в нем «воды». Дугин, например, графоман, водянистый до невозможности. Эвола — попсня: три аккорда, два прихлопа. А Шпенглер — сложная композиция: играет целый оркестр эрудиции, где каждый инструмент на ценителя.

Блаватская — как литератор — посредственный авангардист: плохое письмо с претензией на высокое для узкого круга. Туда же «Роза мира». Туда же некоторые адепты Гурджиева (но не он сам, он сам все-таки получше). Кастанеда — грань высокой и низкой литературы. Рекомендовано в библиотеку для юношества.