Тигриный лог (СИ) - "AlmaZa" - Страница 133

Убравшись на кухне и завершив все дела, я отправилась спать, но, проходя мимо библиотеки, заметила свет в окнах. Кому там не спится? Раньше я предположила бы наверняка… Вытянувшись на цыпочках, я поняла, что стою слишком низко, и не могу заглянуть туда. Надо приподняться по лестнице. С какого бы ракурса удобнее заглянуть? Шагнув на несколько ступенек, я всё равно ничего не разглядела. Надо подойти ближе. Интересно, когда мы сидели в библиотеке с Джином… и поцеловались… мог ли кто-то вот так же смотреть? Я встала на площадке и, пройдясь ещё немного, нащупала точку, с которой виднелся тот стол, за которым мы тогда сидели. Сейчас там склонилась голова Хансоля. Ага, всё ищет ответы на вопрос, как удовлетворить себя без женщины? Я огляделась вокруг. Если кто-то заметил, что произошло тогда, то он и рассказал Хенсоку… но кто бы мог быть таким сплетником? Мои друзья бы этого не сделали, другие бы, как минимум, удивились, что парень целуется с парнем, и подняли шумиху. Я надумываю себе лишнего. Никто ничего не видел. Настоятель просто очень умный человек. Или был здесь сам. Одно я могу знать точно: подглядывал не Ходжун. Этот и с двух метров бы нас не различил, чего стоило тогдашнее его появление в бане! Я тронулась с места и вошла в библиотеку. С тех пор, как ушел Джин, я не заходила сюда в позднее время. Хансоль поднял глаза, оторвавшись от книжки.

- А, Хо! Это ты? – и тут же снова вернулся к чтению.

- Что на этот раз изучаешь? – я подошла, но садиться не стала.

- Историю Кореи периода Второй мировой войны, - что-то показалось мне странным в его голосе. Чуть наклонившись, я осторожно заглянула в его лицо, которое он опускал всё ниже, не хотя, чтобы кто-то его увидел.

- Всё в порядке? – обеспокоенно спросила я. Он несмело обернулся ко мне. На его глазах стояли слезы. Они не текли, но тем были болезненнее. Я впервые не видела на лице Хансоля привычной нагловатой ухмылочки и взгляда исподтишка. Что это с ним такое?

- Я бы сказал, что ничего, - он ткнул в раскрытый разворот. – Но дело в этой истории. Это ужасно!

- Боже, ты так впечатлился книгой? – обалдев дальше некуда, я всё-таки опустилась на соседний стул.

- Это… это не то слово! – с распахнутыми глазами, весь горящий изнутри, Хансоль затряс перед собой документальным произведением. – Меня ничто так никогда за душу не брало…

- Я… - «думала, что тантры тебя вдохновляют больше», но не стала ёрничать в такой момент откровения. Если парня пробрало до слез, то неуместно вспоминать о разврате и сексе. – Что именно там пишут?

- Мастер Ли посоветовал отдельные главы, - хлюпнув по-мужски носом, он протер внешние уголки глаз тыльной стороной ладони. – О чонсиндэ*, о том, что с ними делали, как они погибали… - Хансоль задрожал, переводя дыхание. – Почти полторы сотни тысяч женщин и девушек! Господи, да что ж за зверства! - отодвинув книжку, он уперся лбом в руки. – Воины Тигриного были мобилизованы во время войны… они клали свои жизни, чтобы спасать не только родину, но и женщин от подобной участи… тут говорится об этом, как погибло несколько десятков наших монахов, - он так тепло произнес «наших», что я поняла: процесс самоидентификации завершился. – Я… я читаю про это и сам хочу быть там, убивать этих негодяев, которые использовали тысячи несчастных на тяжелых работах, а потом ещё и насиловали! – мне казалось, что он сейчас начнет кулаки кусать, но парень держался. – Я бы их на куски резал. Как можно?! – Хансоль воззрился на меня, словно ища ответа. Я не знала, как так можно. Я тоже девочка, и мне чужда агрессия, похоть… ну, то есть не совсем, но в масштабах мужчин – чужды. – Я второй день пытаюсь дочитать, но духу не хватает. Тяжело, - мы замолчали, уставившись на строчки-буквы на чуть пожелтевших листках. Зачем мастер Ли сунул именно это Хансолю? Что за катарсис? – Знаешь, я даже о желании потрахаться забыл, - тотчас выдал он мне разгадку тайных замыслов учителя. – Я просто не могу думать о девушках, как об исключительно сексуальных объектах, после такого… автор, гад, как будто смаковал все эти изуверства. Зачем так подробно писать? Я хотел узнать судьбу наших воинов-защитников, а тут всеми кошмарами наружу… я боюсь, что пойду спать, и мне это всё приснится.

