Благие намерения - Робертс Нора - Страница 19

— Лучше я урву немного тебя. — Она добралась губами до его подбородка. — А ты — меня.

Их губы встретились. Вот что ей требовалось! Губы к губам. Любовь к любви.

Она замерла, наслаждаясь его теплом, его железным телом.

Теперь ей нужен не сон, а сладостное забытье, путешествие, куда он увлекает ее, не дожидаясь просьб. С ним ей так просто перестать мучиться и обрести радость. Она знает, он не разожмет объятий.

Во сне она бормотала и металась, борясь с кошмарами. Теперь, чувствуя ее дрожь, он стал обнимать ее, сражаясь с ее ознобом.

И вот он дождался ее беззвучного призыва — о любви. Только его любовь может избавить ее от кошмаров.

Успокоительное «Рорк» действеннее любого другого снадобья, оно медленно исцеляет ее поцелуями, гонит плохие сны, холод, страшные тени и слепящий режущий свет.

Его ласки как легчайший пух и одновременно как обжигающие языки пламени. Ее храбрый воин, он всегда скрывает от нее собственные раны.

Она любит его так, что сама себе не верит. Она его избранница, его мускулистый коп — смекалистый, наблюдательный, наделенный сверхчувствительным сердцем.

Она раскрылась для него, снова стала восхитительным цветком с шипами, всегда вызывавшими в нем бурю противоречивых чувств.

Он вошел в нее, и она встретила его вздохом облегчения. Он пробормотал ее имя, она изогнулась, вбирая его в себя. Он нужен ей целиком.

Пока Ева билась под Рорком, радостно приветствуя наступление нового дня, бесполое с виду существо, прикидывавшееся посыльным, торопилось в мрачную, исписанную граффити берлогу в глубине зачумленного квартала, прозванного местными обитателями Квадратом.

Наркоманы всех сортов, люди-привидения и пропащие игроки не слоняются по улицам на зимней заре. Некоторых из них наверняка можно раскопать сейчас под землей, в облюбованном Ледо гадком притоне под названием «Геймтаун».

Обычно Ледо заползал в свою нору до восхода солнца. От «дури» у него сильно село зрение, и теперь бильярдист из него совсем никудышный. Максимум, на что он еще может рассчитывать, — перепихнуться по-быстрому с такой же, как он, пропащей за «траву» или за что-нибудь позабористее. Короче, наркоторговец, в былые времена оскорблявший Еву Даллас, даже нападавший на нее, теперь переживал трудные времена.

Но даже эти трудности теперь грозили смениться для него кое-чем неизмеримо худшим.

Снова коробка, хотя здесь прятаться не от кого. В таких местах обходились без камер безопасности и без считывателей отпечатков пальцев.

Входную дверь даже не удосужились запереть. Парочка спрятавшихся в тамбуре от холода уличных бродяг не шелохнулась, когда через них перешагивала фигура в толстом коричневом пальто.

От них так несло, что правильнее было бы очистить мир и от подобных им. Хотя зачем прекращать их жалкие жизни? В этом нет смысла, так не стяжать славы.

С каждой преодоленной ступенькой росло возбужденное предвкушение нового убийства. Знакомое чувство, само по себе рождавшее удовлетворение.

С этим чувством соседствовало осознание важности самой работы.

Все это подношения Еве, знаки дружбы. Человек, однажды ударивший ее по лицу, наконец-то получит по заслугам.

Прочь сомнения: Ева будет довольна, очень довольна, когда узнает, что общество избавилось наконец от двуногой слякоти по имени Ледо.

Защищать и служить!

Не обращая внимания на вонь мочи и блевотины, убийца ловко вскрыл жалкий замок.

Если Ледо окажется не один, если затащил к себе в постель какую-нибудь наркоманку или уличную торговку собственным телом, тем лучше: подношение получится сдвоенным.

В любом случае в этот раз Ева все увидит и поймет, она пошлет какой-нибудь сигнал в подтверждение того, что ценит преданность своего истинного друга.

Убийца беззвучно проник в убогую дыру и на всякий случай закрыл дверь на засов.

Слева донеслось мерное сопение. Тонкий луч фонарика нашарил Ледо, спавшего в одиночестве на тонком матрасе.

