Благие намерения - Робертс Нора - Страница 49

— Ты не знаешь, что это такое. Ты вообще ничего не знаешь. Все это делали — понемножку, там и сям, у всех на виду. Куда это приведет? Представь, я каждый день рисковала жизнью. Думаешь, это легко? Думаешь, хотя бы день проходил без того, чтобы я не спросила себя, зачем я все это терплю? Я знала Таджа, знала!

Помянув погибшего копа, честного служаку, Тортелли задохнулась.

— Я совершенно не виновата в том, что с ним случилось. Ни капельки! Брала понемножку, и точка. Недаром меня просто разжаловали. Когда все выплыло наружу, я была честной со Службой внутренней безопасности, поэтому отделалась разжалованием. Но я не могла с этим жить, вот почему я сейчас в заднице.

У нее на глазах выступили слезы. Ева видела, как она разрывается между гневом и желанием разрыдаться.

— Думаешь, я виню во всем этом тебя? Ну, да, случается и так — в хорошие дни. А в плохие я видеть себя в зеркале не могу. Я никого не убивала. Не смей меня в это втягивать, не смей снова втравливать в это мою семью!

— Покажи чек из лобби-бара.

Тортелли схватила со стола папку и сунула Еве чек.

— Годится. — Ева отдала ей чек. — Подозрение снято.

— Всего-то пять-шесть тысяч долларов за пару лет, — сказала Тортелли вслед уходящим Еве и Пибоди. — Не больше шести «штук».

Ева оглянулась.

— Твой жетон стоил дороже. — Чтобы больше ничего не говорить, она ускорила шаг.

— Мне ее жалко.

Ева остановилась на лестнице, хотя холод побуждал, наоборот, перейти на бег, и обожгла Пибоди негодующим взглядом.

— Только не сталкивай меня с лестницы! Ты все правильно говорила. Все! Могла бы сказать больше, злее, и все равно осталась бы права. Я жалею ее потому, что она это знает и вынуждена с этим жить.

— Побереги свою жалость.

— Пойми, она была достойна жетона детектива, она бы далеко пошла. А она засунула все коту под хвост ради нескольких тысяч долларов.

— Увеличь сумму минимум вдвое. Она продолжает врать, чтобы оправдаться.

На улице Ева засунула руки поглубже в карманы, чтобы не засветить кому-нибудь промеж глаз. Ее напарница побоев не заслужила.

— Дело не в деньгах. Деньги никогда не стоят на первом месте. Дело в уверенности, что так и надо. На трупе находят деньги — как быть? Или коммуникатор, притом что пульс владельца уже не прощупывается. Зачем он ему? Забираем! Была мощная облава на нелегалов, я тоже в ней участвовала. Под шумок возникал соблазн кое-что урвать и потом загнать. А что, ты надрываешься, рискуешь своей задницей — разве ты не заслужила вознаграждение? Но стоит хоть разок дать слабину, прикарманить что-то с места преступления, залезть убитому в карман — и с тобой покончено. Оттого, что рядом с тобой такие же грязные копы, как ты, ты не станешь чище.

— Ей уже не осуществить свою мечту. Она обменяла ее на деньги. Неважно, сколько их — десятка или десять тысяч. — Пибоди огорченно втянула голову в плечи. — И она это понимает.

Теперь бездомный с губной гармошкой наигрывал бодрую мелодию. Еву удивило, как можно пребывать в приподнятом настроении в такую мерзкую погоду. Она шагнула к бедолаге, запустила руку в карман, где у нее хранилась мелочь на чаевые, не нашарила ничего, кроме 50-долларовоцй купюры, и присела рядом с ним, чтобы он увидел ее жетон, ее глаза.

— Купи себе поесть. Если потащишься в винный за углом, я тебе задницу надеру, понял? Нет! — Она остановила Пибоди, тоже полезшую в карман. — Хватит с него. Лучше отдай мне долг. Не забыла? Ты понял? — повторила она, снова обращаясь к бездомному.

— Спасибо за щедрость. — Он спрятал деньги под одежду.

— Купи еды! — приказала она.

Злясь на себя — с тем же успехом можно было просто сжечь 50 долларов, — она поспешила на стоянку-обдираловку.

— Теперь до получки я на мели, — пробормотала она и расплатилась за стоянку карточкой, чтобы приложить чек к отчету о расходах.