- Я не знал, что ты такой впечатлительный, - силилась улыбнуться я, но Хансоль даже не смотрел на меня. У него перед глазами всё ещё бегали сцены войны, с её неотвратимыми последствиями и побочными эффектами.

- Да я и сам не думал… бедные девчонки, - задумавшись, он упер локоть в стол и опер щеку на край ладони. – А ведь в мире повсюду происходит подобное. Пусть не в таких размахах, как в те годы… но сколько тварей на свете, а? И всё просто потому, что нам – мужикам, - хочется куда-то всунуть свой хер… жесть. Вот мы говнюки.

- Мда, - только и выдала я.

- Ты тоже, между прочим, - вспомнил обо мне Хансоль и осуждающе на меня покосился. – Небось непозволительные мыслишки-то посещают голову?

- Я…

- Меня вот посещали, до вчерашнего дня, - юноша захлопнул книжку и стукнул по ней. – Будь она неладна! Хватит на сегодня, пора идти спать.

- Хансоль, а как ты оказался в монастыре? – поинтересовалась я. Мне то и дело казалось, что есть в нем что-то подловатое, низменное, но после данной картины, всё плохое, что казалось относительно него, улетучилось.

- Я? – молодой человек пожал плечами. – Да меня знакомый коп поймал с поличным, когда я обчистил одного мужика. Он мне сказал, если ещё раз меня увидит, то посадит за решетку. Пожалел. А как мне было прокормиться, если не воровать? Я спросил его, что ж мне делать, чтобы не попадаться ему больше? Он отправил меня сюда. Вернее, посоветовал, я и поехал.

- Но почему ты воровал? – специализация, в которой он сознался, объясняла мне его вечно настороженный взгляд, вечную осанку «на шухере» и жульнические повадки, движения рук. – Почему ты не устроился на нормальную работу?

- А куда возьмут без образования-то? – Хансоль непринужденно хмыкнул. Его уже не расстраивало прошлое, и он говорил о нем без сожалений. – Мне четырнадцать лет было, когда мать вышла замуж второй раз. Отец умер рано, а отчиму я не нравился. Мы с ним всё время тявкались, ну он и сказал ей, либо я, либо этот молокосос. Она меня на улицу и выперла. Мне как-то не хотелось идти к родне какой-нибудь, да и свобода в какой-то мере даже понравилась. Никто не загоняет спать, когда поздно, никто не контролирует. Я познакомился с другими беспризорниками, хулиганами всякими. Школу, естественно, бросил. Ну, а как ещё было находить деньги, если ничего не умеешь и работать не хочешь? Я стал карманником, - Хансоль передернул плечами. – А годы утекли, как сквозь песок вода. Время потеряно, никуда уже не поступишь, не устроишься, даже если передумал и решил начать заново… вернее, можно бы было постараться, но разве хочется? Я и продолжал красть, да воровать. Вот и попался. Я не горжусь, что так жил. Но и не жалею. Весело было, - вспомнив о чем-то, возможно, о передрягах, в которые попадал вместе с дворовыми друзьями, или о каких-нибудь девчонках, которым потом покупал подарки на ворованные деньги, Хансоль приятно улыбнулся. – Но сейчас лучше, - он посмотрел на меня. – Ну, а ты?

- А я… - начал было говорить мой язык, но мозг пошел другим путем. Он сказал мне «братьям врать нехорошо», и это был вкрадчивый и мелодичный голос Лео. – А я девушка, Хансоль. – он непонимающе уставился на моё лицо. Ждал дополнений, объяснений. Я замолкла.