Довольный убийца поставил на пол свою коробку, вынул из кармана пальто шокер и взялся за дело.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Завтракать вместе с Рорком прямо в спальне очень приятно, если не учитывать его выбор блюда — овсянку. Если бы она добралась до автокухни первой, то они ели бы оладьи, но она задержалась в душе и теперь может винить только себя.

Галахад, проявивший к овсянке даже меньше интереса, чем Ева, растянулся на спинке дивана, свесив хвост, и стал таращить двуцветные глаза — уповая, наверное, на волшебное появление бекона.

Смирившись с неизбежным — при большом количестве коричневого сахара, меда и ягод можно уговорить себя, что она ест не овсянку, а что-то более аппетитное, — она пересказала Рорку свой сон.

— Видишь, твое подсознание сообразительнее тебя. Оно понимает, что ты не несешь ответственности за поступки того, кого тянет убивать.

— Я тоже не промах, — сказала она обиженно. — Меня беспокоили другие мысли. Баствик — промежуточное звено, дело не в ней самой. Мы должны проработать все версии, действовать строго по правилам, что и делаем. Но нам не найти ни мстительного партнера, ни оскорбленного брошенного возлюбленного. Хуже того, единственное, что позволит сместить фокус, — это еще одно мертвое тело с таким же обращенным ко мне посланием.

«Баствик права, — мелькнуло у Евы в голове. — Следующего мне не уберечь».

— Убийца — мой друг, — пробормотала она. — Так сказала она.

— Чушь собачья!

— Не скажи. Что такое моя работа, если разобраться? Преследование убийц. Никто никого не убьет — не будет работы. Холодная логика! Возможно, и убийца ею руководствуется.

— Допустим, это холодная логика, — уступил Рорк. — Холодная, но безумная.

— А убийца кто? Все совпадает. Фемида — статуя с завязанными глазами — помирала со смеху. Думаю, это потому, что мы с Баствик знали, как знает любой коп и любой юрист, что Фемида только и делает, что подглядывает из-под своей повязки.

Раз у нее нет выбора, пришлось клевать овсянку.

— Любопытно, — сказал он. Ему хотелось, чтобы ей перестали сниться кошмары. Ей давно требуется здоровый сон. — Ты будешь говорить с женщиной, написавшей тебе? Помнишь, помощница юриста?

— Хилли Деккер? А как же! Утром первым делом проверим ее. Она живет и работает неподалеку от нашего Управления. По пути на службу мы с Пибоди к ней заглянем.

— Это не сдвиг, но все-таки шаги в другую сторону. Сегодня Мира преподнесет тебе новых кандидатов.

— «Кандидаты»! — Ева прыснула. — Кандидаты в лучшие друзья лейтенанта Даллас! Неясно, откуда взялись мои нынешние друзья, но главное требование к ним понятно: психам с тягой к смертоубийству просьба не обращаться.

Она запихнула в себя еще овсянки и поняла, что переборщила.

— Поговори с Соммерсетом, ладно? Прежде чем купишь себе новый континент.

— Обязательно. — Чувствуя ее волнение, он погладил ее по бедру. — У меня намечена встреча с моей собственной прессой. Правда, это последнее, о чем тебе следует беспокоиться.

— Это точно. — Она встала, взяла портупею и надела ее поверх фиолетовой водолазки. — Сейчас я кое-что проверю, — сказала она, спрятав в карман серых брюк полицейский жетон и пристегнув к ремню пряжки подтяжек. — А потом за дело. Еще рано, мы с Пибоди постараемся поймать эту Деккер до того, как она уйдет на работу.

Взяв пиджак, она нахмурилась.

— Это не тот, который я вынула из шкафа.

— Не тот. Зато тот, какой надо.

Пиджак того же серого цвета, что ее брюки, а узкая полоска на нем подходит тоном к водолазке, поэтому она не стала сопротивляться. Потом вдруг прищурилась.

— Я не смахиваю на бухгалтершу?

— Ничего похожего! Хотя лично я ничего не имею против бухгалтерш. — Рорк встал и шагнул к ней. — Ты смахиваешь на хорошо одетого копа.

— Это настоящий — как называются такие штуки? — оксиморон. Исключение — Бакстер. Черт, надо еще поговорить с ним, с Рейнеке и с Дженкинсоном. — Не дождавшись от Рорка реакции на свои слова, она потерла переносицу. — И вообще со всеми. Ничего не поделаешь, неприятные беседы ждут всех до одного.