— Пора на обед. Только чтоб недорого.

Остановившись под одним из светофоров, Ева усмехнулась и ткнулась головой в руль.

— А ты была права насчет Тортелли. Коп в четвертом поколении шпионит за женщиной, сожительствующей с мужем сестры! Не иначе, вся эта семейка тонет в грязи. Она думает, что сама бросила тень на семейную традицию. Кому об этом знать, как не ей!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Ты тоже правильно сказала, что ее жетон стоил дороже.

Сигнал светофора поменялся, и Ева поехала дальше.

— Не помню, чтобы мне когда-нибудь хотелось стать еще кем-нибудь — только копом. Когда я очнулась в больнице в Далласе, все было в тумане, я ничего не могла вспомнить. Можно и иначе сказать: все так остро вспоминалось, что больше всего хотелось забыться. Вокруг были копы. Я их боялась: он внушил мне, что они запрут меня в темной дыре с пауками. Но они были внимательны ко мне, как никто. Врачи и сестры тоже обо мне заботились, но я почему-то не считала, что они в силах все исправить, — в отличие от копов. Один из них принес мне плюшевого мишку. Я и забыла! Как я могла такое забыть?

Она покачала головой, выполняя поворот.

— Не помню, чтобы мне хотелось стать кем-нибудь еще — только копом, — повторила она. — Вот и Тортелли, думаю, мечтала стать копом. С той разницей, наверное, что она воображала это своим правом, считала, что вправе носить жетон. Поэтому не ценила его, пока не потеряла.

Не побоявшись нового поиска уличной стоянки и новой невероятно дорогой парковки, они поехали к Хильде Фармер, раньше служившей в 12-м участке. Она обитала на первом этаже дома в нескольких кварталах от офиса поручителя, где работала.

Ева нажала на кнопку звонка и увидела мигание камеры — недешевого прибора охраны. За дверью ойкнули, и Ева, откинув полу пальто, на всякий случай положила руку на рукоятку револьвера.

Сначала долго щелкали замки, потом дверь отворилась.

— Даллас! — воскликнула высокая стройная брюнетка. — Наконец-то! Привет, Пибоди, как поживаете? Заходите!

— Хильда Фармер? — Ева оглядела чистенькую комнатушку, превращенную в офис. Здесь не было громоздкого оборудования, только два компьютера и три экрана на стене. На одном экране красовалась фотография и данные некого Карлоса Монтойи, сурового мужчины с густыми усами и сердитым взглядом.

— Пытаюсь его сцапать, — начала объяснять Фармер, указав на экран. — На нем сломанный позвоночник. Нападение с намерением убить. Избил бейсбольной битой одного беднягу, который не смог полностью вернуть долг. По мне, такого нельзя было отпускать под залог, с другой стороны, я на таких кормлюсь. Садитесь, я сварю кофе. У меня есть ваш любимый сорт для особых случаев.

— Это лишнее.

— Как скажете. Это же с ума сойти: Баствик, Ледо, а потом нападение на фотографа! Болваны-журналисты пытаются связать все это с вами. Я буду рада помочь.

Она указала на стул и сама села на другой.

— Я мало что раскопала, просто два дня занималась другим делом. Вы все про меня знаете. Вы получали мои письма и в курсе готовности с вами работать.

— Вы больше не полицейская.

— Я восхищена тем, как вы обе боретесь с вопиющими проявлениями сексуальных домогательств в Управлении. Мне тоже досталось. Даже мой лейтенант приставал и делал непристойные предложения. «Пойди надавай кое-кому по яйцам» — разве можно приказать такое полицейскому-женщине? От намеков было некуда деваться. А ведь он был еще не худший.

— Подумать только! — пробормотала Ева.

— Вы знаете, как это бывает. Мне нравится моя работа. Если беглый попробует что-нибудь в этом роде, то сразу получит между ног. На полицейской службе себе такого не позволишь. Но я без всяких колебаний пошла бы служить к вам, Даллас. С тех пор как вы взяли к себе Пибоди напарницей, у вас нет помощника.

— Я дам вам мое резюме, — продолжила она, не давая Еве рта открыть. — Поговорите с Чарли. Чарли Кент — поручитель, мой босс. Он ничего, но я работаю дома, чтобы ему в голову не взбрело ничего лишнего.

— Потому что всех остальных приходится опасаться.

Фармер закатила глаза.